Бывают дни, когда ничего хорошего не происходит, одна дрянь.
С утра. Соседского кота отвозил домой на восьмой этаж. Сам не пробьется, доходит раз в два дня, а хозяевам и горя мало. И я, если вижу, что он на первых этажах мается, беру и везу на лифте наверх. А тут попалась тетка, их соседка, говорит, -«зачем Вы его везете, он нам не нужен!» Я молчу, у меня свои дела. Она продолжает, и продолжает… Совсем надоела коту, так и рвется спрыгнуть, на первой остановке убежать вниз… Я говорю женщине — «помолчите, я с Вами не разговариваю». Она испугалась, замолчала.
Отвез. Так день начался.
Пропал большой рыжий пес, которого мы зимой спасли, отогревали у себя в подъезде. Говорят, отлова не было, но эти сволочи из мэрии… приспособились тихой сапой, убивают помаленьку по утрам. Искал. Шестой день Рыжего нет.
Потом еще, и еще… и так до вечера. И работа неприятная попалась, трудный перевод. О книге думал, и напрасно — слов много, а стержня нет, а пока не будет, писать бесполезно… то, сё… зачем бумагу загрязнять ежедневной суетой?.. Значит, ждать, опять ждать…
А спать? Значит сдаться, признать поражение дня. Ну уж, не-ет…
В таких случаях нужно обязательно вспомнить что-то хорошее, даже если сделать новое уже не в силах. Есть у меня одна картинка, которая ни по каким законам получиться не могла. Пастель на черной грубой бумаге. Набросок, в сущности, небрежный и случайный, ничего особенного нет в нем. Почти беспредметная живопись, а почему-то греет. Ничего к нему не прибавить, не убавить, и так он существует много лет.
В такие дни, и вечера, и ночи я его обязательно ставлю — в Перископ, или в ЖЖ, или еще куда-нибудь… или просто повешу перед собой. Пусть со мной до завтра побудет. А потом можно и убрать, когда рассвет.
Есть картинки, которые помогают жить, и выжить.
Нас окружает тьма избитых истин и хитрож..х извините людей. Есть такие. Только они-то думают, что правильные, и жизнь их вотчина. Проходят годы — их жрут черви… как всех. А картинки — остаются… как ни странно…
Скоро два. Выпьем рюмочку на ночь. Есть у меня петух смешной, рыжий. Если его прижать слегка, он трижды хрипло кукарекнет. Поздновато для петуха. Или рано? Пусть!
Картинка, рюмочка, петух. А Рыжий пес, может, идет домой… Или к своим отправился, не придет. Он немало прожил, по людским меркам, ему как мне было, не меньше. Не нужно обличать, мстить — нужно забывать. Для этих — «хозяев жизни» — ничего хуже забвения не придумаешь.
И в каждой жизни есть свой предел, это надо понять. Но сколько дано, освоить нужно.
