………………………………
Когда я смотрю на несколько простых предметов, расположенных… или разбросанных… или еще каким-то образом они оказались вместе, ((а они все-таки — все-таки вместе))… то чем дольше смотрю, тем острей чувствую, что мне не хватает воздуха, и еще чего-то, чтобы дотянуться — хотя бы кончиками пальцев… Это тягостное чувство пожирает нервы, писать натюрморты очень нервное занятие, я думаю. Вдруг становится ясно, как важно…
Что каждый предмет занимает в пространстве место, которое уже не может быть занято другим предметом. Мысль только кажется идиотической, она — основополагающая: пока мы живы, наше место никто занять не может, когда умираем — прорастаем травой, землей… Напряжение между вещами, по мере нашего вникания в суть, все нарастает… Где свобода? Нет свободы, есть только силовые поля, связи вещей. И если даже иногда лежат, стоят спокойно, вальяжно, раскидисто… все равно! — никогда не забывая о соседе… друге или враге -неважно: есть вещи важней дружбы или вражды — отталкивание, притяжение, прорастание, укорененность.
При видимом спокойствии, здесь все напряжено и проникнуто взаимным отрицанием. Трагедия спички. Предательство карандаша. Но ТАК — возможно, важно, чтобы не было — без-раз-личия. И в этом отношении натюрморт — модель любой совокупности особей, в том числе, человеческих.