……………………………………
ПИСЬМА ИЗ ПРОШЛОГО
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Когда я был студентом, я любил стихи. Вернее, не любил, а многое помнил, и читал вслух. Читал плохо, монотонно, но мне хотелось. Причина была проста, мы с одним парнем, его звали Илья Г., охмуряли таким образом девушек. И соревновались между собой, кто больше знает. Тогда были такие девушки, они любили стихи, и обращали внимание на парней, которые их знают. А может нам так казалось…
Илья помнил больше, зато я знал «запрещенных» поэтов, были тогда такие. Эмигранты в основном. И мы читали стихи всю ночь, пока поезд тащился из Тарту в Таллинн. В Тарту мы учились, а в Таллинне жили наши родители. Расстояние небольшое, около двухсот километров, но поезд шел всю ночь, медленно, и замирал надолго на каждом полустанке. Время было такое, никто не спешил. Скамейки деревянные, и полки; таких вагонов, широких, громоздких, наверное, сейчас уже нет.
………………………..
Потом, когда мне было 29, я потерял память. От переутомления. Я уже занимался вовсю наукой, строил лабораторию, работал днями и ночами. Дома у меня был маленький ребенок, жена, и я метался как заяц, стараясь все успевать. Доигрался. По медицине полагалось отдохнуть, но я не мог себе позволить: наука удалялась, мне надо было бежать и догонять ее. Каждый день. И я вечерами писал себе на бумажке все, что нужно сделать завтра. Это я твердо знал, только к утру оставался ни с чем, такие были провалы. Но у меня в кармане бумажка, и там буквально по минутам все расписано…
И, конечно, забыл все стихи, и почти все книги, которые читал раньше. Я до шестнадцати лет многое прочитал, а потом – наука стала главной моей любовью. Так что беспамятство ударило в первую очередь по стихам и прозе. В юношестве читал и любил, заслуга моей матери, конечно.
Так я жил почти два года, потом память начала понемногу возвращаться. Мне почти всегда в жизни везло, выкручивался — оттого, что быстро бежал, вперед и вперед, и не оглядывался на ямы, из которых выкарабкивался. Не успевал ни подумать, ни испугаться.
Кое-что вспомнил из литературы, но смутно. Память у меня раньше была исключительной, а когда вернулась, стала обычной – неплохой. Пробовал читать прозу, стихи… Но не особенно пытался, времени, как всегда, не было.
Но вот интересно, обнаружил, что не все забыл. Вспомнил стихи молодого Бродского. Я жил в Ленинграде, когда его судили. Сотрудники лаборатории, в которой я работал, бегали к дверям суда, болели за поэта. Их в зал не пускали. Я не ходил. Тогда я считал, что он, как все поэты, бездельник. Нужно наукой заниматься, вот стоящее дело!.. Но я сочувствовал ему, потому что с детства ненавидел советскую власть и коммунистов. Мой отец на фронте вступил в партию. Я не говорю, какую, и так ясно. До войны он был либерал, демократ по-современному, и коммунистов терпеть не мог. Но все равно вступил, отказаться побоялся. Это было страшновато — отказаться, если тебе предлагали. Особенно на фронте. Многое можно рассказать из послевоенного детства, о страхе, который нашу жизнь пропитывал… Я, ребенок, чувствовал кожей – страшно и холодно жить… Потом отец умер от инфаркта, его выгнали с работы… долгая история, не хочется возвращаться.
Так вот, я сочувствовал этому парню, поэту без руля и ветрил, Иосифу, и читал его ранние стихи. Но на суд пройти не пытался, заранее знал, что не пустят, и что осудят его. Смотреть на это не хотел. А ребята, с которыми работал, надеялись, что пустят, они многого не знали, из того, что я знал с младенческих лет, вернее, чувствовал…
Возвращаюсь к тому времени, когда начал вспоминать. Почти все стихи забылись, а одно стихотворение Бродского вспомнил – сам, не искал и не читал.
«Ни страны, ни погоста не хочу выбирать…»
Звук пробился сквозь годы и потерянную память. И что я потом ни читал у Бродского, мне не нравилось так. Трагедия его жизни, мне кажется, в том, что, уехав, он получил поддержку одному своему началу, которое в нем дремало, когда он был молодым. Рассужденчество его, даже вполне умное, привело к гибели поэта. Сначала усталость в голосе, потом… Только мое мнение, непросвещенного человека, надеюсь, понимаете. Но мнение твердое, спорить ни с кем не буду. Иосиф погиб на чужбине. Потом, я долго не мог понять, как человек, написавший «ни страны ни погоста», мог умереть в другом месте. Наивно, конечно, но я всегда старался, чтобы не было стыдно перед своими героями. Быть не хуже их! Оказалось безумно сложно, потому что в искусстве обычно разворачивается лучшее, что есть в человеке, он вовсе не всегда живет на таком уровне. И никто его за это не может осуждать. Но понять я не мог. Честно говоря, и сейчас не могу. Пасую перед своим Костей Зайцевым, хотя почти моя жизнь. Но это «почти» отделяет меня от написанного прочной стеной. Необходимая защита, спасительное многообразие… чтобы не резать себе вены, как он… и как один дорогой мне человек, а жить дальше.
Что же касается стихов… Я правду говорю — мало что понимаю в стихах. В коротких рассказах еще немного понимаю, и то — никогда не учился. Я не знаю, откуда эта страсть рифмовать. В 99 случаях из ста она смешна, мне кажется. Так что я человек со стороны. Если б я жил еще раз, то лучше бы занимался лечением зверей. Я уверен, что это было бы лучше. Чтобы с людьми как можно меньше отношений.
Мое мнение о Бродском — только мое мнение. Просто не выношу рассуждений ни в стихах, ни в прозе. Бывает, что сам сбиваюсь, но ненавижу себя за это.
Поэты, художники и писатели в офф-лайне — сплошное разочарование 🙂 Лично я стараюсь не знакомиться с ними. Я был знаком с несколькими литераторами, и все они оказались куда неинтересней, чем я думал о них по текстам. Что касается картинок… Серьезно я не выставлял уже лет семь. Я потерял интерес к выставкам, и сейчас работаю куда медленней, чем раньше.
Но возможно, у меня будет летом небольшая выставка в этнографическом музее, тогда я сообщу Вам по электронной почте. Я собираюсь выставить только самые старые работы, за период 1977 — 1997 гг, немного — наверное по картинке на год работы. Все остальное у меня сейчас в таких кучах… я только разбираться начал, вот, сканирую понемногу.
Уменя был друг, поэт Сопин, который не переносил любимого мной Бродского, и много было трегедий из-за этого. Но я же любя его, все ему простила, это возможно, когда оказывается что даже Сопин не мог этого поколебать…Ну и поэтому я понимаю, что вы не понимали, имеете право. Знаетет мне уже захотелосьв кам приехать. оказавшись вчера в Москве я пожалела что нет ни телефона вашего ни адреса. Ведь познакомться с вами в офф-лайне — это стоит многих музеев. А я еще поеду в Москву в июне…
спасибо.