Про сломанный зонтик


……………………..
Был у меня рассказец такой… Или показалось?.. Во сне долго искал. Проснулся, лежал, вспоминал… Не было рассказика! Нет, был! Не помню, о чем, но был там зонтик под дождем — со сломанной спицей. Встал, пошел на балкон, вижу — на табуретке он! Складывается плохо, птица со сломанным крылом. Вспомнил, мне Вова, сосед, говорил… Все взорву, говорит, — пойдем ко мне, покажу… Я пошел, ведь недалеко. Открывает чулан. Ведро эмалированное, из темноты глядит… Зачем мусор прячешь?.. Дурак, не мусор, а всем конец, стукну по крышке, земля в пыль!..
Видит, не верю, закрыл чулан, иди, говорит — я сам!
Назавтра исчез. Через месяц искать начали, сломали дверь, Вовы нет. А я думал, труп… И ведра нет… Потом начали взрываться бомбы, то здесь, то там… Как-то ночью стук, я к двери — Вова стоит, в руке ведро. Вот, вернулся, говорит, мусор вынести забыл. Там еще холодней, тоска, я без сил… На том свете, что ли?.. Дурак, я вас проверял. А что проверял, не говорит.
Утром проснулся, вспомнил, пошел к его двери, стукнул. Он открыл — ты чего в такую рань? Ты уезжал? Куда, проспись!.. А бомба? Какая бомба, совсем не умеешь пить!
Я постоял, пошел к себе, сел за стол, написал — «Последний дом». Начал с зонтика. А он тут при чем? Выкинул, легче стало. А дальше просто, за несколько дней написал.

…Э Х, Ж И З Н Ь …


………………………………..

Одна женщина говорит мне — цены растут неуловимо… Что удивительного, жизнь это океан, стихия, пальмы гнутся, шумит камыш, сон разума порождает чудовищ, все гибнет и возрождается, плохое чаще происходит, а хорошее дольше живет, и никто не знает, отчего и зачем. Жизнь нам дается, как водительские права — право дано, а гарантии никакой, жми на свой страх и риск, выбирай пути по вкусу, и не плошай…
Один директор взял на работу женщину. У нее муж расстрелян. Жена врага, ей жить не обязательно. Все отворачиваются, а у нее ребенок есть просит. А этот директор говорит — а-а-а, ладно, возьму, если что — не знаю, не видел, ошибся, голова болела…
Среди общей стихии нашелся человек. Бывает, хотя непонятно, почему и зачем. Помог, и мать с дочерью живут. Дочь выросла, вышла замуж, у нее тоже родилась дочь, ничего особенного, и это бывает. Мать ей на досуге рассказывает про бабку и того директора, ни фамилии, конечно, ни имени — забыли, и город уже другой, но вот был такой директор, и это, оказывается, важно.
А у директора, он давно умер, тоже была дочь, и у той дочь — выросла, стала продавщицей и живет в том же городе, что внучка врага, которая рассказывает мне про цены — растут неуловимо, за ними не уследить, не поймать, не остановить, и жить снова трудно, а в трудные времена случаются непредвиденные поступки, кто говорит — от Бога, я думаю — от людей. Жизнь нам дается, как водительские права, уж если дали, то не плошай, жми на всю железку, выбирай пути-дороги, и гарантии тебе, конечно, никакой.
Внучка врага бежит в магазин за сахаром, то есть, песком, и говорит продавщице, той, что внучка директора:
— Мне песку, я прохожу по списку, — дом сказала, квартиру, и паспорт предъявила без напоминаний.
А продавщица ей вместо песку сахар подает. Может не заметила, а может обмануть хотела. Женщина приходит домой, разворачивает пакет, а у нее вместо песку… и не какой-нибудь быстрорастворимый, а самый долгоиграющий, на кой он ей, если варенье варить!
Она назад, и говорит продавщице в лицо:
— Ты что мне дала, тварь или растяпа, не знаю, как тебя назвать уж…
А та ей:
— Ой, ошиблась я, простите… — и подает песку целых три пакета. И сахар ей оставила! Н-н-у-у, дела-а-а…
Женщина, та, что внучка врага, возвращается и говорит семье:
— Извинилась… и сахар оставила…
И ничего особенного дальше. Продавщица работала, работала, потом умерла, у нее детей не было, а та женщина, у которой сахар и песок, дочь родила, и всю историю ей передала — о продавщице, которая призналась. А про директора забыла рассказать. К тому времени сахар перестали песком называть, и давали, говорят, свободно. И даже паспортов не стало, одни водительские права — кати, говорят, куда хочешь, только гарантии никакой.
И все забылось, и паспорта, и списки, и директор этот, и продавщица, которая извинилась… Все забывается. Жизнь это океан, сон разума, стихия, пальмы шумят, камыш гнется и скрипит, все гибнет… И вдруг заново возникает, опять возрождается. Плохое чаще происходит, это разумно, логично, и легко понять. А вот хорошее — неразумно, нелогично, понять невозможно… и все равно дольше живет. Только все равно забывается. Но вот удивительно — появляется снова, и главное — само, без напоминаний, подсказок, без причин и всякой пользы, иногда больше размером, иногда меньше, но несомненно — оно… И, может, в этом спасение, что само и без пользы? И загадка…
Эх, жизнь… Только вот гарантии никакой.