ЧЕМ ПЛОХ ЖЖ…


………………………………….
Этим и плох — распускаешься. За неимением натуры, или малоимением, я часто начинал по памяти со своего черепа, а дальше делал с ним, что хотелось, иногда привлекали какие-то технические способы, например, прокладка белил, лессировки, иногда еще что-то, или какой-то цвет случайно получался, и во что бы то ни стало хотелось его повторить…
Рядом с домом магазин, туда привозили каждый день мебель в ящиках. Вечером я выходил к этим кучам, брал с собой плоскогубцы, ножницы по металлу, потому что окантованы ящики были очень убедительно. Прессованный картон, в основном. Я его проклеивал, грунтовал и писал по нему маслом.
Мало что хорошего получалось, и я складывал эти картинки на антресоль. Потом у меня размножились кошки, одну зиму в мастерской жило больше десяти, кажется тринадцать… И я из этих картинок-картонок строил им домики, потому что некоторые друг друга на дух не выносили, постоянные драки надоели мне, а на мороз не выгонишь. Как отгородишь, сразу затихают, начинают осваивать свои места. Потом около дома появились голодные бродячие псы. Как я ни кормил этих несчастных собак, пытался отогнать от дома… кошек становилось все меньше и меньше… И я домики убрал. А доски эти, вернее, картинки, лежали и лежали… Недавно я решил, наконец, избавиться от них. Несколько штук все же оставил, чем-то они меня првлекли. Одна из них — «человек с ухом». Очень отдаленно это я, на сходстве никогда не зацикливался. А про ухо мне сказала знакомая женщина-врач, что такие уши получаются от щипцов, которыми особо упорных младенцев приглашают к нам пожить. Ну, не знаю, не знаю, было ли так со мной. Мне не говорили, я не спрашивал, а теперь не у кого и спросить. Если было, то я не совсем уверен, что стоило так поступать. По крайней мере, иногда сомневаюсь…
Так что, вот, немного о картинке, которая перед Вами. Это все ЖЖ, разве нормальный художник станет рассказывать такие байки…

ФРАГМЕНТ ПОВЕСТИ «ОСТРОВ»

…………………………………

— Робэрт, Робэрт… — они зовут меня Робэртом.
Ничего не спрашивать, не просить, ничего не ждать от них. Здесь мое место, среди трех домов, на лужайке, местами заросшей травой, местами вытоптанной до плоти, до мяса с сорванной кожей — слежавшейся серой с желтизной земли… И небольшими лохматыми кустами, над ними торчат четыре дерева, приземистые, неприметные, с растерзанными нижними ветками, их мучают дети, «наши потомки», а дальше с трех сторон дорога, с четвертой земля круто обрывается, нависает над оврагом.
Cтою, прислонившись к дереву, еще светло, солнце за негустыми облаками, то и дело выглядывает, выглядывает, детская игра… Тепло, я одет как надо, главное, шарф на мне — вокруг горла и прикрывает грудь, и ботинки в порядке, тупорылые, еще прочные, правда, почти без шнурков, так себе, обрывки. Важная черта характера – ходить без шнурков.
Нет, не так, не я из времени выпал, оно из меня выпало, природа не допускает пустот, их создают люди. Все-все на месте, никаких чудес, к тому же не мороз еще, редкая для наших мест осень, листья еще живы, но подводят итоги, и солнце на месте, фланирует по небу, делая вид, что ничего не происходит, его лучи крадутся и осторожно ощупывают кожу, будто я не совсем обычное существо.
Справа дом, девятиэтажный, с одним подъездом, слева, на расстоянии полусотни метров — второй, такой же, или почти такой, но не красного кирпича, а желтого, а третий – снова красный, немного подальше, у одной из дорог. Я нахожусь на длинной стороне прямоугольного треугольника, на ее середине, забыл, как называется… не помню, но вот короткие стороны – катеты, они зажимают меня, катеты, с двух сторон, а с третьей, за спиной, овраг. Мои три стороны света, мое пространство, треугольник земли.
О траве я уже говорил, главный мой союзник, еще в одном месте песок, дружественная территория, детская площадка, но мешают дети, несколько существ с пронзительными без повода выкриками. Рядом поваленное дерево, чтобы сидеть, но я не подхожу, оно затаилось, и против меня, я хорошо его понимаю: три его главных ветви, три аргумента, три обрубка, грозными стволами нацелились… оно не простит, никогда, ни за что, хотя я ни при чем, но из той же породы… А скамеек почему-то нет.
Подъезд дома, что слева от меня, лучше виден, дверь распахнута, входи, шагай куда хочешь, но мне пока некуда идти, еще не разбирался… Стало прохладно, ветер, дождь покрапал, здесь где-то я живу. Далеко уходил, смеялся, бежал… и вот, никуда не делся — явился. Тех, кто исчезает, не любят, это нормально, настолько естественно, что перехватывает дух. Всегда мордой в лужу, этим кончается, значит, всё на своих местах.
Общее пространство легко захватывает, притягивает извне чужеродные частицы, фигуры, лица, звуки, разговоры… все, все – делает своим, обезличивает, использует… Сюда выпадаешь, как по склону скользишь… или сразу — обрыв, и в яму… Наоборот, Остров необитаем, на нем никого, чужие иногда заглянут и тут же на попятную, им там не жить… как пловцы, нырнувшие слишком глубоко, стараются поскорей вынырнуть, отплеваться, и к себе, к себе… Но и мне там долго – никак, наедине с печальными истинами, с людьми, которых уже нет… навещу и возвращаюсь.
В конце концов двойственность устанет, подведет меня к краю, ни туда, ни сюда… и останется от меня выжившая из ума трава.
Заслуживаю ли я большего – не знаю, думаю, неплохой конец.

5.
Из дома недавно вышел, уверен — руки пусты, ботинки без шнурков, без них недалеко уйдешь. Куцые обрывки, к тому же не завязанные… Я многое еще помню, хотя не из вчерашней жизни, да что говорить, куда-то годы делись… В них многое было, не запомнилось, но было; я постарел, а идиоты, не чувствующие изменений, не стареют. На жизнь ушли все силы, это видно по рукам. Наверное, и по лицу, но здесь нет зеркал.
Я смотрю на руки, тяжелые кисти с набрякшими сине-черными жилами, кожа прозрачная, светло-серая, беловатая, в кофейного цвета пятнах… Это мои руки, попробовал бы кто-нибудь сказать, что не мои… И я понимаю, по тяжести в ногах, по этой коже с жилами и пятнами, по тому, как трудно держать спину, голову… и по всему, всему – дело сделано, непонятно, как, зачем, но сделано, все уже произошло. Именно вот так, а не иначе!..