ПРЕДЧУВСТВИЕ БЕДЫ


……………………………
Дизайнер я весьма посредственный, и от недостатка образования, и от коренного нежелания художника использовать полезные приемы дизайна книги — проходящие через всю ее структуру объединяющие элементы, разные отчеркивания, подчеркивания, рамки и рамочки, завитушки и все такое. Шрифты, конечно. Мне даже рамку к картине сделать трудно, а «высшим шиком» кажется, когда на пространстве прямоугольника — холста, обложки книги — все содержимое висит свободно, ничем искусственно не поддерживаемое, не обведенное, отчеркнутое-подчеркнутое, — но железно связанное внутренними связями. То есть, как строится картина. А книга, это другая геометрия, она разворачивается не сразу, а постранично, и оттого лежащие на поверхности видимые связи, которых для картины достаточно, в книге теряются в ее глубине — забываются: их приходится напоминать читателю на каждом развороте. Повторы! Знаю, но не люблю, не нравится.
Скорей всего, это у меня не додумано, и вот почему: повторы охотно использую в тексте, в прозе. Но там вижу серьезное обоснование — видимая сторона текста (как он смотрится) — важна (важна, важна!), но не столь важна, как при конструировании книги, а повторы в тексте, ритмическая игра и смысловая вязь, имеют гораздо больше смысла для выразительности вещи=текста. Хотя, вполне возможно, что и в книге все это есть, просто я недостаточно понимаю. «Душа текста» и «душа книги». Насчет повторов в картине я знаю больше, крупномасштабные опасны: как только вылезают на поверхность, тут же превращают зрителя в Буриданова осла 🙂 Хотя все строится на цветовых повторах. Но видимо, это игра более мелких элементов (Сезанн, где ты?!), направленная — НАОБОРОТ! — на то, чтобы глаз «хватал» всю картину, как ЦЕЛЬНОСТЬ
Во всяком случае, меня учили, что картина не должна состоять из большого числа крупных кусков, ну, два-три, иначе «разваливается». В пейзаже это «небо-земля»…
Вообще все объединяется КРУПНО — группы людей, сообщество предметов. Примером гениального объединения для меня является картина Рубенса «Охота», где крокодил существует и как цельная личность, и в то же время, его хвост входит в одну крупную общность пятен, а голова в другую (к примеру, точно не помню), и эти несколько крупных пятен объединены в большие ДВа — светлое и темное, и это объединение важней и решительней служит глазу воспринимающему, чем вся отдельно взятая возня и суета — копья, кони, крокодил и бегемот, и даже задник(и он играет незапасным игроком).
Опять Тициан со своей «гроздью винограда»!
Миллион лет для человеческого глаза — ерунда, наскальные рисунки построены абсолютно, с нашей сегодняшней точки зрения, правильно. Мы можем только — или безмерно усложнять видимый антураж, (десятки и сотни персонажей Босха или Эль Греко), или до примитива упрощать, как черный квадрат Малевича, но не вылезать за рамки физиологии восприятия цельной вещи. Разумеется, время от времени смельчаки «рвут» вещь на части». НО. Даже гениальный и смелый Пикассо в картине «Сын в костюме Пьеро» продемонстрировал пределы, дальше которых смелость оборачивается слабостью и поражением: он объединил белой фигуркой противоречащие части.
В периоды смятений и переломов, культуру постоянно испытывают «на разрыв», но неизменно наталкиваются на несокрушимую преграду, за которой только поражение — на особенности физиологии восприятия, которые гораздо устойчивей, чем все наши временные потрясения и распады
(ИМХО, конечно, ИМХО :-))))