День: 20.04.2007

Прошу извинить меня, я снял несколько записей.
Им лучше быть в другом месте.

……………………………………

………………………………………

…………………………………………

Мне рассказывал один человек, как он во время войны, пятнадцатилетний мальчик, ехал через всю страну. Это было в тяжелое время, осенью 41-го (кажется, или 42? не помню точно). Его с матерью экакуировали в Ташкент, мать умерла, а мальчик решил добраться до отца, который незадолго до войны женился вторично, семью эвакуировали, но ближе, в Тамбов, и отец там преподавал в медицинском училище. Мальчик этот, я назову его М., когда рассказывал, был уже взрослый человек, но эти дни, три недели он добирался, запомнил на всю жизнь. Сначала он чувствовал себя щепкой, которую несет взбесившееся течение, кругом были почти обезумевшие люди. Ко всему, он стремился против основного течения, в сторону войны… Да, наверное, 41-ый, потом какой-то порядок навели. Что мог чувствовать 15-летний мальчишка, к тому же, выросший в обеспеченной семье, в довоенной спокойной Эстонии, можно себе представить. И вот удивительное дело. Дней через десять своего путешествия он почувствовал вдруг спокойствие и свободу. Он знал, куда ему нужно, свою цель, и все, что было вокруг, несколько отодвинулось от него. Он по-прежнему плыл, но теперь уже сам. И все стало удаваться ему легче и быстрей. Он добрался.
Это возникшее в нем чувство сыграло в его жизни весьма двойственную роль. С одной стороны, он преуспел, выучился, стал сильным самостоятельным человеком. С другой… это понимание окружающего, людей вокруг, как среды, как безвольной травы, которую можно развинуть, если имеешь свою цель… Видимо, оно имело свои последствия. Он стал медиком, успешным, но подвизался всю жизнь в областях, в которых не было никакой ясности (не буду перечислять, чтобы не подходить слишком близко к «оригиналу»). На нашем современном языке он был кем-то вроде Кашпировского. Иногда, действительно помогал, но чаще водил людей за нос. Способный человек. ВидЕние своей поездки он пронес через всю жизнь. Что-то кафкианское проглядывало в этой истории, которую он с деталями рассказывал мне, еще юнцу. Такие истории имеют странный эффект, они не влияют сначала ни на что, а потом, через много лет, вспоминаются, и оказываются важными. Источником для размышлений, по меньшей мере.

////////
НАБЕРЕЖНАЯ, ВЕТЕР
ююююююююююююююююююююююю

Терпеть не могу букеты, уважаю отдельные цветки. Их рисовал замечательный Володя Яковлев. У цветка есть смысл, сущность, он отдельное существо, а в изображениях пуков умирающей растительности, вырванной из родной почвы, одна декоративность, эстетство не замечающих агонии.
Но в интерьере, чужом, иногда изображал. Как невольников — изображал. Или не задумываясь, что характерно.

Есть такое свойство — хороших — картин, текстов, артистов, музыки, и, наверное, всего хорошего в искусстве. Хорошее выносит расстояние.
Входишь в зал, картинка висит на противоположной стене, но сразу видна. Так получается, если работа построена КРУПНО, из 2-3х (не более) частей. А уж внутри этих частей возможны «изыски», чтобы при подходе не скучно было.
Крупное построение ВЕЩИ — это как «крупный жест» у человека. Если он не суетится, не «мельчит». Это знают хорошие актеры, они не боятся расстояния, их видно и слышно с задних рядов.
Крупно построенная картина «выдает себя» на миниатюрах. Не теряется на них, часто даже выигрывает.
Впрочем, в эпоху усилителей и «фанеры» говорить об этом, только сотрясать воздух.

Тем, кто устал от антивирусов с их штучками.
Откройте www.eset.com
и там в меню скачать trial версию. Есть и русская. Пользуетесь месяц лучшим в мире антивирусом, не пропускающим абсолютно ничего. Через 29 дней снимаете его, и ставите снова (предварительно уберите отовсюду следы программы, из поиска по «nod32») Это самое большое полчаса, и она снова стоит месяц. Искать ей сериал трудно, есть програмка, которая увеличивает trial до момента гибели солнца, то не могу ее рекрамировать, сами понимаете. И без нее хорошо. Работает быстрей всех антивирусов в мире, Вы такого не видали. Если не верите, посмотрите в спецжурналах — nod32 уже много лет держит абсолютное первенство.
С тех пор как поставил, никаких проблем.

