26. Все еще тепло…

Каждая ночь уступает полградуса зиме, а день отвоевывает четверть. Время топчется на месте перед стремительным скачком. Хрюша что-то объясняет, спотыкаясь и захлебываясь от впечатлений. Я слушаю его вполуха, свои дела беспокоят. Как долго мне топтаться у порога?..
Невнимательность мать ошибок и неудач. Я был наказан. Протянул Максу мясо, он с рычанием выбил из рук, нанизал на клык, стал рвать и судорожно глотать, давясь от жадности. И тут я сделал человеческую ошибку, непростительную для кота. Протянул ему еще кусок. Он то ли посчитал, что хочу отнять первый, то ли углядел второй и жадность разгорелась… Так хватанул по руке, что я долго возился с кровью, прежде чем унял. Но ничего не сказал ему, сам дурак.
Сегодня Люська, Макс и Хрюша бежали впереди меня, а навстречу дура-болонка с настоящей истерикой. Мои молодцы не дрогнув пробежали мимо. Дома праздник — соседка выставила угощение, кашу со свиными корочками. Я пошел за остальными, порадовать едой. В подвальном окне развалился Стив, посмотрел на меня и отвернулся. Пожалеешь, гордец!.. На ступеньках перед подвалом мертвая крыса. Поработали наши кошки… Спускаюсь в подвал.
Сколько раз я придумывал себе жилище здесь!.. Отграничиться, уединиться, найти покой! Подальше, подальше от людей! Но без тепла не выжить… Вот и Клаус. На пути труб с горячей водой утолщения — как бочонки, сверху покрытые деревянными крышками. На такой крышке, на высоте моей головы сидит кот, греет брюхо, его не сразу заметишь в полумраке. Легко и бесшумно соскальзывает вниз, несмотря на возраст, живот и поломанную спину. Он ведет себя бессовестным образом, идет и не идет, то и дело останавливается, чтобы понюхать угол или полизать лапу… Значит, где-то поел, наверное, на той стороне. Туда есть разные пути — через сугробы зимой, через ручейки и болотца, по топкой грязи весной и осенью. Но есть один путь, доступный не всем, это высший пилотаж. Бревно на высоте пяти метров перекинуто через самое глубокое место, по нему ходят только старые и опытные.
Когда спрашивают — вы любите их? — я пожимаю плечами. При чем здесь любовь, не в ней вовсе дело. Неуместное, мизерное слово — любовь. Любишь ли ты собственную руку? Просто это часть меня — моя рука. Вот и эти звери — я с ними в едином потоке, нас не разделить. Это и есть укорененность, словечко, подаренное мне странным человеком, холодильщиком трупов. Укорененность — и врастание… Все получилось само собой, незаметно для меня — коты оказались рядом, они голодали, я им помогал… И постепенно вовлекался в их жизнь, дела, оказался окруженным этой сворой, опутан их дрязгами, руганью, по горло в их говне, крови, любви, ненависти, верности, самоотверженности… Наши пути сошлись, и я сменил один мир на другой. Одни уходят, появляются другие — беспомощные, отчаянные, обреченные… Разные. Была недавно одна растрепанная кошка…

27. Одна растрепа…

Откуда-то возникла в нашем подвале, ходячий скелет, глаза гнойными пузырями, совсем слепая. Промыл глаза, оказалось — видят, и такие живые, яркие, желтые… Приду, позову — вырывается из темноты, скачет радостно навстречу, кусочек тени, кусочек света… Сначала крутится вокруг меня, ластится… даже не ела, только поговори с ней. А у самой вместо живота яма, из спины шипами позвонки торчат… Потом начинала есть. Ее отгоняли все от мисок, звери жестоки, как люди, не любят слабых, больных и некрасивых… Постепенно отошла, стала выглядывать из подвального окошка, а то и пробежится неровным галопом вокруг дома. Красивая шерсть у нее была, желтая с тигровыми полосками, но страшно запущена, сбита в каменные клочья. Я понемногу вычесал и выстриг то, с чем сама не справилась бы… Она стала смелей, ее признал подвальный народ, разрешил доедать за всеми…
И вдруг исчезла. Как появилась, так и не стало. Вхожу в душную темноту, окружен запахами тухлой воды, ржавого железа, гнилой земли, кошачьей мочи… Зову — и нет ее. Убили? Ушла, окрепнув, домой? Хочу думать, что ушла. Как она ждала меня — целыми днями… Она вошла в мою жизнь, это и есть врастание, оно сильней любви.

