Приходит время — я осторожно продвигаюсь к краю кровати и спускаю вниз ноги, прямо в старые войлочные туфли. Это деликатная работа. Кровать скрипит и угрожает развалиться. Я — Толстый. И не стесняюсь признаться в этом — я Толстый назло всем. И я копошусь, встаю не зря — у меня гость будет. Мне не нужно смотреть на часы, чувствую его приближение. Слава Богу, столько лет… И не было дня, чтобы он не пробегал мимо. Он мой лучший недруг, мой самый дорогой враг. Он — Тонкий. Синева за окнами еще немного сгустится, и я услышу мерный топот. Это он бежит. Возвращается с пробежки. Мой сосед. Дома ему скучно — один, и после бега он выпивает у меня стаканчик чая. Он поужинал давно — бережет здоровье, а мой ужин впереди. Я ем, а он прихлебывает теплую несладкую водичку. Для начала у меня глазунья из шести глазков с колбаской и салом. Он брезгливо смотрит на глазкИ — называет их бляшками… готовые склеротические бляшки… А по-моему, очень милые, желтые, тепленькие глазочки. Нарезаю толстыми ломтями хлеб, черный и белый, мажу маслом — сантиметр-два… перчик, соль и прочие радости — под рукой… — Спешишь умереть?.. Я сосредоточенно жую — с аппетитом пережевываю оставшееся мне время. — А ты его… время… запиваешь пустым чайком… вот убожество… Он не обижается — насмешливо смотрит на мой живот. Что смотреть, живот спокоен, лежит на коленях, никого не трогает. — Понимаю, зачем бегаешь… Думаешь, долго буду жить — перебегу в другое время… Пустое дело… и никакого удовольствия… Не жрешь… без слабительного давно засорился бы… — Клизма на ночь… — он довольно кивает… — зато я чист и легок, и все вижу ясно. — А что тут видеть, что?.. расхлебываем, что наворотили… Он не спорит, сидит прямо, смотрит в угол светлыми усталыми глазами. — Что у тебя там?.. — Он каждый раз это спрашивает. — Что-что… икона. Забыл, что такое?.. — Грехи отмаливаешь?.. — И рад бы, да не у кого… И каждые раз он изрекает — «это не для интеллигентного человека…» Я не спорю — с грустью прощаюсь с яичницей, с надеждой берусь за котлеты. Готовил их с утра, вложил в них всю душу. Если она существует. Если да, то она переселилась в котлеты. Я снова поглощаю ее, и она, как блудная дочь, возвращается в родное чрево… Котлетки… они долго томились, бедняжки, в кастрюле, под периной, у меня в ногах. Я чувствовал их жар весь день, когда лежал на одеяле под пледом. Постепенно охлаждалось мое тело, и пришла бы смерть, если бы не котлетки под ногой… — Не отведаешь?.. Он с отвращением качает головой — «ты же знаешь…» — Может, одумался? Он дергает плечом — «с ума сошел?..» Еще бы, котлеты напоминают ему бляшки в стадии распада — побуревшие глазки, изрытые трещинами… Ну что скажешь — псих. Мы старики. Нам вместе сто сорок лет. Одному человеку столько не прожить, ни толстому, ни даже тонкому. — Что там на улице нового?.. — Я давно не читаю и не слушаю, мне довольно того, что он говорит. — Переливают из пустого в порожнее. — А как же — расхлебываем. Душу отменили, в рай лететь нечем. Вот и решили строить башню до небес, войти своими ногами. — Ты-то что волнуешься, при твоем весе вообще надеяться не на что… — Вот и хорошо, хорошо-о… Исчезну, вот только дожую свое время. Буду лежать и жрать… потому что презираю… — И себя?.. — И себя… А тело, подлец, люблю, как свинья свое свинское тело, — жалею, холю и питаю… — Юродивый ты… — А что… Если видишь, что мир безумен, как по-другому? Надо стать свиньей — и жрать, жрать, жрать… — Надо бегать — силы сохранять… и спокойствие… — О-о, эта история надолго — не ври самому себе. После котлеток — компот, после него — чай с пряниками, мятными и шоколадными… И халва! — Откуда золото?.. Или деньги печатаешь?.. Он думает, я ем каждый час. А я целый день жду его, сплю или дремлю. Мне жаль его — совсем высох, а не ест, носится по вечерам. — Может, соблазнишься?.. После долгих раздумий он нерешительно берет пряник, откусывает кусочек — «ну, разве что попробовать…» Я исподтишка торжествую… Нет, откусил — и выплюнул — «сладко…». Сейчас пробьет девять и он уйдет. У него остались — клизма, душ и постель. А мне доесть пряники, и тоже постель. Утром поплетусь в магазин. Пойду по весенней улице в теплом пальто, в валенках с галошами. Пусть смотрят — толстый старый урод, не вписывается в преддверие рая… Но иногда среди дня выпадает несколько светлых часов. Сажусь за печатную машинку — и живу, где хочу, как хочу… Потом взбираюсь на кровать. Она податлива, вздыхает под привычной тяжестью. Теперь буду лежать, пока не сгустятся тени… и не раздастся за окном знакомый топот… Тонкий бежит…
………………………………………..
