На столе. Откуда взялся «задник», не могу сказать, не помню, не знаю. Он показался мне интересным, но слишком уж абстрактным, и я немного изменил его в сторону «узнаваемости». Не люблю совсем абстрактные изображения, в них нет того, что Пикассо называл «драмой». Поэтому из наследия Кандинского мне интересней всего переходный период, когда детальная «предметность» уже разрушалась, но сохранялось иллюзия узнаваемости, без нее все-таки тупик, тупичок, которыми славен двадцатый век, и пусть себе славен, а мы будем на грани. Когда-то в разговоре со А.Е.С. мне пришли в голову три слова, которые выражали мое отношение к картинке, разумеется, только идеал, до которого всегда далеко, но все-таки — направление усилий, что ли… ЦЕЛЬНОСТЬ, ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТЬ, ЛАКОНИЧНОСТЬ. Почти ничего добавить не мог много лет, да и вообще, когда рисуешь или пишешь, конечная цель неясна, все делается по логике самой вещи. Теперь, наверное, могу прибавить еще три слова, тоже из идеальных соображений, и тоже направление усилий, попыток… ТОЧНОСТЬ, РАВНОВЕСИЕ, МЕРА. Все эти шесть слов уводят художника(писателя, артиста) в сторону от широкого и массового читателя-зрителя, поскольку его в этих словах не предусмотрено, смайл. Но на двух стульях не усидишь. Похожие вещи наблюдаются при цифровой обработке картинок, фотографий. Можно идти в сторону художественной переработки, которая в сущности та же работа художника, что на бумаге и холсте, а можно двинуться в сторону… ну, скажем, рекламного дизайна, и тоже не совместимые стремления. Да, если за рекламу берется такой человек как Тулуз Лотрек, то получается художественно всегда, но мало кто может сравниться с ним.
……………………………….
Снег, снег… Скамейка утонула в снегу…
…………………………………
Вид из кухонного окна. За этими домами город кончается.
…………………………………
Эх, дороги…
……………………………..
Эта и далее — из цикла «Сухие травы» О траве много в повести «Остров», например, это:
«Я наблюдаю за людьми, и веду разговоры, которые кажутся простыми, а на самом деле сложны и не всегда интересны, ведь куда интересней наблюдать закат или как шевелится и вздыхает трава. Но от людей зависит, где я буду ночевать. Листья не подскажут, трава молчит, и я молчу с ними, мне хорошо, потому что есть еще на свете что-то вечное, или почти вечное, так мне говорил отец, я это помню всегда. Если сравнить мою жизнь с жизнью бабочки или муравья, или даже кота, то я могу считаться вечным, ведь через меня проходят многие поколения этих существ, все они были. Если я знаю о них один, то это всегда печально. То, что отразилось хотя бы в двух парах глаз, уже не в единственном числе. То, что не в единственном числе, хоть и не вечно, но дольше живет. Но теперь я все меньше в это верю, на людей мало надежды, отражаться в их глазах немногим важней, чем смотреть на свое отражение в воде. Важней смотреть на листья и траву, пусть они не видят, не знают меня, главное, что после меня останется что-то вечное, или почти вечное…
…………………
И я все чего-то добивался от отца, стараясь пробиться сквозь оболочку горечи и страха, все эти его «нигде, ничто не останется…»
Он долго не отвечал, потом поднял на меня глаза, и я увидел, как белки возвращаются из глубины, из темноты, куда опустились… заполняют глазницы, угловатые дыры в черепе, обтянутом желтоватой износившейся кожей… цвет взятый природой из старых голландских работ, где впаяны в грунт тяжелые свинцовые белила…
– Останутся – листья, вот!
Он выкрикнул, и мгновение подумав, или просто замерев, потому что вряд ли ему нужно было думать, высказал то, что давно знал:
– И трава. И еще стволы деревьев, хотя им гораздо трудней, они уязвимы.
…………………….
И теперь я вслед за ним повторяю, уверенно и решительно. И от меня останется, да – трава. И листья, и стволы деревьев. Я бы, подумав, добавил еще – небо, потому что знаю, каким оно было в два момента… нет, три, которых никто, кроме меня не видел, не заметил на земле, а они были… но не запомнил их настолько глубоко и остро, чтобы не думая выкрикнуть первым заветным словом. То, что говоришь, подумав, ложно или случайно, и не имеет значения. Трава бездумна, ни шума ни крика, она везде, преодолевая, не пренебрегая трещинами, шрамами земли, и пирамидами, бесшумно поглощает, побеждает, не сопротивляясь, всегда… И я, как он, уйду в траву, в листья, они живы вечно, хотя их жгут, разносит ветер, сбивает в грязь дождь – неистребимы они. »
……………………………………
………………………………….
……………………………..