28. Пошло — поехало…

Мы живем на большом холме. Под холмом река, на холме город, за городом овраг. Вдали от города два дома — десятый и девятый, это наши. То, что за ними, кругом них, теряется в тумане, мраке, сне, мне там не интересно. Здесь мой мир, и друзья. Перед нами зима, она угрожает нам. Время это течение, иногда оно сбивает с ног. Дождь, ветер мечет листья — пошло, поехало, не остановишь, покатится в темень… пока не выпадет первый снег, и мир осветится холодным, неживым светом… Хрюша на балконе с надрывом вопит, подбадривает себя, ждет необычных встреч. «Хрюша, что ты?» Он на миг стихает, потом снова, еще решительней и громче… Макс пробежал полдороги по лестнице и наткнулся на меня. Я уже шел искать его, вижу — лохматый парень, горбом спина, втянутая шея… норовит проскочить, не поднимая глаз… Плохие, опасные привычки, смотри врагу в глаза, дружок! Позвал его, он рванулся убегать. Наконец, понял, откуда знакомый звук, глянул выше ног, успокоился, пошел за мной. Никак не освоит путь на балкон.
Как ему страшно было… Я не просто подумал это — кожа похолодела, каждый волосок поднялся дыбом. Люди! Огромные злобные существа, они могут все! Как жить такому малышу и недотепе?.. Дал мягкого хлеба, он зачавкал, с натугой проглотил и тут же бросился отнимать у кошек. Алиса отдала безропотно, как своему котенку. Сколько их было у нее, черных, рыжих, серых… Я не стал его укорять, смотрел на сгорбленную спину, и чувствовал комок в горле, будто подавился хлебной коркой.
Я слышу — удар, загремела жесть на балконе. Кто-то к нам идет.

29. Макс сидит на козырьке…

Погода шагнет и остановится, снова шагнет, и задумается… Даже птицы раздумали сбиваться в стаи, медлят, ждут. Но упавшие листья понемногу чернеют, тают… Со мною Макс и Люська. Хрюша, ворча, вылезает из подвала. Что не так, Хрюша? Вчера утром меня не было, он укоряет за невнимание. Макс поел и вылез на козырек, ветер шевелит его лохматый воротник. Он ждет, когда уйдет женщина, что прочищает мусоропровод железной палкой. Баба эта страшна, но полезна — оставляет дверь мусоропровода открытой, идет к соседнему дому, открывать и прочищать. Надо дождаться, пока уйдет… Макс сожрал миску каши с рыбой, но в мусор все равно тянет, там попадается интересная еда. Он нетерпеливо смотрит вниз, клык торчит из полуприкрытого рта, блестит, тянется по ветру вязкая слюна. Хорошо, что его челюсть не видно с высоты человеческого взгляда, а то поддали бы еще… Люди обожают красивых причесанных зверюшек и сладкие истории про их преданность. А вот и Люська, вылезла к Максу, села рядом, понюхала, лизнула друга в лохматый бок. Он ей — не мешай, а сам рад, что не один. Люська криклива, глаза развратные, веселые, когда глажу, выгибается, уходит от рук, и тут же возвращается. До сих пор пытается сосать у Алисы молоко, так и лезет, поджимая уши, тычется в теплое брюхо. Алиса шипит, замахивается лапой — великовозрастная ду-у-ура… Но быстро отходит — полижет дуру, и ей подставляет голову и бока… А я дома с Костиком сижу. Вспоминаем обед — рыбный суп, кашу, чуть пригоревшую, остатки тушенки, мы поделили ее между собой. Огорчил меня Клаус — отказался есть, зато на улице набросился на еду для бедных. В его оправдание скажу, что из бедных был только Серый со своим жирным брюхом. Но мокрый какой-то, сжавшийся и потерявший вид. Последние дни я не жаловал его за наглость.

