Мы поселились в этом доме сразу после войны. Меня часто посылали к дворнику в подвал. Он работал еще истопником. В подвале была котельная, она отапливала 16 квартир 4-х этажного дома. Дворник жил рядом с котельной в подвальной комнатке. Он попивал, и частенько забывал затопить с утра. Я должен был спросить, когда у нас будет тепло. Посылали меня, потому что он хорошо относился к детям. У него семья погибла во время войны. Он тут же кое-как вставал, и говорил — muidugi, muidugi… что по-эстонски значит — «конечно…»
На стене висела картина. Мама говорила, копия знаменитой работы немецкого художника, фамилию я, конечно, забыл. Картина была сильно подпорчена влагой, краска отставала большими кусками. Видимо дворник нашел ее в развалинах.
Когда я начал писать картины, то мне пришло в голову написать ТУ картину. Какой я видел ее в полутемной комнате дворника. Зачем это было нужно, не могу объяснить, но я очень хотел. И даже был должен. Потому что ужасно такой вещи пропадать бесследно. Мысль может и наивная, но правильная, я думаю. В эту вещь вложена частица жизни, она живая.
И я написал ее. Как сумел, как вспомнил. Помню чувство, когда закончил. Спокойствие. Я замкнул еще одну связь.
В жизни все связи должны замкнуться. Тогда она сама становится творческой вещью. Жизнь — творческая вещь, как книга, картина. Когда все замкнется, жизнь-вещь выпадет из общего времени. Зато в ней появятся свои — и время, и пространство. Это вера, если хотите. И все.