ПОВЕСТЬ «ОСТРОВ» (продолжение, глава шестая, 3 )

……………………………………………

3.
Что-то меня настораживало в этом деле. Я думаю, размах работы поразил, уж очень много было стекла… Осталось полторы полки, я решил сделать перерыв, осмотреться, что за помещение, и вообще… что-то меня смущало…
И, стоя рядом со столом, я, наконец, повнимательней огляделся.
Место Халфина, вот где я оказался. Его кусок пространства, можно сказать, вселенной, а я вперся своими сапогами. Он здесь работал и, похоже, нередко ночевал на рабочем месте. В дальнем углу старый диванчик, на нем рыжее выцветшее одеяло, вместо подушки плотно свернутая куртка, я видел, он в ней как-то возвращался из колхоза… сапоги, на плече лопата… Лицо… Кто-то из девок сказал тогда – «нездешнее лицо», и еще «он как Блок Александр, такие глаза…» Иногда дуры попадают в сердцевину. Он шел и нес свое лицо через серый дождик, нес на высоте…
Рядом с топчанчиком стул, на нем большая темно-коричневая кружка из толстого фаянса, в ней остатки чая, рыжего от крепости, выпавшего в осадок. Говорили, он заваривает полпачки на кружку, так оно и было. О нем много знали, городок маленький, студенты, преподаватели, а он здесь давно. О себе говорить не любил, но за годы, конечно, накопилось, и тем, кому интересно, ничего не стоило узнать. Девушки старались, а мы узнавали от них.
Он воевал, последние два года, в этих местах ранили, в Прибалтике, остался после лечения, учился в Университете, начал работать здесь, на кафедре. До войны семья его, родители, жили в городишке под Курском, и все погибли, все, он и не вернулся туда.
Я был наблюдательным, «у тебя глаз хороший», он как-то сказал мне, а потом, едва улыбнувшись, добавил — «внимательности маловато…» Вот и я говорю, замечал, а не видел, к своим выводам пришел через годы, когда стал думать о том, что заметил. О Халфине много думал. Он был странный, конечно, человек. Думаю, изначально домашний, очень привязанный к родным, к семье. И не сумел пережить их гибель, один остался. Как ребенок, которого ударили по ногам, иногда перестает расти, так и он, только в другом, внутреннем смысле, остановился — не стал взрослым человеком. У него не было никаких жизненных целей, простых задач, обычно возникающих при взрослении: добиться успеха, окружить себя семьей, построить дом, наладить жизнь, чтобы полегче, веселей стало… Я не говорю – деньги, какие тогда деньги!.. но просто ничто его не привлекало — ни еда, ни одежда, ни еще что-то… Когда-то дали общежитие, студенту, он до сих пор и жил там, среди неустроенности, ночного веселья… правда, в своей угловой комнатке, но похожей на щель, четыре метра… кухня общая, в конце огромного коридора… Никогда не жаловался, не требовал, ему было все равно. Пил, но не больше других, и Алим пил, и вся кафедра, спирта – море. Женщины? Тоже странно, к нему словно липли, он не возражал, но никакого азарта, пыла, даже оживления, тем более, напора… одни уходили, приходили другие… он как бы плыл, опустив руки, плыл…
Он был неряшлив и расхлябан в жизни, ходил по комнате как по лесу, словно не понимая разницы… иногда казалось, сейчас плюнет на пол, или отойдет в угол, расстегнет штаны… Что поделаешь, так казалось. Алимов морщился – «свинарник развел…», но терпел, потому что знал: пять занятий подряд – зови Халфина, картошку собирать в дождь – опять Халфин… А вот за работой… другой совсем. Обычные его движения медленные, рассеянные, а здесь – быстро, изящно, точно, не выпуская папиросы изо рта…
Как-то я пытался справиться с руками, в одной пинцет, в другой пипетка… третьей не хватало!.. Он молча наблюдал, потом говорит:
— Ч-что ты вцепился… Д-держи легче. П-плечо опусти. Кисть поверни… В-в-от так.
Н-не борись.
Н-никогда. Н-не борись ни с кк-ем.
И слегка улыбнулся, не глядя на меня, – в воздух, в угол.
………………………
Еще осенью, в начале года, центрифугу привезли, несгораемый ящик, метр на полтора, и в высоту метр, ни ручек, ни колес, родной чугун… Радость безмерная, таких было две на факультет. Привезли и уехали, а ведь пятый этаж, а она как два рояля…
— Аспиранты — к детям, — Алим говорит, — учебный процесс не разрешаю прерывать.
Дети это студенты, аспирантов у Алима куча, и вот они испарились, а мы впряглись, поволокли. Я почему-то всегда попадался. «помоги…» — и как дурак бегу… Впереди «трое гнедых», как Алим распорядился, хотя гнедой один, Филя-лаборант, могучий парень, слегка недоразвитый, молчаливый, по бокам от него мы с Халфиным, он шатен, я белесый, сам не заметил, когда начал седеть… с боков случайные люди, шофер да вахтер, привлеченные ректификатом, а сзади сам Алим да Ефим Гольдберг, тоже лаборант, бывший физик, средних лет диссидент-отказник, секретный до гробовой доски. Алим подобрал, «в лаборанты сгодится, но к детям приказали не подпускать…».
Мы с Халфиным одного роста оказались, и немного похожи, оба худощавые и остроносые. Кое-как дотащили, потом праздник, спирт рекой, атмосфера единения, обман, конечно, иллюзия, но приятно. А я в тот день, перед стипендией, не позавтракал, гулкие стали голоса, лица отдаляются, пространство выросло, а кожа на лице бесчувственная, чужая… Халфин посмотрел на меня и говорит:
— П-пройдемся. Н-надоели они мне. Все.
В конце коридора окно и выход на балкончик, висит над деревьями, дальше спуск к реке, за ней в серой дымке поля… Мы в хорошем месте жили, и жизнь, при всей ущербности, была устойчива, спокойна.
— Сложи руки на груди, — он говорит. Я удивился, но сложил. Он внимательно посмотрел на меня — «ты левша», — говорит. Опять я удивился, он не мог это знать, меня с пеленок переучивали, и успешно, я прицеливался, как полагается, и ел правой, и все такое…
-И еще, переплети пальцы… вот так… — и показал.
Почему нет, пожалуйста… Я думал, он меня отвлекает, чтобы я вовсе не поплыл, иногда помогает, сосредоточишься не чем-то важном, тем временем спирт испаряется, и понемногу трезвеешь. А он посмотрел на пальцы, нахмурился, ничего не сказал. Мы постояли, мир казался морем, легкая зыбь по кронам, по дороге, реке, полям, словно нарисовано на бумаге все, или тонком холсте…
Наверное, и ему так казалось, потому что он повернулся ко мне, и говорит:
— Ты не думал, что это у нас внутри, все-все… Такое хитрое пространство, особая геометрия, что ли, и ты, как сгусток мира, его нервное окончание… Ну, такой пузырь, островок… остров, а на самом деле часть?..
Слишком серьезно для двух пьяных людей. А для меня и вообще…
Мы постояли и вернулись. Вспомнилось почему-то…
…………………………………
И еще. Смотрел, смотрел, как я над микроскопом кручусь, и говорит:
— Левый глаз береги, он тебе еще пригодится…
Через двадцать лет вспомнил его, когда очки примерял…
………………………….
Как-то он принимал зачет. Этих зачетов была куча, по всем тканям, каждую неделю какой-нибудь опрос, Алим шутить не любил. Халфин скучал, зевал, смотрел в окно, и девки наши этим бессовестно пользовались. Он послушал меня, махнул рукой, достаточно, говорит. Сидит, молчит, и я сижу…
— Слушай, ты хочешь быть врачом, почему?
Я пожал плечами, интересная работа, говорю. И все-таки помогаешь… иногда.
Он говорит, да, это можно понять. А потом спрашивает?
— А себе можно помочь, себе, как ты думаешь?..
Что за вопрос, я так и не понял, но ответа он, точно, не ждал. Помолчал, говорит, пригласи следующего… или следующую, кто у вас там еще?..
…………………………………………
Какие-то мелочи вспоминаются, и правильно, в сущности я его не знал, и разговоров-то было два-три, разве что на общие темы, перед всей группой, так что никакого личного знакомства, можно сказать…
А в его комнату… Алим привел, говорит, прибери мусор, и вот я здесь.
……………………………………………

