МАЛОВ УЕЗЖАЕТ
И вот в самую жару, в конце июля, помнишь, тебе, наконец, разрешили ехать, дали три месяца, но ты говоришь, много, там делать нечего, вот только с сестрой… а смотреть не хочу, раньше мечтал, так не пускали, а теперь какой я турист или путешественник… Дом посмотрю, в котором родился, город… люди, конечно, другие кругом, но деревья остались, и камни, там огромные камни-валуны, их ледники притащили…
— Я быстро, Саша, туда и вернусь, ладно? Я вас не брошу. Картинки давай, людям покажу.
Я тебе отдал листов тридцать или сорок, покажи им, отчего не показать. Времени еще несколько дней у нас, и мы много разговаривали, даже больше, чем обычно.
Как-то говорили о старости. Ты жаловался еще, помнишь?..
— Мне уже много лет, я старый, Саша…
И начал свою историю, я ее давно знаю, но ради вежливости каждый раз слушаю. Как у тебя была сестра, ей 16, тебе 9, отец с матерью разошлись, ты с отцом отправился в Россию поднимать новый мир, потом отца расстреляли друзья-коммунисты, ты остался, все-таки выжил, вырос, даже выучился, стал физиком, работал… Много лет прошло, и вот объявилась сестра. Я плохо слушал, а насчет старости всегда не согласен, засмеялся:
— Какой ты старый, Малов, не сочиняй сказки среди бела дня.
— А кто по-твоему старый?
— Кто постепенно умирает, а ты живой, нет в тебе старости.
— Слушай, милый… Никогда бы не уехал, но сестра просит, у нее рак, я должен, хотя с тяжелым сердцем тебя оставляю.
— Ничего не будет, Малов, не маленький я…
— Не маленький, но и не очень взрослый, и когда станешь, не знаю. Хочу дать тебе советы, глупое занятие, и все же…
Прежде, чем делать, подожди, подумай, ну, хотя бы сосчитай до десяти, или оставь на утро решение. Еще — люди разные попадаются, осторожней будь… нет, это бесполезно говорить… Третье… Я тебе все записал про Жасмина, как с лапами, с легкими, он на поправку идет, но страшно медленно, и голова, и ноги, и эта простуда, долго в сугробе лежал без сознания, наверное. Четвертое — помни, в нашей жизни можно без денег, но без жилья никак, климат не позволит, так что береги жилье, черт с ними, с порядком и чистотой, главное, стены и дверь свои, тогда свободен… или хотя бы помрешь спокойно.
— Ну, что ты, Малов, все о смерти, вернешься и снова заживем, как жили.
Ты только рукой махнул.
— Не слышишь… Тогда скажу тебе одно, самое главное — рисуй, Саша, рисуй. Пока рисуешь, ты сильный, никто тебя с ног не собьет, а собьет, все равно встанешь. Только — рисуй!.
***
Потом я тебя провожал.
Ненавижу поездки, но иногда приходится. Столица, пригороды вонючие, хлам и мусор без края, ничья земля… дым, гул постоянный, бешеные глаза, не говорят, а лают, ничего не спросить… я моментально устаю и падаю духом, Малов, я ненужная частица природы, не понимаю, зачем здесь оказался, и есть ли вообще дела, за которые стоит так колготиться, а?.. За то, что здесь все время что-то продают, раздают, всучивают, и, как ты говоришь, «есть шансы»? Не знаю, но хорошо, что мимо, мимо, к самолетам, это на севере. Приехали рано, но лучше, ты говоришь, чем поздно, у нас никогда время не рассчитать.
Знаешь, жаль, самолеты крыльями не машут.
Наконец, пробубнили сверху — Лондон, ты меня обнял, глаза мокрые, ничего сказать не можешь, да и что говорить… И я молчу, махнул рукой, проводил глазами до кишки, в которую тебя впихнули, и обратно. Дорогу помнил, я ведь зверь, куда ни завези, а найду… если не испугаюсь, а я пришиблен был, тупой, и немного поблуждал, но ничего особенного. Вернулся, у нас тихо, светло, рай, так и дальше должно быть, думаю, мы быстро доберемся до зимы, ты вернешься, и все пойдет как было.
Но не получилось, не получается, только ты исчез, как все пошло наперекосяк, новые и новые события, только успевай поворачиваться и отбиваться… Я понял теперь, как трудно самому жить, все решать и не бояться. Это главное, ты написал мне — «Саша, ничего не бойся, тогда до всего сам дойдешь…»
Сначала я говорил с тобой, писать не люблю, но ты просил, чтобы записал, день за днем, о Жасмине и вообще, всю жизнь без тебя. Я попробовал, сначала трудно, слов-то у меня хватает, но писать о том, что знаешь и помнишь, скучно. Когда рисуешь, другое дело, никогда не знаешь, что дальше будет. Но ты просил, и я старался. Знаешь, со временем легче стало, я даже привык писать каждый вечер перед сном.