Однажды мне пришлось утешать одну даму, хорошую знакомую, обиженную жизнью и людьми. Она вся в сожалениях и счетах, обидел кто-то, сама сделала(сказала) не это… Я решил рассказать ей о своем отношении к такого рода событиям (какая глупость!) Вот, говорю, представь себе, ты вышла в поле, идешь, сначала отличная погода, и вдруг ураган, ливень хлещет, ветер сбивает с ног, а то и сама поскользнешься, упадешь в канавку… Ты же не будешь в обиде на природу?
Мне казалось, и кажется, — это неплохой взгляд на вещи: рассматривать окружающие нас невзгоды и пакости как природные явления, не жаловаться, не сожалеть о своих промахах, а просто пытаться выбраться на сухое место, и забыть… Когда я был сильно увлечен своими делами, то получалось: кто-то не пускал за границу, кто-то на меня стучал… откуда я знаю, работаю себе… Ну, повздыхаю о погоде, и дальше…
Я ей говорю, говорю, про погоду-непогоду… она слушает…
И вдруг заплакала еще пуще:
Зачем, говорит, зачем я не взяла с собой зонтика, не надела плащ!..

…………….
Одно время понравилось писать пальцами. С кистями больше возни, а пальцы вытер, и пиши другим цветом. Кроме того, их много, пальцев, и хорошо видно, где какой цвет. Недостаток есть: если холст грубый, то кожа на пальцах стирается. А в остальном все хорошо.

Старый набросок потянул за собой старый рассказик…

КРЫМ

Когда мне было тридцать, я впервые попал в Крым. Другие, знакомые мои, часто ездили, рассказывали, как там, а у меня времени было мало. Работал изо всех сил, особенно летом — в лаборатории тихо, прохладно, места много, приборы свободны — твори, дерзай, или как там сказал поэт, не помню, я поэтов с детства не читал. Приезжали сотрудники, загорелые, усталые, веселые, и рассказывали, что за чудесная земля — Крым, а я им не верил… нет, верил, но мне и здесь хорошо, да и времени нет.
И вот, наконец, я развелся, и оказалось — времени-то уйма, и работать летом не обязательно. «Едем» — говорит приятель, он там дважды в год, весной смотрит, как все цветет, осенью — как зреют плоды, а иногда и зимой успевает отдохнуть. Что ж, едем, говорю — действительно, оказывается времени много, в лаборатории сыро и темно, и творить я устал, а Крым, говорят, чудесная земля.
Оказывается, всего одна ночь. Я вышел из поезда, ранее утро, не особенно тепло, даже прохладно, во всяком случае, ничего удивительного со стороны температуры, и у нас так бывает по утрам, но воздух… Нет, запах, конечно, запах — это совсем другой мир, вдыхаешь без конца и не устаешь…
Мы долго ходили, искали подходящее жилье, приятель знал в этом толк, а я молчал, смотрел по сторонам. Поселок низенький, грязный, везде канавы, мусор, на дороге в пыли лежат собаки, отдыхают от жары… Кухоньки… в крошечных садиках на грядках кое-какая зелень натыкана, и, представьте — растет!.. Заборы перекошены, везде хибары, хибарки, хибарочки, отовсюду голые ноги торчат, очки, носы… движение, беготня — собираются к морю… Кругом невысокие холмы, песок, пыль, камень, дальше — повыше, одна вершина, поросшая зеленым лесом, рядом скалистый утес, и еще, и в море круто обрывается вся гряда. Солнце начало уже припекать, но удивительно приятно, я хотел, чтобы оно меня насквозь пропекло, чтобы я стал как этот камень, песок, пыль — сухим, горячим… А воздух — он другой, у нас тоже чистый воздух есть, но здесь он еще простором пахнет, как на краю земли. Это и есть край, ведь дальше только море. И все страшно беззаботно кругом, здесь дел никаких быть не может, творить невозможно, зато можно почти не есть.
Наконец, мы нашли дом, он стоял на высоте, над морем. Внизу, еще ближе к воде, тоже поселок, но нет такого простора, приятель говорит — здесь лучшее место. Мы бросили вещи и пошли на берег. Там кучами лежали тела, мне это сразу не понравилось, я говорю — давай, отойдем. Мы шли довольно долго вдоль воды, людей становилось все меньше… Сели на песок. Море оказалось выше головы, горизонт поднялся, изогнулся… Я дышал. Так мы сидели часа два или три, потом приятель говорит — неплохо бы поесть, а завтра начнем купаться. Мы прошли еще дальше, начались рощицы с кривыми деревцами, которые торчали из камней, здесь уже не было никого. Постояли, море начало плескаться — поднялся ветерок. Здесь нельзя жить постоянно, я подумал, также как в раю…
Мы нашли кафе — длинный сарай, железный, голубого цвета, там был суп, второе, творог и компот, народу мало — все еще греются. Мы поели, и я захотел спать, ужасно, неодолимо, мне стыдно было признаться, потому что еще утро.
— Неплохо бы отдохнуть, — говорит приятель, — первый день всегда так, я этого воздуха не выдерживаю.
Вернулись на квартиру, легли, он сразу заснул, а я подошел к окну. Вижу — все как золотом облито, сверкает вода, по краям картины темные горы, и все вечно так, вечно, было и будет здесь… Потом я лег и заснул — до вечера. Приятель несколько раз уходил, приходил, а я все спал. Так я приехал в Крым.

