ФРАГМЕНТ ПОВЕСТИ «ЖАСМИН»


…………………………………………
🙂

Хожу, хожу, две недели хожу, не знаю, как тебе сказать… Нет, нет, никто не умер, просто непонятная история.

Вечером постучал в дверь два разика, она открывает. С длинной папироской, тот же свитерок, вокруг пояса шерстяная кофта, хотя в квартире жарко, Афанасий постарался, батареи так и шпарят.
Ходит, посматривает на свои акварели, вдоль стены расставлены.
— Нравится?..
— Очень!
— А что нравится, что?..
Надо же, попался, не могу сказать, хоть убей! Все очень настоящее, как в жизни, это ведь большое мастерство, Малов! Я с натуры не умею, вкривь да вкось, начинаю голову — голова больше листа, начинаю руку — вылезает на свободу… и даже глаз!.. И с него начинал, и он огромный вырастает, больше ничего на лист не помещается!..
Ты смеешься, не раз мне говорил:
— Зачем тебе натура, не надо, придумай себе натуру и рисуй. Вот у тебя цветок, он кто, роза или гвоздика?.. Просто цветок, и в то же время — лицо, человек, зверь, кто угодно. Не сомневайся, Саша, рисуй, рисуй!
Я тебе верю, но больше никто мне так не говорит, а только — «где вы видели такие цветы?» Поэтому я молчу, стараюсь показывать пореже, могут сказать — «шизик», а это опасно. Ты смеешься, сейчас другое время, ерунда, а я думаю — людей сердить всегда опасно. Но ничего не поделаешь, рисую как получается.
Я раньше не думал, что живопись опасное дело, Малов.

***
И так я ходил неделю к ней, вернее восемь дней, все было хорошо и прилично, как ты говоришь. А на девятый вечер случилось непонятное, каким-то образом я у нее в постели оказался. Жасмина, конечно, покормил сначала, потом посидели немного на кухне, и она говорит:
— Ну, идем…
Куда, зачем… Не беспокойся, никаких деталей, все быстро, по-деловому получилось, я так и не понял ничего. Ничего интересного, Малов, все холодно, сухо, тело тонкое, жесткое какое-то… Недоумения больше, чем страсти получилось.
Нет, конечно, были моменты, например, я удивился, она говорит — «ругай меня, ругай…» Я задумался немного, что сказать, и зачем ругать ее… Ну, говорю, «дура», а она — «мало, мало…» Я тогда говорю — «дрянь», она слегка повыла, потом оглянулась…
Прости, Малов, я понимаю, неприлично, все-таки энтим, но иначе картинка не сложится. Оглянулась и говорит:
-Бей меня, бей, я дрянь!..
Ну, не знаю, Малов… Я шлепнул ее по заднице… снова прости, не буду, а она — «еще, еще!…»
В общем, я немного растерялся, кое-как закончил дело, лег рядом и задумался, что дальше будет… А дальше ничего, рассказала про акварели, тонкое дело, она мне не советует, «требуют мастерства», говорит. А мне гуаши на сто лет хватит, зачем акварель… И что делать с новым энтимом, никак не пойму…

ПАМЯТЬ СОБАКИ


………………………………………………..

