Месяц: Сентябрь 2008

/////////////
В интернете я с осени 1997 года, то есть, 11 лет. А в ЖЖ — пять.

Эх, если б позвонил вчера…
Густой придушенный голос в трубке:
— Слушаю…
-… я такой-то… Вы обещали…
Молчит, потом нерешительно:
— А, собственно, что… Какое дело…
А я слышу — «и этот что-то хочет, Боже мой!.. »
Как-то все обесцветилось вокруг… Он ничего там не сказал!..
Еще попытка:
— Помните, Вы обещали…
— А-а-а… — бас захлебнулся, похоже, попало под дых… — О-о, забыл…
Я молчу, что скажешь… Все пропало.
Голос, спотыкаясь, выбирается из ямы:
— Совсем замотался… Внучка родилась…
Я что-то бормочу, поздравительное…
— Потом болела мама…
Я — нечленораздельное, но сочувственное…
— Потом я сам болел…
Слов не хватает, сколько на него навалилось за три дня!..
Он свирепо кашляет, повторяет:
— Замотался, замотался…
Я изнемогаю от сочувствия, дышу в трубку и молчу.
Голос оправился, набирает силу:
— Ведь я сегодня там был, сегодня…
Очень приятно, но мог бы не говорить…
Вчера я мучительно думал, звонить или не звонить… Зачем напоминать, так уверенно обещал! Нехорошо получилось… Теперь побыстрей бы улизнуть… И забыть…
И он, чувствую, понимает — нехорошо… Но за три минуты успел закоренеть, зачерстветь… И хочет отвязаться. Пусть я сволочь, но что делать… замотался, разболелся, дела… пусть уберется поскорей, пусть…
Мне уже немного жаль его, и чего ты пристал… Замотанный, задерганный человек.
— Извините… Бог с ней, с рукописью…
Он уже спокойно, отстраненно:
— Наверное, пошла на рецензию…
Справедливо заметил…
-… завтра уезжаю, надолго…
Понятное дело…
— Извините…. до свиданья… всего вам…
Чувствую, как он с облегчением нажимает на рычаг.
Оказывается, монетка не упала, выглядывает из прорези.
Может, ничего и не было?..
Выцарапываю ее, опускаю в карман. Зря ты к нему звонил… Хороший человек, и пишет славно. Писал. Ему бы со своей жизнью справиться… А тут — пристают…
Забыл…
Эх, если б позвонил вчера…
Дурак, ничего б не изменилось!
Он не меня забыл, а как сам начинал…
Не стоит… все же прочитал, похвалил…
И все-таки, забыл, забыл…
……………………………………..
С тех пор прошло… больше двадцати лет. Полезный случай оказался, больше отзывы не коллекционировал, никому свои рукописи не совал, ни о чем не просил… Да — да, нет — нет, остальное от лукавого 🙂

Говорят, лепить трудней, чем рисовать, а мне кажется — легче
Рисуешь с одной стороны, говорят, а лепишь все стороны сразу,
И каждая должна быть интересной, неважно, затылок или лицо.
Может и так, а все-таки лепить легче.
Рисуя, создаем пространство и объемы на плоскости,
А для этого нужны навыки и условности.
Если линия под углом на плоскости, мы говорим — уходит вдаль,
Хотя никакой дали нет на плоскости.
У японцев не так
Зато у них свои условности.
Чтобы использовать условности необходимо мастерство,
То есть, навыки, доведенные до совершенства.
Я не люблю мастерство,
В нем что-то скучное проглядывает
Я уважаю мастеров, изобретающих новые условности
Это симпатичный народ
Но и они со временем повторяются
И все-таки, интересней тех, кто полагается
На старое мастерство.
Но, как ни крути, без навыков не рисуется
А если лепить?..
Пространство перед тобой, и масса — вот,
Ком пластилина…
Слеплю- ка голову.
Но тут же задумался — маленькую?.. — носик, ротик…
В мелочах запутаешься…
Большую?.. Откуда пластилина взять…
И я придумал!
Помещу-ка в голове коробочку…
Облеплю ее слоем пластилина,
Приделаю уши, нос — и голова готова!..
Стал сбивать дощечки —
То маленький ящик получается,
То углы наружу вылезают,
Никаким пластилином не залепишь…
Прибиваю все новые дощечки…
Ящик больше живой головы стал!..
Даже тонко облепить, пластилина не хватит…
Сломал.
Надо делать заново!
Стал внимательно смотреть на головы, знакомые и чужие…
Оказалось — в каждой коробочка особая!
Посмотрел на себя в зеркало —
Сверху — яйцо!
Сзади — квадрат!
Сбоку — прямоугольник!
Ой-ой-ой…
Пришлось найти карандаш, голову нарисовать.
И даже второе зеркало поставил, рассмотреть затылок
Потом взял рисуночки и начал по ним сбивать
Коробочку…
И, странное дело, — получилась!
Неуклюжая, но верная.
А дальше просто — залепил все дерево,
Принялся выпуклые части прилеплять
И тут же что-то стало вырисовываться,
Похожее на чью-то голову, знакомую…
А вы говорите — лепить трудней, чем рисовать…

