Месяц: Май 2010

Умный придумает — и оглянется, услышали ли, и пока не услышат, подождет немного. А неумный тут же, дальше, дальше… в конце концов никто его не слышит, а он сам никого не видит и не слышит, своим придумыванием увлечен…
О споре Гука с Ньютоном вспомнил.
Гениальный но неумный Гук проиграл спор с супергениальным, и к тому же умным Ньютоном.
Сочувствую дуракам.

Из серии — «НЕНАТЮРМОРТЫ»

////////////////
Ненатюрморты — компании разных вещей, зверей, которые в своем кругу, забытые или выброшенные из нашей пузырящейся кипучести, занимаются живым общением, на окружающий мир смотрят из своего полутемного угла — иногда с изумлением, но чаще с тревогой.
Это другой мир, который рядом, но войти в него сложно… А если войдешь, то выходить не хочется.

фрагмент повести «Остров»

……………..
Мне было лет десять, я оставлял записки в стволах деревьев самому себе, будто предвидел пропасть, исчезновение, Остров… Может, чувствовал, что встретить самого себя особенно нужно, когда понимаешь, что больше никого не встретишь. Нужно хотя бы встретить самого себя, прежде, чем упасть в траву, стать листом – свободным и безродным, не помнящим начала, не боящимся конца, чтобы снова возродиться… так будет всегда, и незачем бояться… Я писал записки, теперь бы их найти, пусть в них ничего, кроме,
«Я, РОБИН, СЫН РОБИНА, здесь был.»
Это важно, потому что прошлого нигде нет, и если не найдешь его в себе или другом живом теле, то непрерывность прекратится, — распадется на миги, мгновения, листья, травинки, стволы, комья земли… их бросают на крышку… прервется на тот короткий стук, хруст, плавающую в воздухе ноту, смешанную с особым запахом… важно, что запах и звук смешиваются в пространстве… Но если оставишь память о себе в живом теле, ведь дерево – живое тело, и даже найдешь эти стволы, те несколько деревьев в пригороде, у моря, то что?.. Смогу только смотреть на них, носящих мою тайну. Но, может, в этом тоже какой-то смысл, трудная горечь, своя правда – и есть, и недостижимо?..
Я оставлял памятные записки в стволах, аккуратно вырезал куски коры, перочинным ножом, это были невысокие прибалтийские сосны… сочилась прозрачная смола… отодвигал ее и резал дальше, врезался во влажную живую ткань… доходил до белой блестящей, скользкой сердцевины, и в ямку вкладывал бумажку со своими письменами, потом покрывал сверху кусочками отскобленной ткани, заново накладывал кору, перочинным ножом, рукояткой придавливал, придавливал, кора приклеивалась смолой… На следующий день проверял, и часто не мог даже найти того места на стволе, или находил крошечные капли смолы, расположенные по границам прямоугольника. Способность деревьев забывать всегда меня завораживала, также как способность травы, примятой, раздавленной, подниматься, выпрямляться, снова жить, шуметь о чем-то своем…
Деревья эти выросли, и живы, я уверен. И я еще не исчез.

фрагментик из повести «Предчувствие беды»

Как-то сидел в своем кресле перед осенним небом… прошлой осенью, да… Жизнь катилась в холод и темноту. И я подумал, не хватит ли… стоит ли ждать боли и маразма?.. На глубокие истины не претендую, но в общих чертах понял, как все устроено, чего ждать от себя, от людей, от всего живого мира, с которым связан… Тем более, как медик, имею все возможности безболезненно удалиться. Бога не боюсь, готов распорядиться собой, как сочту нужным.

Нет, кое-какой интерес еще остался, и главное, привязанность к искусству… без нее, наверное, не выжил бы… Спокойные домашние вечера, рассматривание изображений… это немало. Да и надежда еще есть — через глухоту и пустоту протянуть руку будущим разумным существам, не отравленным нынешней барахолкой. Как по-другому назовешь то, что процветает в мире — блошиный рынок, барахолка. А вот придут ли те, кто захочет оглянуться, соединить разорванные нити?..

Я не люблю выкрики, споры, высокомерие якобы «новых», болтовню о школах и направлениях, хлеб искусствоведов. Но если разобраться, имею свои пристрастия. Мое собрание сложилось постепенно, незаметно, строилось как бы изнутри меня, я искал все, что вызывало во мне сильный моментальный ответ, собирал то, что тревожит, будоражит, и тут же входит в жизнь. Словно свою дорогую вещь находишь среди чужого хлама. Неважно, что послужило поводом для изображения, детали отступают, с ними отходят на задний план красОты цвета, фактура, композиционные изыски… Что же остается?

Мне важно, чтобы в картинах с особой силой было выражено внутреннее состояние художника. Не мимолетное впечатление импрессионизма, а чувство устойчивое и долговременное, его-то я и называю Состоянием. Остановленный момент внутреннего переживания. В сущности, сама жизнь мне кажется перетеканием в ряду внутренних состояний. Картинки позволяют пройтись по собственным следам, и я с все чаще ухожу к себе, в тишине смотрю простые изображения, старые рисунки…

Отталкиваясь от них, я начинаю плыть по цепочкам своих воспоминаний.

Живопись Состояний моя страсть. Цепь перетекающих состояний — моя жизнь.