дневниковое

Вчера пришлось в мастерской убрать паутину — с болью в сердце. Комиссию ждал, чтобы определили температуру стояка, не руками щупали, а объективные данные, определить, нужно ли трубы менять или не нужно… А руками что скажешь, только что тело теплей, а это приблизительная величина. Смел кое-как, не старался, в надежде, что вернется прежний вид. Но пауков живых не нашел, некому вернуть. Они соткали, ждали безрезультатно, и ушли из дома, куда даже мухи перестали залетать. А если и залетит, то заснет налету, и до лета спит…
С пауками интересно, много общался с ними, они гораздо умней своей добычи, отсюда пренебрежительное отношение к ней. У людей не так, добыча просто слабей хищника, но редко бывает глупей, чаще — наоборот, умней и больше понимает, а хищник примитивен, живет сегодняшним днем, и после него — пустыня… Не так, как после пауков — ажурные строения…
Хотя никому не нужные…


///////////////////

Когда-то один хороший писатель, и честный, написал, что пьянство — идея-фикс нашего народа. Какая тут поднялась волна возмущения, вот подлец!
Не знаю, не психиатр. Но проходя мимо компаний современных ребят и девушек, часто слышу один только разговор — кто, где и сколько вчера принял, и что делал… Бессознательность восхваляется, наравне с необычайной устойчивостью к этому раствору (этанола). Правда, последнее время, проходя мимо компаний девушек и парней я слышу и другой разговор, сколько и где кто кого трахнул. Обсуждается с неменьшим жаром, а вчера одна девушка говорила с гордостью, что дала всем, и еще пришли, и она все равно дала, и если б еще пришли, то и этим бы досталось. Лет семнадцать ей. Вот я и думаю, может новая идея вытеснит старую, все-таки для здоровья полезней она или уж точно не такая вредная… И как-нибудь проскочим мимо или хотя бы чуть задев самую поганую смертоносную тему, герыча я имею в виду.
Хотя и он уже тут как тут…

даже не рассказы, а так… (повтор)

Я когда-то с психиатрией дело имел долгое и подробное, когда учился на шестом курсе в Тарту. Главным психиатром был профессор Кару, по-русски, медведь, веселый человек и честный, известная величина. Больные его любили. Проходит по двору, там в луже больной сидит, пальцами воду загребает… «Рыбку ловишь? — профессор говорит, но не мешает больному дело делать. А потом произошел такой случай, схватили одного нашего професора, неугодного начальству — приехали ночью на скорой, сломали дверь и отвезли в психушку, привязали к кровати. Тот профессор не был болен, он против власти выступал. Это было… весной 1963 года, кому-нибудь расскажешь, не поверят, ведь оттепель, да? Какая к черту оттепель, если очень надо посадить!
А утром приходит профессор психиатр Кару на обход, смотрит, его коллега привязанный к кровати лежит. Ты что здесь делаешь, спрашивает, хотя уже все понял, ответ ему известен. Развязать, говорит, и выпустить. Хотя ясно понимает, чем это для него кончится. Он честный был врач, и клятву Гиппократа не забыл, как нынешние подонки, пусть не все, но очень многие.
И спас человека. Но недолго потом Кару служил психиатром, возраст предельный, тут же на пенсию отправили, говорили, что еще счастливо отделался, все-таки европейская известность… И ушел он рыбку ловить, только настоящую, к реке, тогда еще много там рыбы водилось. И я его видел, здоровался, он про эту историю рассказывать не любил. Учитесь, — спрашивает, — ну-ну…
А потом я уехал. Теперь, говорят, психиатрия другая, даже люди из Сербского, которые придумали для диссидентов «вяло текущую шизофрению», стали добрыми, раскаивались. Но я не верю. Придет время, снова воспрянут, вспомнят своего гения Снежневского, начнут орудовать, как тогда. Врач, если один раз нечестен был, уже не врач, гнать эту сволочь надо, гнать и гнать! Теперь, говорят, не мелочатся, готовые дипломы покупают… Страна, где врачи сволочи, долго не продержится.
……………………………..
……………………………..

Когда умер один профессор, хороший и нужный науке человек, то его жена ходила и показывала на старика, который в том же дворе жил. Тот старик тоже был ученый, но неудачник. Ненужный человек. Его еще до войны арестовали, выпустили через двадцать лет, он всю науку забыл-перезабыл. Работал лаборантом, потом вышел на пенсию, и долго еще жил, потому что был долгожителем, и даже его сестра, старшая, еще была жива, ей под сто лет, хотя трижды репрессировали, морили голодом и все такое, вот что значат гены, да? Так вот, жена того нужного профессора, которому повезло, он до войны всего год сидел… она в горе показывала на того ненужного никому лаборанта, и говорила — мой муж гений — был!.. ему бы жить да жить, какова несправедливость — этот вот, не нужный никому, ходит, дышит и рад жизни, а кому, кому он полезен, никчемность такая…
Когда долго живешь, пусть не долгожитель, то видишь, как часто жизнь теряет смысл и достоинство, и ничего с этим сделать невозможно. А многие думают наоборот…
………………………….
…………………………..
Меня студентом приютил один человек, я писал о нем в повести «Ант», он был настоящим филологом, то есть словами заворожен. Он говорил, что может написать, что угодно, его легкости и свободе нет предела. И, действительно, я некоторые отрывки читал, он пушкинского был племени, по глубине, прозрачности, легкости необычайный слог… Но он часто тяжело напивался, и тогда говорил, что чем легче написать, тем меньше потребности этим заниматься, и что в конце концов вовсе замолчит, противно с людьми общаться… Но не успел, в снежную морозную ночь замерз. Выпил сильно, ушел в лавку купить добавку, а потом до дома не дошел метров сто. Я поздно вернулся, ночью, опыт был трудный и неудачный, и почти у ворот наткнулся на твердое тело. Записи его искал, но почти ничего не нашел.