…………..
Мой приятель всегда подозревал — с этим человеком связана какая-то тайна. Обычно он стремительно проходил мимо, в сером костюме, подтянутый, стройный, хотя немало лет… и почему-то насмешливо смотрит на меня. А приятель убежден был, что на него — «кто же он такой, каждый день встречаю…» Так и не успел выяснить, умер внезапной смертью, сердце разорвалось. Теперь проще говорят — инфаркт, но очень обширный, мышца в самом деле пополам. Мы пришли за ним в морг — белые цветы, серебристый шелк, мертвец, застенчиво высунувший нос из этого великолепия… И этот тип в углу, в белом коротком халате, рукава засучены, мускулистые руки сложены на груди, тяжелая челюсть… ковбой на расплывчатом российском фоне. Оказывается, вот он кто — патологоанатом. Есть такие врачи, они никого не лечат, и вообще, в клиниках их не видно, среди палат, горшков. вони… Это аристократы смерти. Но стоит только умереть, как тебя везут, к кому? — к нему, к патологоанатому. Там, в тишине, среди пустынных залов, где только костный хруст и скрип, царит этот человек. Врач предполагает — гадает диагноз, пробует лекарства применить, одно, другое, лечит, не лечит… а этот тип располагает, он все раскроет и даст ответ, что было, лечили или калечили — разрежет, посмотрит, спешки никакой, бояться ему нечего, если шире разрежет, возьмет суровые нитки и кое-как затянет, все равно не проснешься, не завопишь — братцы. что это… Он все тайное сделает явным, и потому его не любят и боятся все другие врачи. Красивый малый в ковбойской шляпе, куртка модная, костюм английской шерсти, ботинки… Вот он кто, оказывается. Если бы приятель знал… И что? Вот я знаю теперь и на каждом углу жду — появится он, глянет насмешливо и пройдет. Что он хочет сказать — ты скоро ко мне? Наглость какая! Впрочем, не придерешься, улыбочка тайная у него, приличная с виду, будто доброжелатель и любитель человечества, а на деле кто? Да он одним движением — р-раз, и от горла до промежности распахнет тебя настежь, раскроет, словно ты муляж. Для него все, кто еще ходит, будущие муляжи. Я его видеть не могу, таких изолировать надо, как палачей, что он среди нас мелькает, напоминает, тьфу-тьфу, и каждый раз, как пройдет, взгляд его след оставляет, липкий и мерзкий — ну, скоро к нам? А я не знаю, но не хочу. Хорошо, приятель так и не узнал, гулял себе, только удивится иногда — «что за странная фигура, щеголь, лет немало, а держится — не поверишь, что старик…» Это безобразие, что он среди нас ходит — приходите, мол, всегда рад видеть, выясним, что там у вас было, что они прозевали, эти лечащие дураки… Как встречу его, напрягусь весь, выпрямлю спину, и пружинным шагом, расправив влечи, прохожу, взглядом его меряю — «ну. как? не дождешься, я не твой.» А он сверкнет насмешливым глазом, и неспешно так, играючи прибавит шаг, плечи у него широкие, руки… Нет, такого не пережить, не пересидеть, а значит ввезут на колесиках в его светлые покои, разденут — и на цинковый стол… Нет, нет, я еще жив, говорю себе, не поддавайся! А он посмотрит, глазами блеснет — и мимо, в мясистой лапе сигарета. Может, никотин его согнет, а я не курю… Такого не согнет. Так что доберется он до меня. Что ему так хочется все выяснить, когда уже ничего выяснять не надо! Тому, кто перед ним, совершенно это ни к чему. Но отказаться нет прав, и сил, потому что труп. Если бы приятель знал… Я бы сказал ему — ну, какое тебе дело, пусть копается, тело тебе больше ни к чему. Он мне ответит — все равно противно, не хочу, чтобы тайное стало явным!.. Уже не ответит, но определенно так бы сказал, я его знаю. А он не знал ничего. Зато я теперь все выяснил, и буду потихоньку бороться — кто кого переживет.
Вот он опять появился из-за угла, идет, помахивает газетой. Его новости, видите ли, интересуют. Подбираю живот, грудь навыкат и стремительно прохожу. Он глазами зыркнул — и мимо, не успел оглядеть. Уже не тот, раньше никого не пропускал… Кажется, он тоже чего-то бояться начал, все смотрит по сторонам, может, выискивает, к кому его вкатят на колесиках…
Как-то возвращаюсь из отпуска, прошелся по нашим бродвеям раз, другой, неделя прошла, а его все нет. Хожу, жду его, скучно стало, тревожно, зима на носу, иней по утрам, но я держусь, прыгаю, бегаю, поглядываю по сторонам — куда же он делся, неужели меня опередил…

