Здравствуй, муха…
Мне рассказали эту историю, сам бы я ее никогда не придумал. А если бы и придумал, то не осмелился написать. В сущности очень простой случай. Пожилая женщина, старая и больная, привязалась к мухе. Она одна жила, старушка, никто к ней не заходил, и вот как- то раз залетела к ней муха. Залетела и осталась. Была осень, я думаю, потому что скоро ударили холода… Как мы любим это выражение — холода! да к тому же ударили… Ладно, наступили, свалились внезапно, как снег на голову… Ну, опять… но снег, действительно, выпал сразу, в одну ночь, и утром проблема — нужно срочно заделывать окно, зима ударила, свалилась на старушку и рвется в комнату через ветхое окно. Женщина кое-как окно закрыла, заклеила, поминая неприятными словами ЖЭК… Нет, не так — она просто вздохнула из-за больших щелей и притока свежего воздуха в комнату. И аккуратно щели заклеила, не заметив муху, которая от внезапного мороза лежала, одурев, на подоконнике. Если бы она, женщина, муху увидела, то, конечно, выпустила бы на волю. Нет, она просто взяла бы муху и выкинула в окно… или веником — на совок — и в мусорное ведро. А муха, будучи в плохом состоянии, ничего не заметила, а может специально сделала вид, чтобы в доме остаться… Итак, мороз, снег, ветер, старая женщина хлопочет у окна — это зима.
Старушка одна, иногда выходит за хлебом в магазин, который поближе, — и обратно. Ковыляет. Мне трудно описать, как ей по лестнице подниматься. Обычно я пишу от себя — «я», хотя не всегда это действительно я, скорей даже наоборот. Просто представляешь себя человеком, о котором пишешь, он болен — и ты болен, и если почувствуешь, что заболел, то можешь спокойно писать — «я…». …». Может быть, это не совсем просто, и не спокойное дело — стать другим, но ведь рассказ короткий, можно и потерпеть. Но вот этой старушкой я стать не могу. Мне легче стать мухой. Что-то я все-таки вижу, конечно — палка у нее в руках, и болит нога. Тупая такая боль, и нога тяжелая и холодная. Дальше? Не работает лифт, это понятно, это уже штамп. Вот она идет наверх, на третий этаж, скоро ей дышать абсолютно нечем, сердце бьется гулко и тяжело, вырывается из груди, хочет упасть с лестницы, и чтобы его, сердце, удержать, успокоить как-то и отвлечь, руки должны сжимать что-то, сжимать и разжимать пальцы, руки хватаются за все и ничего удержать не могут. А тут в руке палка, в другой сумка, в ней хлеб, он тяжел, как кирпич. И нечем сердце удержать и отвлечь… Стоим на второй площадке, усмиряем сердце, набираемся сил, крепко сжимаем палку, сумку — теперь без остановок до двери. Дошли, открываем, в передней тихо, темно, никого нет и не будет, ни сегодня, ни завтра — никогда. Но вот муха…
Муха от первого холода ошалела, лапки кверху — и упала с подоконника. Странно, что это само собой произошло… Нет, старушка открыла дверь, дрогнули стекла, потянул еле заметный ветерок из плохо заклеенной щели — и муха, легкая уже, сухая, свалилась за теплую батарею… нет, еле теплую, старушке плохо, мухе достаточно. Полежала, полежала — и отдышалась, ожила. Спать ей расхотелось, крылышки помятые расправила и решила полетать…
Вот тут я ей завидую — летает. Во сне я тоже умею летать, а наяву не получается. Оттолкнешься, ноги подогнешь…- нет, не полетел. Во сне вообще много такого случается, о чем мы мечтаем наяву. Например, видел сон — я знаю слово, которое может разрушить мир, землю остановить, все, что угодно… Нет, я ничего разрушить не хотел, но вот мысль сама, что есть такое слово — и я его знаю… До последнего решающего мгновения — что за слово? — не помню! но знаю, что оно во мне имеется. Нужен только момент, побольше воздуха вдохнуть и прокричать — оно само прокричится, без сомнения, именно то, которое нужно. Темницы рухнут, зло будет наказано — все спасены… И с полетами также, главное — уверен, что умеешь, а проснешься — ни слова, ни полета, все забыл…
А вот муха — оттолкнулась и полетела, сначала боком, потом смелей, и долетела до старушки. Та сварила себе картошечки, хлеба-чернушки нарезала, корочки в сторону — и села пообедать. Муха тут как тут и нагло уселась на картошку, да поближе к маслу… постному. Ее можно понять — нужно срочно восстановить силы. Но и старушку понять нетрудно, она сначала удивилась, а потом возмутилась мушиной наглости и прогнала нахлебницу. Муха проявила настойчивость — и приземлилась на хлеб. И здесь ей не повезло. Но я забыл! был еще суп, и к тому времени, когда муха появилась, он был уже съеден, стояла пустая тарелка с каплями на дне и кусочками капусты… конечно, капусты… и что-то еще там было, мелкое, для меня неразличимое, но мухе вполне достаточное для обеда. Муха, уже почти отчаявшись, кидается в тарелку, в которой ничего, и все равно мыть… Женщина смотрит на муху, и муха на нее поглядывает, погрузила в каплю хоботок и сосет… Ну, что делать с мухой? Поговорить можно. «Ах, ты, муха, вот мы с тобой и пообедали…»
С тех пор муха в доме живет, у нее свое блюдечко есть, всегда еда и питье. Старушка за стол — и муха к ней. По столу похаживает, на старушку погладывает… стоп, это где-то уже было… И не так все гладко у них, бывают и ссоры:
— Почему ночью не спишь, спать не даешь?..
— А ты погаси ночник, погаси…
Станет темно и тихо, спят оба существа, жители комнаты. Вот утро, сумеречный свет, холод, неприветливость жизни… снова магазин, снова лестница… дыхание, сердце, палка… дверь! Скорей закрыть, а то муха вылетит…
-Здравствуй, муха.