Автор: DM

Дан Маркович родился 9 октября 1940 года в Таллине. По первой специальности — биохимик, энзимолог. С середины 70-х годов - художник, автор нескольких сот картин, множества рисунков. Около 20 персональных выставок живописи, графики и фотонатюрмортов. Активно работает в Интернете, создатель (в 1997 г.) литературно-художественного альманаха “Перископ” . Писать прозу начал в 80-е годы. Автор четырех сборников коротких рассказов, эссе, миниатюр (“Здравствуй, муха!”, 1991; “Мамзер”, 1994; “Махнуть хвостом!”, 2008; “Кукисы”, 2010), 11 повестей (“ЛЧК”, “Перебежчик”, “Ант”, “Паоло и Рем”, “Остров”, “Жасмин”, “Белый карлик”, “Предчувствие беды”, “Последний дом”, “Следы у моря”, “Немо”), романа “Vis vitalis”, автобиографического исследования “Монолог о пути”. Лауреат нескольких литературных конкурсов, номинант "Русского Букера 2007". Печатался в журналах "Новый мир", “Нева”, “Крещатик”, “Наша улица” и других. ...................................................................................... .......................................................................................................................................... Dan Markovich was born on the 9th of October 1940, in Tallinn. For many years his occupation was research in biochemistry, the enzyme studies. Since the middle of the 1970ies he turned to painting, and by now is the author of several hundreds of paintings, and a great number of drawings. He had about 20 solo exhibitions, displaying his paintings, drawings, and photo still-lifes. He is an active web-user, and in 1997 started his “Literature and Arts Almanac Periscope”. In the 1980ies he began to write. He has four books of short stories, essays and miniature sketches (“Hello, Fly!” 1991; “Mamzer” 1994; “By the Sweep of the Tail!” 2008; “The Cookies Book” 2010), he wrote eleven short novels (“LBC”, “The Turncoat”, “Ant”, “Paolo and Rem”, “White Dwarf”, “The Island”, “Jasmine”, “The Last Home”, “Footprints on the Seashore”, “Nemo”), one novel “Vis Vitalis”, and an autobiographical study “The Monologue”. He won several literary awards. Some of his works were published by literary magazines “Novy Mir”, “Neva”, “Kreshchatyk”, “Our Street”, and others. Посмотреть все записи автора DM