…………….
Странные иногда получаются вещи, и даже не «из какого сора», а из самой банальности и ширпотреба…

////////////////
Рисунку минимум двадцать лет, надо бы снять, да все забываю… Очень так себе набросочек, но похож. Был. Плохая память большое свинство, но есть и положительные стороны — например, можно многократно смотреть одни и те же фильмы, и каждый раз переживать… Или ссылаясь на память, не делать и не делать всё, что не нравится… а что? — память ослабела… Нужно только на своем стоять, но лишний раз обижать людей не стоит, лучше уж схитрить и улизнуть… Пока не приперли к стенке. К счастью, так все реже и реже, а другая крайность, полное равнодушие к чужой судьбе уже не пугает, когда ясен конец — уходить все равно по одному, не так ли?..

………………
Кошки поели и ушли, прилетели голуби, и доели. Голубей гоняют подросшие котята, и только некоторые взрослые кошки охотятся на них, умеют это, для остальных — безнадежное занятие, знают, что не поймать. А коты вообще игнорируют птиц, не любят суетиться.

……………….
А потом все соберутся в одном ящике, по ночам собьются в кучу. Придет еж и поселится в глубине ящика, на него внимания не обращают — свой. А в самые холода начнется великое переселение в подвал, там все-таки выше нуля.

/////////////
Но Алису злобным шипением не испугать, если уж решила помочь, то поможет. И скоро Ассоль поймет пользу от старой кошки — сможет спокойно поесть и поспать, котята без присмотра не останутся.

……………….
Она молодая дура, еще не знает, как ей повезло — к ней пришла Алиса, кошка выращивающая чужих котят.

