Жанр трудно определимый. Псевдонаучная фантастика. С элементами сатиры и гротеска. В свете современности — идиллия.
……………………………………….
……………………………………….
Настало время семинаров — сплошной чередой. Стало модным составлять планы, программы, объединяться по интересам, говорить друг другу комплименты, гонять чаи… Пошли слухи, что дадут много денег — миллиардов пять или шесть. Составляли списки, кому что надо, по минимуму, по максимуму, на наши деньги, на чужие… Каждый выдумывал, что мог, и даже дрались за место в списке.
Марк много ходил. У него появились помощники, он с утра дает им задание и бежит на очередную сходку. Его по-разному встречали — то как лазутчика могущественного Штейна, то как возможного союзника, то просто как нелепую фигуру с причудами, а с некоторыми он даже подружился. Встретился с Макарычем, легендарной личностью, тот исследовал все, что не видно ни глазом ни самыми хитроумными приборами — все невидное было в сфере его постоянной заботы. К примеру, он развертывал теорию домовых, и все факты необнаружения считал подтверждающими существование. Тихий старичок, похожий на классика Мичурина. Из видимых существ он много сил отдал тараканам, древним обитателям земли. У него тихо, пыльно, никакой, конечно, техники, на семинарах он поил крепким чаем с сухарями, а сахара не признавал.
— Что вы думаете о главном споре? — спросил его как-то Марк.
Главным, как известно, был вопрос о местонахождении источника Жизненной Силы — то ли в особом центре управления, то ли внутри самой жизни. Но и сторонники внешней силы не были едины: кто твердил о космических пришельцах с излучателями жизни подмышкой, все у нас ими распланировано как школьное расписание, кто учил про всепроникающие излучения, поля, истекающие из черных дыр, некоторые тяготели к сказкам — рисовался им добрый дедушка, сияющий сын и примкнувший к ним некто в образе голубя. Был Шульц, верующий в единый источник огня и света, неразделимый, бесструктурный; он рассматривал человечество как театр теней на фоне того света, входил с ним в мистическую связь через сосредоточение и магические формулы, прикрывая свою веру фиговым листком логики и разума. Далее шли такие, как Ипполит — великое множество развязных, настырных и циничных, сочетающих искусство внушения с ловкостью рук.
Макарыч пожевал губами, выплюнул седой волос и сказал:
— Жизни не надо управления ниоткуда, все происходит само собой.
— Он анархист, у него все случайно, это же бред! — горячился Марк перед Аркадием.
— Отчего же, я думаю — он прав, — усмехнулся Аркадий. -Возьмите мою жизнь: меня б не арестовали, задержись я минут на пятнадцать.
— Макарыч забавный, — смеялся Штейн, — садится и пишет, избегая всего, что видно глазами и приборами. Придумал себе миров десять со своей логикой. Он чистый математик.
— А все ли невидимое существует? — спросил Марк у Макарыча. — Ведь если любая мысль существует в невидимом мире, то не слишком ли он населен?
— Что вы… — удивился старичок, — не более, чем этот. Даже пустоват. Законченных мыслей в сущности так мало!
……………………………
