ФРАГМЕНТ РОМАНА «VIS VITALIS» (свидание с родиной)


///////////////////////////////////////////////

……………………………….

Марк шел и впитывал, он все здесь знал наизусть и теперь повторял с горьким чувством потери, непонятной самому себе. Шел и шел — мимо узких цветочных рядов, где много всякой всячины, в России не подберут, не оглянутся: каких-то полевых цветочков, голубых до беззащитности, крошечных, туго закрученных розочек, всякой гвоздики, очень мелкой, кучек желтых эстонских яблочек, которые недаром называют луковыми… мимо тира с такими же, как когда-то, щелчками духовушек, мимо пивного бара, который стал рестораном, тоже пивным, мимо газетного ларька, мимо чугунной козочки на лужайке перед отвесной стеной из замшелого камня, мимо нотного магазина с унылыми тусклыми стеклами, мимо часов, которые тогда врали, и теперь врут, мимо подвала, из которого по-старому пахнуло свежей сдобой и пряностью, которую признают только здесь, мимо узкого извилистого прохода к площади… Поколебавшись, он свернул — ему хотелось пройти и по этому, и по другому, который чуть дальше, там пахнет кофе, в конце подвальчик — цветочный магазин, у выхода старая аптека: он с детства помнил напольные весы, каждый мог встать, и стрелка показывала, а на полках старинные фляги синего и зеленого стекла.
Он вышел на ратушную площадь, с ее круглыми булыжниками, вбитыми на века. Здесь ему было спокойно. Он скрылся от всех в этом городе, который принимал его равнодушно, безразлично… Наконец, он мог остаться один и подумать.

8

За углом он наткнулся на книжный магазин, и вошел — по привычке, смотреть книги ему не хотелось. Он давно ограничил себя, оградил от вымышленных историй, с присущей ему страстью славил дело, четкие мысли, механизмы, в которых нет места вымыслу, яду для ума. Теперь энергии отрицания не осталось, но интерес не вернулся. «Любовь к знанию не могла исчезнуть бесследно… — он размышлял, — может, она приняла другие формы, например, как бывает с глубокими чувствами, граничит с ненавистью?..» Не убеждало, он был слишком честно устроен для таких изысков, мог годами не замечать многого, если был отвлечен, но хоть раз увидев и поняв, уже не мог сказать себе — «не так» или — «не было». Он мог сколько угодно заблуждаться, видел узко, страдал близорукостью, особенно в ярости действия, но обманывать себя не мог — он уважал себя.
Пройдя мимо художественного отдела, он углубился в науку и сразу заметил яркую обложку с голым человечком, вписанным в окружность, по его рукам и ногам бродили электроны; распятый на атоме символизировал триумф точных наук в постижении природы жизни. Новая книга Штейна, которую Марк еще не видел. «Почему-то Мартин не писал книг…» Он ни во что не ставил перепевы старого, в нем не было ни капли просветительского зуда, он не любил учить, и часто повторял — «кто умеет, тот делает…» А когда понял, что больше не умеет, ушел.
— Он мог еще столькому меня научить!..
— Не мог, — ответил бы ему Мартин, — нас учат не слова, а пример жизни.
Книжка была блестяще и прозрачно написана, автор умел отделять ясное от неясного, все шло как по маслу, читать легко и приятно. Наш разум ищет аналогий, и найдя, тут же прилепляется, отталкивая неуклюжее новое. Новое всегда выглядит неуклюже. К счастью оно встречается редко, это дает возможность многим принимать свои красивые разводы и перепевы за достижения, измеряя мир карманной линейкой, в то время как настоящий метр пылится в углу. Новое вне наших масштабов, сначала с презрением отлучается, а потом оказывается на музейных полках, и тоже не опасно — кто же будет себя сравнивать с экспонатом?..
Марк позавидовал легкости и решительности, с которыми маэстро строил мир. Вздохнув, он поставил книгу и вышел на улицу.