…………
с банальным чередованием света и тени

Журнал «Наша улица» №12, 2007
………………………….
Что скрывать, раньше я жил легко, несколько удач, неудач, к которым одинаково привык… всегда свой угол, кофе по утрам, картины, картины… удовольствие от мастерства своих рук… Обычно к пятидесяти годам, если не совсем дурак, все печальное и страшное можно уже предвидеть, но человек так устроен, что умеет ускользать, и по мере приближения границы света и тени, переползать к свету. Вот и я ускользал, ускользал… а теперь попался, и чувствую, что навсегда.
……………….
Да, тень лежит на всем, но в этой тени еще не умерла жизнь, не всегда же смотришь на мир с высоты. Но чем ближе подходишь, тем картина печальней.
Недавно повели смотреть живопись, так себе, потуги… причем художник уже старик, малевал всю жизнь, и никто ему правды не сказал. Она проста и очевидна, здесь живопись и не ночевала. Хотя в большинстве случаев, действительно, лучше промолчать. Не знаю, нужна ли правда, и кто уверен, что знает?.. И вот, всю жизнь… — хвалили, хлопали по плечу… Один пейзажик получше прочих, и все равно игра в поддавки, трусливо замазан свет, бездарные и безнадежные поиски цельности. Абстракция, не абстракция — цельности нет, значит полный крах, картины нет. Пикассо, гениальный пижон, играл, играл, но перед цельностью задумывался, находил свои пути. Недавно предлагали, эскиз портрета, «сын в костюме Пьеро», белая, среди хаоса разнородности, фигурка все объединяет… Увы, я не миллионер, и не мое это искусство, люблю попроще, без демонстрации умения. Но с нежностью смотрел, какие светлые были люди, артисты начала века… хитрющий, конечно, этот Пабло, но по-детски предан, непосредственности никакой, зато наивная гордость мастерством, тоже своего рода примитив.
Художник строит вещь из разных по цвету и силе пятен, чем они противоречивей, тем больше нервов, труда и умения уходит на их равновесие и примирение, но недаром — если повезет, усилия превратятся во внутреннее напряжение, драму, глубину, концентрированный аналог жизни. Можешь, конечно, пойти за «черным квадратом», создавая цельность за счет уравнивания всего со всем… но пропадает драма борьбы, острота, серьезность, глубина… остается выразительный символ, агитка, декларация, действующая на ум, но никогда — на чувство.
……………………..
Художник строит картину, и гораздо свободней нас, но и мы, в меру своих сил, строим жизнь, используя материал, который подсовывает нам случай. И сколько нервов, труда и умения уходит на примирение противоречий!..
Я начал с того дня, прошлым летом?.. Смотрел картинки двух молодых…
Я знаю, трудно терпеть, когда рассматривают твое сокровенное и молчат, это больно, и я был полон сочувствия… Но мне нечего было сказать, особенно одному из них. А второму рано говорить, я искал подтверждений тому этюдику, убедиться, что не совсем случайный всплеск. Кроме того, нельзя хвалить одного художника в присутствии другого, так мне давным-давно сказал настоящий живописец, уверенный в своем таланте человек, и все равно, он не мог это выносить. Смешно?.. Да, время настало хамское, в чужую постель залезут, не то, что такие тонкости…
Хорошее встречается редко, снисходительней будь!.. И я молчу, не выдаю своего раздражения, причиной которому… если одним словом — бесчувствие. Куча работ, а все мимо!.. Например, вот, пейзажик… поле, опушка леса, много неба, облака… и все до ужаса безнадежно. В миллионный раз! Рассчитывая, что природа сама все скажет, стоит только ее добросовестно воспроизвести, художник переносил на холст цвета и оттенки… и это все. Чувствуешь сожаление, и сочувствие к парню — довольно симпатичные части картины, не договорившись, борются друг с другом, облака волнуются, лезут в глаза, земля не своим голосом кричит… Даже узкая кромка леса, и та отличилась бессмысленным и наглым ядовито-зеленым цветом. Кто во что горазд…
Безнадежен!.. Не мог больше смотреть на это бесчестие, отставил холст налево, взялся за другие. Их создатель пытается что-то объяснять, но я не слушаю и всем видом, пусть доброжелательным, но решительным, стараюсь показать, что должен сам, и лучше, если он помолчит. Так он в конце концов и поступает, а я остаюсь со своими размышлениями…
Но всегда наготове, внутри меня нервный и зоркий сторож, глаз индейца. Зевать никогда нельзя, и я, как художник, подстерегаю случай, неожиданную встречу… Этого разговорчивого надо бы отпустить с миром, но не хочу обижать. Что значит «молодой еще»?.. со временем художник не становится талантливей или умней, только несчастней… А второй симпатичней, молчит, в его пользу этюд, что справа… случайный?.. В искусстве многое случайно… только одних случай любит больше, чем других, наверное, потому, что они сами его чувствуют и любят, умеют подстеречь счастливый случай.
…………………….
Тогда я еще собирал людей в своем доме, любил кормить и веселить народ. Часто ходил по мастерским, и к себе приглашал художников. Многие лица стерлись в памяти, но картинки помню почти все, начиная с семидесятых… Тут же привиделась одна — П-го, сына писателя, погиб от передозировки. Московский ночной переулок, парадные кажутся наглухо заколоченными, тупик… Тогда казалось, вот он, единственный тупик, только бы выбраться — на волю, на простор… Теперь понятно, тупиков тьма, и мы в очередном сидим… Не так уж много времени прошло, но будто ветром сдуло ту жизнь, и хорошее в этом есть, но слишком много печального, главное — людей мало осталось. Кто уехал, кто погиб, а кто и процветает, но все равно мертвец. Остались одни тусовки.
В тот вечер то ли кто-то уезжал, то ли продал картинку иностранцу… они падки были на подпольную живопись. Когда она вывалилась из подвалов, то почти вся оказалась не выдерживающей света. Но и время изменилось, чувствительность восприятия притуплена, кричащий звук и цвет одолели всех, что в этом гаме еще может остановить, привлечь внимание?. Одних останавливает мерзость, других — странность.
Процветает, конечно, мерзость, что о ней говорить… Про странность я говорил уже, особый взгляд… простирается от сложности до ошеломляющей простоты. От сложностей я устал, особенно в последний год, они слишком часто не на своем месте, в обществе это признак неважного устройства, а в человеке — от неясного ума. Так что со мной, если избегать путаных рассуждений и долгих слов, остается, как старый верный пес, только она — странная простота. В моих любимых картинах нет идей, только свежий взгляд на простые вещи, и я люблю их больше всего, даже больше жизни, хотя, конечно, предпочту жизнь картине, но только из-за животного страха смерти, что поделаешь, это так.

