Мысли перед сном.

Старость такое идиотское состояние, что в нем приходится искать преимущества. Одно из них( я уже писал о нем) — это плохая память на недавние события. Не так скучно с самим собой. Второе преимущество еще более очевидно — отпадают мысли о возможных перспективах. Перспективы проясняются сами собой.

из ответа на коммент (временное, понятно почему :-)

Искусство не занимается «красотой», это кич занимается (кстати, Пригов сказал, и на этот раз прав) Конечно, речь идет о «красоте» в понимании дураков. Пушкинский Сальери слышит разбитую скрипку, Моцарт слышит музыку. Эти фотографы потеряли уже почти все свои «задачи», — фактурку, за которую так боролись, сейчас на «никоне» сделает любой мальчишка. А художественные задачи одинаковы в любом изо-искусстве. Мне сколько раз говорили — «в тенях должно быть то, в «светах» должно быть это» — чушь собачья, примерно то же, что взять и выбросить в Сену черную краску, и что? — временная блажь, к искусству отношения не имеет.
Насчет протирки монитора — пусть протрут свои мозги, этот клич — «ясней, ясней!» или «нерезко!» — это обычная заморочка тупых технократов, которые в художественном отношении просто слепы.
Но тут, как всегда, если у Вас все одинаково — резко, нерезко, темно или светло — неважно! то художественность страдает, она в многообразии и контрастах… и т.д.
Мне рассказывала жена, она музыкант-профессионал, о том, как звукотехники слушают музыку — они не музыку слышат, а шумы и скрипы, и их занимает — скрипит или не скрипит, шумит или не шумит… Ну вот, техника выросла, ничего не скрипит и не шумит, а музыка осталась музыкой, и она этим… недоступна была, недоступной осталась.

Из 2008-го года


……………….
Постоянно смотрю сериал «Час Волкова» — из-за света и шляпы главного героя. Не так уж много надо, оказывается.
Но бывает, что надо еще меньше, если Вы напряжены.

Как повесть «Последний дом» написал

Был у меня рассказец один… Во сне долго искал. Проснулся, лежал, вспоминал… Не было рассказика! Нет, был! Не помню, о чем, но там зонтик под дождем — со сломанной спицей. Встал, пошел на балкон, вижу — на табуретке он. Птица со сломанным крылом…
И вспомнил, совсем некстати, мне Вова, сосед, говорил:
— Все взорву, пойдем ко мне, покажу…
Я пошел, ведь недалеко. Открывает чулан. Ведро эмалированное, из темноты глядит.
— Зачем мусор прячешь?
— Дурак, не мусор, а всему конец, стукну по крышке, земля в пыль!..
Видит, не верю, закрыл чулан, иди, говорит — я сам!
Назавтра исчез. Через месяц искать начали, сломали дверь, Вовы нет. А я думал, труп… И ведра нет…
Потом начали взрываться бомбы, то здесь, то там…
Как-то ночью стук, я к двери — Вова стоит, в руке ведро.
— Вот, вернулся, — говорит, — мусор вынести забыл. Там еще холодней, тоска, я без сил…
— На том свете, что ли?..
— Дурак, я вас проверял.
А что проверял, не говорит.
Утром я проснулся, вспомнил, пошел к его двери, стукнул.
Он открыл — ты чего в такую рань?
— Ты уезжал?
— Куда, проспись!..
— А бомба?
— Какая бомба, совсем не умеешь пить!
Я постоял, пошел к себе, сел за стол, написал — «Последний дом». Начал с зонтика. А он при чем? Выкинул, легче стало. А дальше просто, всю повесть за неделю написал.

старенькое, по поводу отношения к свету

////////////////////
Самому себе.
(Пикассо говорил, что художникам нужно выкалывать глаза. С фотографами можно поступать гуманней — разбивать оптику, чтобы черная дырка оставалась, камера обскура.)