9

Кончились музейные красоты, сувениры, бронзовые символы, символические запахи, которыми богат каждый город, особенно, если ему тысяча лет — началось главное, ради чего он вернулся. Он ступил на узкую улочку под названием «железная», за ней, горбясь и спотыкаясь, тянулась «оловянная», с теми самыми домишками, которые он видел в своих снах. Вот только заборчики снесли и домики лишились скрытности, которая нужна любой жизни, зато видна стала нежная ярко-зеленая трава, кустики, миниатюрные лужаечки перед покосившимися крылечками… Кругом, стоило только поднять голову, кипела стройка, наступали каменные громады, бурчали тяжело груженые грузовики… но он не поднимал глаз выше того уровня, с которого смотрел тогда, и видел все то же — покосившиеся рамы, узкие грязноватые стекла, скромные северные цветы на подоконниках, вколоченные в землю круглые камни, какие-то столбики, назначение которых он не знал ни тогда, ни сейчас, вросшую в землю дулом вниз старинную пушку со знакомой царапиной на зеленоватом чугуне… Было пустынно, иногда проходили люди, его никто не знал и не мог уже знать.
Он пересек небольшую площадку, место слияния двух улиц, названных именами местных деятелей культуры, он ничего о них не знал, и знать не хотел. И вот появился перед ним грязно-желтого цвета, в подтеках и трещинах, старый четырехэтажный дом, на углу, пересечении двух улиц, обе носили имена других деятелей, кажется, писателей, он о них тоже ничего не знал — он смотрел на дом. Перед окнами была та же лужайка, поросшая приземистыми кустами, с одной извилистой дорожкой, посыпанной битым кирпичом. По ней он катался на детском велосипеде, двухколесном, и неплохо катался; расстояние до угла казалось тогда ему достаточным, а теперь уменьшилось до тридцати шагов. Каждый раз, когда он оказывался на этом углу, он окидывал взглядом лужайку — удивлялся и ужасался: все это стояло на своих местах и ничуть не нуждалось в нем! Его не было, он возвращается — «опять лужайка, а я другой», и опять, и опять… Наконец, в будущем он предвидел момент, когда все точно также, лужайка на месте, а его уже и нет.
……………………………………………..

Автор: DM

Дан Маркович родился 9 октября 1940 года в Таллине. По первой специальности — биохимик, энзимолог. С середины 70-х годов - художник, автор нескольких сот картин, множества рисунков. Около 20 персональных выставок живописи, графики и фотонатюрмортов. Активно работает в Интернете, создатель (в 1997 г.) литературно-художественного альманаха “Перископ” . Писать прозу начал в 80-е годы. Автор четырех сборников коротких рассказов, эссе, миниатюр (“Здравствуй, муха!”, 1991; “Мамзер”, 1994; “Махнуть хвостом!”, 2008; “Кукисы”, 2010), 11 повестей (“ЛЧК”, “Перебежчик”, “Ант”, “Паоло и Рем”, “Остров”, “Жасмин”, “Белый карлик”, “Предчувствие беды”, “Последний дом”, “Следы у моря”, “Немо”), романа “Vis vitalis”, автобиографического исследования “Монолог о пути”. Лауреат нескольких литературных конкурсов, номинант "Русского Букера 2007". Печатался в журналах "Новый мир", “Нева”, “Крещатик”, “Наша улица” и других. ...................................................................................... .......................................................................................................................................... Dan Markovich was born on the 9th of October 1940, in Tallinn. For many years his occupation was research in biochemistry, the enzyme studies. Since the middle of the 1970ies he turned to painting, and by now is the author of several hundreds of paintings, and a great number of drawings. He had about 20 solo exhibitions, displaying his paintings, drawings, and photo still-lifes. He is an active web-user, and in 1997 started his “Literature and Arts Almanac Periscope”. In the 1980ies he began to write. He has four books of short stories, essays and miniature sketches (“Hello, Fly!” 1991; “Mamzer” 1994; “By the Sweep of the Tail!” 2008; “The Cookies Book” 2010), he wrote eleven short novels (“LBC”, “The Turncoat”, “Ant”, “Paolo and Rem”, “White Dwarf”, “The Island”, “Jasmine”, “The Last Home”, “Footprints on the Seashore”, “Nemo”), one novel “Vis Vitalis”, and an autobiographical study “The Monologue”. He won several literary awards. Some of his works were published by literary magazines “Novy Mir”, “Neva”, “Kreshchatyk”, “Our Street”, and others.

ФРАГМЕНТ РОМАНА «VIS VITALIS» (свидание с родиной): 11 комментариев

  1. Дождемся пока выходных. Мы с дочерью редко встречаемся, она вышла на диплом и проходит сейчас дипломную практику в «Bastion»

  2. Да, остановка кажется чуть дальше Пед. Универа, на другой стороне, там на углу была аптека. Хорошие дома были в петле трамвайной линии, там, где поворот и обратно. И на противоположной стороне, там жил Боря Тух, друг моего младшего брата, сейчас он вроде какой-то редактор. По Томпи легко пройти до Тобиасе. Все эти расстояния для меня теперь кажутся игрушечными. Я фактически знаю только центр, на Ласнамяе тогда была каменоломня и голое место.
    Томпи была вымощена круглыми камнями. На Лейнери жил Миша Федотов, теперь он в Питере прозаик, а тогда я его не знал, он младше меня на пять лет.