Каждый из нас, на стадии эмбриона проходит в своем развитии, скажем — в конспективном виде… разные стадии развития живого мира на земле. Это называется «онтогенез», личное развитие, оно повторяет черты филогенеза, развития видов… Что-то в этом духе, точно уже не помню. Вот-вот, о памяти беспокоюсь, потому пишу. Записываю, чтобы не забыть. А то три дня ходил, одно и то же в голову приходило. И забывал. Но все, оказывается, не так уж просто! Про этот онтогенез. И филогенез.
Дорожка у меня — из дома в мастерскую. Вернее, их две, туда и обратно, это разные пути, я вас уверяю. Интересная тропинка. То есть, две. Я ведь не в большом городе живу, там нет личных дорог, все чужими людьми истоптаны. А здесь… я вижу свои следы, как туда прошел. Иду обратно, и вижу… Третьего дня туда шел, думал о своем онтогенезе, как я все стадии возникновения живых существ, будучи эмбриончиком, живенько — скоренько, мало что соображая, проскочил. Даже зачатки жабр у меня были, представляете?.. Впрочем, у Вас тоже были, и тут я не оригинальным оказался!.. Но потом подумал, что все-таки от многих отличаюсь — давно из человеческого общения выпал. Почти. Зато со зверями сблизился, своими попутчиками в ранней молодости. И по жизненному пути, так уж получилось… И теперь, в старости мой онтогенез снова к филогенезу приближается…
Как это? А очень просто… Все по пути обдумал. Дошел до угла, мастерская видна…
И забыл! Все объяснение начисто из головы выпало, словно метлой вымело!..
Иду обратно, и ничего, на том месте в голове — пустота. Ощущаю, есть такое место – и оно пустое. И даже засасывает туда – сор — мусор, пустые слова — людскую болтовню…
И целый день безуспешно вспоминал – ни в какую!.. Только знаю — было…
А вот на следующий день… Иду в мастерскую, поравнялся со старым забором, его недавно желтой краской покрасили, еще запах — чую… Капли краски на траве… С другой стороны куча мусора, траву скосили да забыли убрать, обычное дело… Поравнялся с тем местом, где у меня вчера произошло…
И представьте, без всякого усилия – вспоминаю! Про онтогенез и филогенез! Будто и не забывал, в один миг прилетело, и устроилось. Нет, не прилетело… Из глубин, из пучин – поднялось, заполнило меня… Ничего не делал специально, чтобы вспомнить! Я уже столько специального, важного забыл… теперь мне на этот онтогенез просто наплевать, ну, забыл и забыл, вспомнил так вспомнил…
И я тут же стал дальше думать, о памяти своей, о личной судьбе, которая называется по научному – онтогенез…
Прошел это место, дошел до угла. И чувствую, мое наполнение тает, исчезает… Не удержать! Так о чем я вспомнил, о чем?
И уже не могу понять, было или не было…
Тут до меня начало смутно доходить, что дело в месте… Что-то на том месте особенное есть, надо вернуться. Так бывает со всеми, идешь на кухню за спичками – и забыл… Надо вернуться, говорят. Они даже не знают, насколько гениальная идея! Вернуться…
Ну, я вернулся, остановился…
Ни-че-го!
Махнул рукой, пошел в мастерскую. От отчаяния махнул, не забытого жаль, а себя, забывшего. Пока вам тридцать, или сорок… или даже пятьдесят… Вы не поймете. Я бы сам себя не понял, вернись ко мне мои пятьдесят…
Ладно. Так и день прошел, никакой надежды на воспоминание…
А назавтра иду… все то же самое повторилось. Точно в этом месте вспомнил. Никакой, конечно, мистики, я на дух этой чепухи не переношу. Понять надо! И я начал исследовать явление…
Я думал сначала, что только признак старческого разложения, хаос наступает. А хаос, как известно, науке трудно поддается, не потому что беспричинен — у него миллионы причин, попробуй, догадайся, какая главная…
Пробовал глаза закрывать, прохожу по этому месту… С закрытыми не вспоминается! Первое открытие, оно меня ободрило, значит, не безнадежное занятие… Значит, не просто разложение, хаос! Что-то очень нужное вижу, пусть краем глаза… Но не знаю, что, что? Но на одну и ту же мысль наводит… Пробовал другие свои забытые воспоминания оживить. Оказалось, чаще не мысль возрождается, а цепочка картинок, образов, ощущений… живые воспоминания.
А этот онтогенез… Закон-то я давно знал, один из главных для меня аргументов, что все они, живые твари, родная мне кровь. Мои белки и всякие частицы почти точная копия тех, что в микробах и червях, и были такими же… или почти… миллионы лет тому назад. И сегодня, сейчас… Вижу, как мой кот, встречая врага, оглядывается на меня, ждет, просит поддержки… Смотрю им в глаза – в них понятные мне чувства, такие же, как мои — страх, недоумение, вопрос… и наглое упрямство, и даже намешка надо мной… Я вижу, кошка самоотверженно защищает котенка… Явно рискует, понимает… И многое, многое еще… Какая еще особая человеческая душа! У них все есть, только я нервней, тоньше, связи вещей понимаю шире, язык сложней, чем у них… И память…
Стоп, про память не надо! Потом.
Мне ясно, что я со своим онтогенезом… с ними одной крови, из одного теста сделан. И с ними уйду тлеть, туда, где они все, мои друзья лежат… Другой судьбы мне не надо. Предложи – откажусь, вы со своей вечностью мне, извините, плешь проели! Какая к черту вечность, когда я одну единственную дорожку осилить не могу. И при этом внутри у меня многосильный мотор, вечный, да? Так это преступление было бы перед всем живым миром — шел по нему, всех затоптал, а потом буду наслаждаться вечной жизнью, а они все гнить, гнить… Пошли к черту, я не хочу. Там же, над рекой хочу лежать, тлеть вместе с друзьями, а что, подходящее занятие!..
Так собственно о чем я… Память, да память… О ней отдельный разговор.
Онтогенез в утробе матери повторяет филогенез, и жабры у меня были, а как же. Но я другую особенность подметил, которая проявляется в конце. Нобелевскую за это не дадут, а зря! Но может кто-то и прислушается…
В конце все то же самое снова, только в обратном порядке – уходя, я снова прохожу такие же стадии. Только не в сторону развития пробегаю, а медленно печально – назад, вниз… Повторяю, и повторяю. Вот память у меня – какая была?.. Слова рождали во мне образы, картинки, мысли тащили за собой воспоминания… Теперь этого все меньше, а память моя… все больше и больше напоминает мне… так просто! — память кота или собаки. Слова не пробуждают во мне картин, читать становится все не интересней… говорить обременительно и тяжко, скучно… Зато сами картинки – природы всякой, запахи, свет – они вызывают еще череду зрительных и прочих образов… Как это происходит у собак, ведь для них и наши слова – только звуки, вызывающие картинки, ощущения…
И это становится моей единственной опорой по отношению к растаскивающему меня на части миру, потому что совсем без памяти невозможно жить, на ходу гниешь, да…
Теперь я вспоминаю, когда вижу, касаюсь, прохожу мимо… Слышу шум, шорохи, шелестение листьев… И когда все это окружает меня, проходит передо мной… или я прохожу мимо… и, что важно, — в том самом порядке… тут же всплывают воспоминания, и я точно знаю, помню, что было передо мной и со мной – вчера, позавчера…
И даже полвека тому назад – помню.
Значит, разрушаясь, моя память повторяет филогенез — и я теперь, благодаря ей, становлюсь все больше похож на собаку, или кота… Куда дальше отступлю, к чему приближусь?.. Что успею еще понять, не эмбрион, но уже и не совсем человек?.. Во мне проснулся мой старый пес, и кот, и многие другие существа… И то, что я тогда, плавая в теплой жидкости, почти бессознательно пробежал, проскочил – теперь имею честь, получаю возможность, как награду за все мучения словесного существа – бессловесно воспринять, ощутить, впитать в себя, повторить… И что еще… не знаю, не знаю…