даже не рассказ, а так… (повтор)

Я с психиатрией дело имел долгое и подробное, когда учился на шестом курсе в Тарту. Главным психиатром был профессор КАру, по-русски медведь, веселый человек и честный, известная величина. Больные его любили. Проходит по двору, там в луже больной сидит, пальцами воду загребает… «Рыбку ловишь? — профессор говорит, но не мешает больному дело делать. А потом произошел такой случай, схватили одного нашего професора, неугодного начальству — приехали ночью на скорой, сломали дверь и отвезли в психушку, привязали к кровати. Тот профессор не был болен, он против власти выступал. Это было… весной 1963 года, кому-нибудь расскажешь, не поверят, ведь оттепель, да? Какая к черту оттепель, если очень надо посадить!
А утром приходит психиатр Кару на обход, смотрит, его коллега привязанный к кровати лежит. Ты что здесь делаешь, спрашивает, хотя уже все понял, ответ ему известен. Развязать, говорит, и выпустить. Хотя ясно понимает, чем это для него кончится. Он честный был врач, и клятву Гиппократа не забыл, как нынешние подонки, пусть не все, но очень многие.
И спас человека. Но недолго потом Кару служил психиатром, возраст предельный, тут же на пенсию отправили, говорили, что счастливо отделался, все-таки европейская известность… И ушел он рыбку ловить, только настоящую, к реке, тогда еще много там рыбы водилось. И я его видел, здоровался, он про эту историю рассказывать не любил. Учитесь, — спрашивает, — ну-ну…
А потом я уехал. Теперь, говорят, психиатрия другая, даже люди из Сербского, которые придумали для диссидентов «вяло текущую шизофрению», стали добрыми, раскаивались. Но я не верю. Придет время, снова воспрянут, вспомнят своего гения Снежневского, начнут орудовать, как тогда. Врач, если один раз нечестен был, уже не врач, гнать эту сволочь надо, гнать и гнать! Теперь, говорят, не мелочатся, готовые дипломы покупают… Страна, где врачи сволочи, долго не продержится.

Лучший совет

Недавно мне хороший врач сказал по поводу своих коллег — «только в руки им не давайтесь…»

//////////////////////
Великий художник Вермеер не гнушался использовать камеру-обскуру для создания своих картин. Неважно, с чего и как ты начинаешь, важно, как и чем кончишь свою вещь. Правда, с современными камерами стало сложней, уж слишком оптика хороша
Но все-таки, и с ней справиться можно 🙂 Художнику, для которого работа начинается, когда первые пятна, часто все равно какие, нанесены уже — на холст, бумагу или экран — фотка полезна бывает…

давно зреющие мысли

Руководство Академии наук совершило предательство по отношению к Российской науке, серьезней, чем это сделал Лысенко. Тот, в силу своей малообразованности, затронул только биологию, генетику, а физики были нужны тогда, и сумели защитить Академию в целом, такого разгрома как сейчас, тогда не было. Когда я был на втором курсе к нам приезжал акад. Презент, правая рука Лысенко, и с трибуны кричал — «Наследственность — не сундук с наследством, это — свойство…» Наш старик-биолог усмехался, он был в молодости учеником Моргана…
Сейчас Академгородок напоминает поселок с придатком в виде нескольких влачащих жалкое существование Институтов, из которых все мало-мальски интересующиеся наукой, стремятся уехать.
Что нужно бы? Нужно то, что никогда не сделают.
Следует подчинить весь город одной власти — разогнать эти дурацкие советы, в которых в основном бывшая институтская обслуга и люди, не имеюшие отношения к серьезной науке. Власть должна быть — НАУЧНЫЙ СОВЕТ, состоящий из директоров Институтов и крупнейших ученых. При этом Совете должен быть хозяйственный отдел, полностью подчиненный нуждам науки — он должен выполнять строительные работы и то, что сейчас делает УЖКХ. Все деньги, поступающие в город, должны быть в распоряжении Совета, его экономического отдела. Все строительство должно вестись только в Интересах ученых и людей, непосредственно науку обслуживающих. Ученые сразу должны получать квартиры во временное пользование, пока работают в Институтах, а также возможность покупать их врассрочку по сильно сниженным ценам.
Наука должна быть попрежнему сосредоточена в Академии, фундаментальная, во всяком случае. Все разработки, не имеющие отношения к фундаментальным проблемам, должны отойти в отраслевые объединения или министерства.
Иначе существование «наукоградов» смешное дело. Еще несколько лет, и о фундаментальной науке во многих областях можно будет позабыть, если не вывести ее из подчинения дураков, заседающих в Советах, озабоченных только своими материальными или узкими интересами, не имеющими прямого отношения к развитию науки.

временное

Фотографию вполне можно включить в «смешанную технику» — с полным основанием… если хорошо потрудиться над ней 🙂