………………
Желтый от старости листок. Дата завораживает. Старшая сестра моей матери, умершая от аппендицита в начале 20-х. Прошлого века. «Моя жизнь прошла в прошлом веке» — звучит? А ее — началась в позапрошлом. Вот, детский альбомчик. Почти у всех девочек были, в нем стихи и рисунки. Акварели. В гимназиях учили писать акварелью.
Стихи — Тютчев, Пушкин, Блок. И свои стихи, и подруги писали. Учили стихосложению, между прочим.
Никто не знает о девочке, умершей от аппендицита. И альбомчик никому не нужен. Странная старая вещь. Ничего в нем особенного. Мне так и сказал один образованный человек — все известное в нем, остальное беспомощное дилетанство. Это правда. Ну, да, никто не спорит — свидетельство времени. Ну, личная судьба. Ну, возможно, учебником истории не заменить.
Но никому не надо этого знать. Мы, в общем-то, боимся знать, что и до нас жили люди, не хуже нас. И умерли все, и забыты — совсем. Совсем. Лепечут про небеса какой-то вздор. На земле — единственной реальности, их — больше нет. И нас это устрашает. Видеть не хотим, отворачиваемся от могил. Немного о вчерашнем дне — так чтобы оттолкнуться ногами…
Мне предлагают — одно, другое… Или плечами пожимают. Это значит — оставь как есть, САМО уничтожится. Ага, мы любим, чтобы само собой…
Только кажется, что само…