////////////////////
Пауки давно вымерли или переселились, а паутина только крепче становится, с чего бы это?

……………………………………………..

…………………………………………………

…………….
И поесть очень любит 🙂

……..
Соседи говорят, что его выкинули из машины, и уехали. У него был клещ, но мы его вылечили. Сначала он был нервный, злой, теперь успокоился — привык к новой жизни.

……………
Сегодня обнаружил в своих залежах. Масло на стекле.

Асооль отошла поесть. Котята выползли из ящика, их трое.

…………..
Черныш свою мать не помнит, а в ящике Ассоль с новорожденными котятами. Чернышу интересно…

……….
Dосприятие значков(букв) на бумаге, а также изображений на ней, или на холсте, — штука странная. Многие читать умеют буквы, складывают слова, и узнают предметы, нарисованные, если, конечно, похожи. Но чтобы из букв, из черных значков слагались бы картины и сцены, по живости равносильные реальности… Если не вложено лет до десяти (а может и раньше) — дальше ничего не будет: литература останется в лучшем случае — «для информации», живопись — для того же, над вымыслом слезьми никто не обльется, а картинки станут обоями, ну, может дизайном, под стать обоям, и с силой жизни не сравнимы. Это огромная потеря, такая же как потеря способности к абстрактному мышлению, только другая сторона, равносильная и равноценная, уравновешивающая холод теплотой, общее — конкретностью… один из двух возможных способов постижения… Но что об этом говорить, скоро будет потеряна. Это легко произойдет, достаточно промедлить или занять другими вещами, очень нужными… лет до десяти, а дальше все само устроится, так, как современное общество желает и требует.
А оно желает беззвучных исполнителей и создателей комфорта.

……………..
У меня жестяная коробочка есть, английская, — для чая, ей почти сто лет. На ней написано — «предназначена для высоких скоростей». Насчет скоростей не знаю, но в ней попрежнему можно хранить чай, он сохраняет запах свой.
Вот так.

………..

///////////////
Ольга, моя соседка, целыми днями одиноким и больным людям помогает. Недавно встретил ее, тащит какие-то тюки своим старухам. Спрашивает, сколько за электричество плачу. Я сказал, она обрадовалась:
— Немного. Это Бог для людей электричество ворует.
— Зачем воровать, лучше бы дешевле сделал.
— Не может. Власти не имеет. Но помогает людям – ворует понемножку.