…………………………………….
(фрагмент повести «ЛЧК»)
… Когда я пришел в подвал, гости уже были в сборе. Помещение согревалось и освещалось огнем факелов и огромным пламенем в очаге, который сложил сам Блясов. Собрались почти все жители нашего подъезда, люди и коты, не было только Крылова он не ел свинины и не любил песен, таинственного кота Феликса и Люськи, кошки, которая жила у Коли. Про Крылова кто-то заметил, что наш книжник, видимо, занят, все пишет, о его нелюбви к свинине и песням промолчали, где Феликс, никто не мог сказать, а Люську Коля не взял с собой, да и она сама бы не пришла, если б знала, что будут два черных кота— Крис и Вася-англичанин, с которыми у нее были весьма сложные отношения. Люська не выносила мужиков — ни людей, ни собак, ни даже котов, и ни разу в жизни не родила ни единого котенка. Ее покровитель Коля дважды в день спускался ко мне в своих бесшумных носках—потолковать о «р-рыбе», о жизни в Сибири, где, говорят, не слыхали еще о нынешней власти, хотя ей скоро уж триста лет, о погоде и этих проклятых микробах, которые разучились сбраживать «продукт». За Колей шла Люська, просовывала в дверь свою симпатичную мордашку, брезгливо нюхала воздух и пробовала лапкой пол… после этого она пятилась и уходила.
Колин интерес к процессу брожения был не бескорыстным — он доставал выпивку, говорили, что у ЖЭКовцев. Возвращаясь к своей Люське пьяный, Коля обязательно падал с лестницы, и тут верную службу служили его нос и вся голова, которые брали на себя удары. В непрочных стенах оставались вмятины, похожие на следы от пушечных ядер. Я видел, как летит Коля и врезается в стену. После удара он лежал тихо, глаза были открыты и не мигали. Я наклонился над ним — кажется, все… Тут он еле слышно прошептал: «Очки, очки…» Рядом лежали очки, ничего им не сделалось, их напялили на разбитый нос алкаша. Коля сразу ожил, как будто и не падал. Рассказывали, правда, что после этого он крепко спит день или два, а потом снова ходит по лестницам, говорит о «р-рыбе» и вольных сибирских поселенцах… Соседи называли его «дядей» и вот почему.
Несколько лет тому назад к нему привезли на лето родственницу, девочку лет шести. Родители, узнав про запасы сухого супа, просили подкормить девчонку. Коля перестал пить, бегал счастливый по этажам, стирал крохотные детские носочки… Пришла осень, девочку увезли. Коля бродил по дому и рассказывал всем, что его ждут, и он бы, конечно, уехал отсюда — «не город, а кладбище» — да вот не с кем оставить эту бешеную Люську, с ней никто не справится, кроме него… Девочка звала его дядей, и с тех пор так и пошло — дядя и дядя…
Теперь «дядя» сидел тихо, следил жадными глазками за Блясовым, которого все звали Блясом, а Бляс крутился вокруг огромной свиньи и не давал ей покоя, свинья, в свою очередь, поворачивалась над пламенем, но не сама, а как хотел этого толстяк Бляс.