30. А вот и Хрюша…

Сидит на подоконнике, надутый малый, курносый профиль, лобастая головенка, а если в глаза посмотреть… Суровые безжалостные глазенки у него. Но я-то знаю, Хрюша несчастный, вся жизнь в борьбе… Хрюша на меня не смотрит, он обижен, бьет твердым хвостиком о подоконник. Машинка у меня на коленях ему страшно надоела. И этот Костя сбоку, ишь, прижался! Хрюша до безумия ревнив, может напасть на Костика, загнать в угол и очень быстро, ловко измордовать, хотя Костик побольше и потолще. Хрюша может все! Недавно напал на Люську, та с визгом в бега; он догнал, повалил, бил лапами словно барабанными палочками, так быстро, что я не успел даже встать. Она, видите ли, заигрывала с Максом, и вообще, трется боками о разных взрослых котов, а на него, тоже взрослого, внимания не обращает! И Хрюшино терпенье прорвалось — он бросился карать. Люська вырвалась, и на форточку, Хрюша за ней. По дороге ему попался прокравшийся на кухню Серый. И Хрюша сходу выдал страшному Серому пару очень неприятных оплеух. Серый в замешательстве отпрянул и спрятался под стол. Наконец, проклиная свою медлительность, я выскочил на балкон и прекратил безобразие — вернул Люську домой, а Хрюша умчался в девятый бить тамошних обитателей… Пройдет час-два, остынет Хрюша, задумается, тихо-тихо вернется, прокрадется в свой уголок у батареи, ляжет на теплую тряпочку, свернется, спрячет голову и хвостик и крепко заснет. И только вдруг во сне задергает лапами — задними, если бежит, передними, если дерется… Хрюша.

Автор: DM

Дан Маркович родился 9 октября 1940 года в Таллине. По первой специальности — биохимик, энзимолог. С середины 70-х годов - художник, автор нескольких сот картин, множества рисунков. Около 20 персональных выставок живописи, графики и фотонатюрмортов. Активно работает в Интернете, создатель (в 1997 г.) литературно-художественного альманаха “Перископ” . Писать прозу начал в 80-е годы. Автор четырех сборников коротких рассказов, эссе, миниатюр (“Здравствуй, муха!”, 1991; “Мамзер”, 1994; “Махнуть хвостом!”, 2008; “Кукисы”, 2010), 11 повестей (“ЛЧК”, “Перебежчик”, “Ант”, “Паоло и Рем”, “Остров”, “Жасмин”, “Белый карлик”, “Предчувствие беды”, “Последний дом”, “Следы у моря”, “Немо”), романа “Vis vitalis”, автобиографического исследования “Монолог о пути”. Лауреат нескольких литературных конкурсов, номинант "Русского Букера 2007". Печатался в журналах "Новый мир", “Нева”, “Крещатик”, “Наша улица” и других. ...................................................................................... .......................................................................................................................................... Dan Markovich was born on the 9th of October 1940, in Tallinn. For many years his occupation was research in biochemistry, the enzyme studies. Since the middle of the 1970ies he turned to painting, and by now is the author of several hundreds of paintings, and a great number of drawings. He had about 20 solo exhibitions, displaying his paintings, drawings, and photo still-lifes. He is an active web-user, and in 1997 started his “Literature and Arts Almanac Periscope”. In the 1980ies he began to write. He has four books of short stories, essays and miniature sketches (“Hello, Fly!” 1991; “Mamzer” 1994; “By the Sweep of the Tail!” 2008; “The Cookies Book” 2010), he wrote eleven short novels (“LBC”, “The Turncoat”, “Ant”, “Paolo and Rem”, “White Dwarf”, “The Island”, “Jasmine”, “The Last Home”, “Footprints on the Seashore”, “Nemo”), one novel “Vis Vitalis”, and an autobiographical study “The Monologue”. He won several literary awards. Some of his works were published by literary magazines “Novy Mir”, “Neva”, “Kreshchatyk”, “Our Street”, and others. Посмотреть все записи автора DM