КАК ВСЕГДА

Старый пес, а только отпустишь — тут же исчезает. К утру вернется, еле жив от усталости. Выйдешь из дома — лежит на пригорке, на мерзлой траве, свернулся, не видно, где голова, где хвост. Позовешь — он медленно возвращается из сна, поднимет голову, ищет, откуда голос. Увидел, с трудом встает и, мотая опущенным хвостом, ковыляет ко мне…
Он спит целый день и только вечером поест. Теперь несколько дней будет ходить рядом, не тянуть поводок, а отпустишь — обежит ближайшие кусты, и обратно.
Время идет, он оживляется. Вижу, стоит и раздумывает, удрать или остаться… Сейчас он еще сомневается. Строго зову и беру на поводок. Он даже доволен — за него решено. Но пройдет еще день-другой, и он уже уверен. Вот отстал, что-то обнюхивает, а сам косит коричневым глазом… куда бы…
Теперь стоит отвернуться, он кинется в кусты, исчезнет из виду, а через минуту далеко впереди перебежит дорогу. Я закричу ему, засвищу, но расстояние ослабляет силу приказа, он не вернется. Там на углу собираются маленькие кудрявые собачки, лапы и живот у них черны от грязи, спина в расчесах. Он обожает их, и здесь задержится. Если подойти, то можно еще вернуть его.
Но я иду домой, поводок на гвоздь, и берусь за дела…
А ему скоро наскучат эти привязанные к одному углу существа, и он, не оглядываясь, по-волчьи вытянув шею, устремится вперед по своему большому кругу. Он бежит привычной размашистой рысью, как бегал в этих местах молодым. Он не помнит этого, но знает, что жил здесь всегда. Он бежит легко, ноги несут его без труда, он не думает, надолго ли это. И так до вечера…
А в сумерки выбежит на берег реки — и остановится. Черная бегущая вдаль вода пугает его. Он постоит и повернет обратно, к огням, туда, где скользят по асфальту машины и бегают разные интересные собаки. Вот они заметили друг друга, бегут к ближайшим столбам с отметками, выясняют, кто есть кто, знакомиться или, сдержанно ворча, разбежаться. Это ничейная земля, драться незачем и удаль показывать не принято… Теперь он то и дело переходит на шаг, ему хочется найти сухое теплое место — в траве под деревом или в кустах, прилечь и вздремнуть. Домой он не пойдет, до утра никогда не возвращался.
Делает как привык. И будет делать пока может, без сомнений и страха.
Я завидую ему.
……………………………

КТО НА ЧТО ГОРАЗД…

Одни любят чистоту, другие — порядок. Некоторые обожают и то, и другое, но это зануды, о них не будем. Те, кто чистоту уважают, ничего не могут найти среди своей пустоты. Зато хвалятся, что живут без пыли. Им так кажется. А те, кто за порядок, пыль не замечают. Каждый со временем должен выбрать, что ему нравится. Жизнь не оставляет нам выбора, заставляет выбирать. Впрочем, есть такие, кому и то и другое поперек горла, ни порядка, ни чистоты!.. Мой приятель из этого племени. Он пишет рассказы. Вокруг него горы грязи и пыли, никакого порядка.
Я смотрю на него… Он производит беспорядок. Никто не в силах его грязь вынести, выбросить… и сжечь опасно, она черным пеплом засыпет город, как Помпею или Геркуланум… или оба вместе… Я вижу, он уже без сил, копошится, отбивается от летучих листочков, набросков, черновиков, от шуршащих, смятых в комок, многократно расправленных… задыхается под кипами серо-желтых, пропыленных насквозь листов… Природа мстит за желание внести в избу порядок. Родить из хаоса. Безумец, благие пожелания…
Листочков с рассказами немного. Но все равно странно, он концентрирует пыль и грязь! Непонятно. Тоненькая папка. Даже незаметна среди грязной бумаги…
А мир остается каким был, разоренный и засыпанный результатами работы по наведению порядка. Только хуже становится! Приятель, конечно, не один старается. Но его способ особенно раздражает, допотопный, наивный. Черт знает чем занимается, о нем говорят. Но, боюсь, и черт в этом мало понимает.
Я предлагаю:
— Давай, помогу, выбросим к черту весь беспорядок…
Он устало машет рукой:
— Завтра снова появится…
Сжал листочек, отбросил, он вздрагивает — живой… Шуршит, развернуться хочет — чем я плох?.. Трудно понять, что ты неумелый плодик, недоделанный результат. Неудачливый урод. Может, все мы такие, недоделанные? Кто знает…
Но про одно точно могу сказать. Пыльное это дело — из грязи и беспорядка создавать слова. Слов мало, а грязи все больше, больше…
Я нагибаюсь, поднимаю, разглаживаю неудачливый листок. Он в глубоких морщинах, и пуст. Только в верхнем углу:
… попью чаечку, съем булочку, а меду — не буду… Одни любят кислое, другие — сладкое, кто за чистоту, а кто — за порядок…

………..