………………….
……………………………
…………………………..
…………………………………..
……………………………………………..
Сеня, еще несколько слов о «единстве структур» всех на свете творческих вещей, будь то живопись, проза… Выразительность, и главное ее условие — цельность вещи. Она может быть лучше, хуже, в зависимости от способности и мастерства создателя, но без цельности выразительность безжалостно отброшена, прозябает на обочине, в пыли, смайл… Субъективно? Не так уж и субъективно, это рамки, за которые, к примеру, никогда, не заходило изобразительное искусство, от наскальной графики до абстрактнейшей живописи 20-го столетия. Рамки — от физиологии органов чувств и простейших психических реакций, для них сотня тысяч лет не срок. Вход в пещеру и выход из нее. Самое светлое и самое темное пятно. Глаз непроизвольно кидается к ним. Если нет четкой иерархии пятен, если неясно, кто же доминирует, кто следующий и так далее, то крах неизбежен. И черный квадрат Малевича и изысканные вещи Пикассо в этом смысле построены одинаково. Только Малевич прет напролом, а Пикассо играет — сначала расшатывает цельность и равновесие, потом на грани распада собирает вещь воедино, демонстрируя (гений и пижон, черты вполне совместные, но несовместимые с умом) свое великое мастерство. {{но если уж совсем честно — мастерство всего лишь ремесленное умение, доведенное до совершенства, «сделано умело, да не в этом дело», говаривал Хазанов, ученик Фалька, значит и Сезанна). Возьмите Пикассовскую картинку «сын в костюме Пьеро»: разнородные, дерущиеся части примиряет и связывает белая фигурка мальчика, тут же привлекает глаз, и цельность спасена. Ну, да, эффектно, и потому минус… но уже есть о чем поговорить, есть вещь! Когда пятна борются между собой за первенство, цельность гибнет, а зритель превращается в Буриданова осла, пусть на первое мгновение непроизвольной реакции, но дело сделано… да, мгновение, но столько уже потеряно… Ну, останутся искусные фрагменты, мелкие красоты, а вещь-то разбита. Теперь про тексты… Про физиологию слова, центробежную силу, Платонова…
Нет, хватит. Зосечка, наконец отвечаю — да, Белявка жив, но снова сильно побит. Домашний деспот, чума для кошек, и наши коты отмахивались от его настырности, пренебрежения этикетом… А на улице оказался неумелым, неловким, спесь слетела, поблек, похудел, второй день уныло смотрит на улицу с балкона. А Ксерокс, который панически бегал от него, на улице приобрел голос, растряс брюшко, жилист, быстр, уходит надолго и, бывает, пропускает еду два-три дня кряду. ( Почему вы дали коту такое имя, меня спрашивают постоянно. Потому что оно ему понятно, отвечаю).
Айвар, извините старческое многословие, я не забыл Ваши рассказы, но еще не готов, какой смысл растекаться по мелочам, фраза не так, слово не туда… (важно, но успеется), хочется обратить Ваше внимание на главное. Тем более, мне, ведь сначала с силой отталкиваюсь от чужого, и в этом оталкивании слеп. Надо походить, подумать… так что еще пару дней прошу мне дать.
Пока всё, скрипу моему конец.