В те дни у меня эта самая катавасия и стряслась, с Полиной, сначала не мог даже вспоминать, дурно становилось. Малов, ты будешь смеяться, знаю, а для меня тогда обрыв, обвал, или революция, такая неожиданность и смятение чувства. А потом я пережил это, или привык, однажды вспомнил и чувствую, рот к ушам ползет… И с тех пор, как вспомню, хмыкаю, или хихикаю, помнишь, ты еще удивлялся, чего это я такой смешливый стал…
Как-то зашел в библиотеку с очередным твоим заданием, в чем дело, убей, не помню, у меня другое на уме было. Полина, как всегда, среди книг, я подошел, кругом никого, она обернулась, зубы блеснули, не успел опомнится, она прижимается ко мне — «дорогой…» и все такое… Тут дверь зашелестела, и она мне шепотом — «приходи сегодня ко мне, часиков в семь», и убегает к посетителю.
Я в лихорадке до вечера, отмылся, переоделся, пришел, стучу, слышу, бежит к двери, встречает… Тут же объятия и все такое не для посторонних, да?.. знаю, не любишь, «интим только для двоих, такое мое воспитание…» Но ничего особенного пока не случилось, тут же ужин, бройлерное крылышко, бокалы, кислое-прекислое вино, проглотил кое-как, зато очень культурно, хлеба мало, гарнира много, фрукты в виде разобранных на мелкие дольки яблок, даже кожуру обдирает, настоящие «их нравы». Потом серьезней дело, пятимся в спальню, начинается постепенное снимание носильных вещей, медленно, как в кино, трудно вынести, я такие штуки не люблю, ужимки-игры эти, но вот добираемся до трусов, наощупь, потому что полутемно, культурный интим, она говорит, никакой поспешности и грубости не терпит.
Ну, что тебе дальше-то сказать… Вдруг я понимаю, вернее, ощущаю… Полина вовсе не Полина, а очень знакомое, привычное явление под руками, то есть, она мужчина! Я настолько поражен, что руки-ноги отнялись, стою с открытым ртом, и она, или он, в тот же момент поняла.
— Так ты не знал? — еще и удивлена, представляешь, а потом говорит:
-А что ты имеешь против? Я по твоему виду поняла родственную душу, не стыдись, не сопротивляйся влечению…
Я хватаю одежды и в переднюю, а она, оказывается, с юмором мужчина, понял, что напал на дурака. Упала в кресло и ну хохотать, без трусов, ноги раскинул и оглушительно хохочет, сначала женским голосом, а потом все гуще, ниже, и наконец, настоящим мужским басом…
Малов, я несколько этажей пробежал без ничего, к счастью пустынно было на лестнице, там стекла выбиты, везде досочки, фанерки, небогато живем, зато полумрак спасает… За трубой мусоропровода поспешно приоделся, и чувствую — не могу, все съеденное и выпитое решительно выпирает из меня, и так свирепо вывернуло наконец, как настоящего американца, у них, ты говорил, при любом расстройстве бежит к психологу, а не добежит, тут же выворачивает… Только вспомню — горло саднит. Как однажды на Новый год, помнишь, пришлось выпить водки пол-стаканчика, ты меня ругал и отпаивал нашатырем.
Через неделю спрашиваешь:
-Ну, как, прочитал?..
— Еще не был, прости…
Малов, зачем это он, какое в этом удовольствие может быть, не понимаю. Меня за руку мужчина возьмет — противно, не то, чтоб целоваться, как некоторые, особенно начальство, или эти, как ты говоришь, «кремлевские недоумки», прямо по телеку, да? Захарыч, знаешь, знаешь, бухгалтер на мамином месте, кругленький, ласковый такой, мягким голоском, «Саша, Саша…», и обязательно руку пожмет или плечо… а еще поэт, стишки, жизнь прекрасна и удивительна… Значит, и он?..
Оказывается жизнь пропитана неожиданностями даже в таком простом вопросе.
As Charlie Sheen says, this article is «WNG!IINN»