  3. Ну, это от Пед.универа, что на Нарва мантеэ, какая остановка. Там дальше идет Кадриорг. так возле поворота в Кадриорг множество особняков понастроили с подземными гаражами за 1000 долларов за кв.метр.

  4. Если ехать от центра в сторону Кадриорга до остановки Крейцвальди, или на одну дальше — до ул Томпи. По Крейцвальди можно выйти к месту старой телебашни, за ней небольшой парк, назывался Пионерский и там 6-ая школа, она была русской. От Телебашни в сторону моря — начинается ул Фельмани, дальше идет Якобсони — чуть левей, и Тобиасе. Дом в самом начале улицы.
    Вот две фотографии улицы и дома.
    http://www.periscope.ru/tobiase1.jpg
    http://www.periscope.ru/tobiase2.jpg
    ………………………………
    Так что фотографии дома у меня есть. Меня интересует его окружение, напротив дома с одной стороны была лужайка и там одноэтажные домики. Вообще, что кругом осталось?
    Если Вам нетрудно, конечно.
    Наши окна на втором этаже, выходили на соседнюю улочку, кажется наз. Коллане

  5. А в каком районе?
    В Таллинне всего четыре номера трамвая, которые могут провезти всех куда надо.
    И, подскажите, где это? Я съезжу и сфотографирую ваш дом с помощью дочери, которая за свои заработанные деньги купила себе цифровик. Я сама снимала на видеокамеру бабушкин дом и с тех пор с трудом спустя несколько лет пересмотрела кадры. Не хотелось, было больно.
    А вообще, в Таллинне беспредел с возвратом недвижимости. Законы вступают в противоречие со здравым смыслом, когда людей отселяют на улицу, а власти молчат.

  6. СтоИт, и я даже знаю, кому он теперь принадлежит — дочери довоенной хозяйки. Это ул Тобиасе дом 2 кв 7, второй этаж. Единственный четырехэтажный дом был на короткой улочке, потом надо было перейти Томби и оказаться на Лейнери, а оттуда прямая дорога к морю.
    Из этого дома я уехал в 16 лет, учиться, а потом только наездами. В Лениграде я жил на Энгельса, в одной трамвайной остановке от Озерков, а потом в общежитии на Тореза. А первые полгода жил на Владимирской, напротив метро, у сестры своей бабушки.

  7. А дом детства стоит еще?

    Я вас понимаю. Подъехав к бабушкиному дому в Питере, я не могла удержаться от слез.

  8. Что там осталось для меня в Эстонии? Несколько улиц, деревья, старые дома. А что еще? Так что, конечно, это поездка в прошлое, которого нет.

  9. Вы это как-то грустно обобщили. Как это на собственную могилу, если это ваша горячо любимая родина?..:))
    Да, центр столицы перестроился, теперь не узнать. И все жители повязаны банковскими долгами, русские авто заменились на иномарки, в которых сидит молодежь, половина — девушки. В центре стоят сигары-высотки разных корпораций, банков и гостиниц. Молодежь свободно болтает на трех-четырех языках, кроме русского, которого теперь почти не знают. А по центру ходят сотнями пьяные финские туристы. Приезжих россиян видно за версту по излишне роскошной попугайской одежде.

  10. Ну, сейчас эстонцы имеют возможность сделать из своей страны все, что захотят. Так им кажется. Хотя условия, которые им поставлены и еще будут поставлены, довольно жесткие. Но они вылезли из ямы, в которой Россия до сих пор копается. Для небольших стран все проще, и помочь им легче, и нет имперских амбиций.
    Мой Таллинн, конечно, далек от сегодняшней картины, и ближе стать не может. Ездил раньше почти каждый год, а теперь никак, это как на собственную могилу ехать (смайл)

  11. Блестяще. Особенно про карманную линейку.
    Мне думаются иногда аналогичные думы. Вот я часто прихожу в свой двор детства, где по-прежнему живут мои престарелые родители. Теперь там все убого, нет той дворовой теплоты в детских наивных отношениях, того замечательного яблоневого сада. Вся окрестность затерта вновь построенными блочными домами и какими-то невнятными магазинами, которые пепепродаются из рук в руки, но народ их прозывает старыми именами, известными только местным со времен перестройки.

    Хорошо вы о Таллинне пишете.
    Он стал просто неузнаваемым, чловно провинциально-чопорный лавочник, получившим право торговать на красной линии европейской «першпективы», боящийся одного, чтобы никто и никогда не узнал его пресмыкательства прежним властям.

Обсуждение закрыто.