Dan Markovich
Fat and Lean
Time comes – and I gingerly inch towards the edge of the bed, and lower my feet to the floor, sliding them home neatly right into my old felt slippers. That’s a task that requires much delicacy. The bed creaks and seems to be on the point of falling to pieces. I am Fat. And not a bit ashamed to acknowledge it – I am Fat to spite them all. And I am taking this trouble, I am getting up not without a reason – I am about to have a visitor. I don’t need to look at the clock – I feel him approaching. After all, it has been going on for years… Him jogging by daily, never missing a single day. He is my best adversary, my most precious enemy. He is – Lean. The blue twilight outside the window is to grow a little denser, and I am sure to hear the rhythmic thumping. That’s him jogging. Returning after his daily round. He is my neighbor. To go straight home will be somewhat cheerless – he lives alone, so after his run he always drops in to my place to have a glass of tea. He has had his supper hours ago, he takes great care of his health, and I am just about to have my supper. I eat, and he sips his tepid sweet-free weak water. For a start I have six sunny-side-up fried eggs, with some very nice sausage and bacon. He glances at my sunny-side-up yolks with disgust – and insists on calling them “clot formations”… ready-made clot formations to introduce into your system… And I think they are very nice, yellow, warm fried sunny-side-up yolks. I slice bread generously, rye and wheat bread, making thick slices, I spread butter over them – an inch thick layer of butter… pepper, salt, and other joys of life are close at hand… “You are in such a hurry to die?…” I focus on munching my bite – I munch with gusto the time reserved for me. “And you… are taking your time… with some miserable weak tea… that’s what I call shabby.” He doesn’t take offence at it, just casts a mocking glance at my belly. Never mind my belly, the belly is doing fine, it is lying in my lap, not bothering a single soul. “I know why you keep jogging… you think – I will live long, I will jog into another time… A most futile hope… robbing you of all joys besides… The way you stay off the grub is outrageous… without your laxatives you would have got clogged up long ago.” “An enema daily before going to bed…” he nods with satisfaction… “makes me purified and relieved to see things clearly.” “What is there to see, may I ask?.. we are bedding down in the mess that we have made for ourselves…” He doesn’t object, just keeps sitting with his back very straight, looking into the corner with his pale tired eyes. “What’s that you have in there?..” he asks me this question every time. “What do you think it is?.. It is an icon. Can’t recognize it for what it is due to memory loss?..” “You pray to have your sins forgiven?..” “I wish I could, but I have no one to address to…” And every time he utters his word of wisdom – “most inappropriate for a man of any education…”. I don’t bother to argue – I am sadly saying the last goodbyes to the fried eggs, and with renewed hopes start on the fried meatballs. I have been busy cooking them since early in the morning, I have invested my very soul into them. If the soul exists. If mine does exist, it has transmigrated into the meatballs. And I am at the moment swallowing it back in, and it returns to the bowels of its native body like a prodigal son… My nice fried meatballs… what a long time the poor things have had sweating in their casserole, under the heavy feather-bedding in the foot of my bed. Through the whole of the day I, lying on my made up bed under a light blanket, felt the heat they were emanating. My body was gradually growing cold, which might have well become the death of me, but for my nice fried meatballs under my feet… “Wouldn’t like to have some?..” He shakes his head in disgust – “you know better than to ask…” “You could have come to your senses, couldn’t you?” He jerks a shoulder – “you crazy, to think such a thing of me?..” But of course, he finds that fried meatballs resemble clots on the stage of their decay – they are the sunny yolks discolored, disfigured with cracks… What can one say to it? Cranky is, and cranky does. We are both old men. Together we are a hundred and forty years old. No single man can live that long, neither fat, nor lean. “What’s new out there?..” I have long ceased to read news or listen to them, what he says it enough for me. “They continue milling wind and kneading water.” “Naturally – reaping as we have sown. They cancelled the soul, so there is no vehicle now to transport us to heaven. Thus the decision to built tower tall enough to reach heaven, to facilitate making it on foot.” “What are you worrying about, with your body weight you have little to hope for either way.” “And that’s good, that’s real good… I will vanish, I will finish munching through my time, and vanish. And till that moment I will be lying about stuffing myself with food… because I despise…” “Yourself too?..” “Myself too… But being the caddish creature I am, I love my body the way pig loves its piggish body – I spare it, pamper and nourish…” “You are not right in the head, you are touched, you really are…” “So what… When you see the world around to be crazy, what other attitude is there to take? The thing is to become a pig, and gobble, gobble, and gobble…” “The thing is to jog – to preserve one’s strength… and maintain one’s presence of mind…” “Oh, this standing joke of a situation we are having currently is one to last, stop deceiving yourself.” To follow those nice fried meatballs comes kompot made of stewed fruit, next is tea with gingerbread cakes, pepper-mint flavored and chocolate flavored… And khalva! “Why, you must be a regular gold-digger!.. Or do you print money?…” He thinks I have a meal like this every blessed hour. Though actually I spend my days waiting for him, asleep or dozing. I pity him – he has shriveled to inanition, yet he wouldn’t eat, but keeps scampering about like mad every evening. “They are delicious, how about having one?…” After pondering the issue for a long time he hesitantly takes a gingerbread cake – “well, just to give it a try…” I triumph inwardly… But no, he bit off a tiny piece, and at once spat it out – “too sweet…”. Now it will strike nine, and he will leave. What remains for him now is – an enema, a shower, and going to bed. What remains for me – to finish the gingerbread cakes, and also go to bed. In the morning I will brace myself and shuffle along to the store. I will walk the spring street wearing my warm winter coat, my winter felt boots, and galoshes. Let them stare – a fat old freak who will never clear the framework of the doors to the anteroom of heaven, or be cleared for the it anyway… But sometimes I happen to have several translucent hours. I take my typewriter – and live where I want to, and the way I want to… Then I climb on my bed. It submits, it sighs under the familiar weight. Now I will be lying about till the shadows condense into dusk… and come about from beyond the window the familiar sound of thumping feet… that’s Lean jogging along…
