День: 16.07.2007

ФРАГМЕНТ РОМАНА «ВИС ВИТАЛИС»

…………………
Новый курс Института имел свои преимущества перед старым — прекратились публичные сеансы вызывания душ, перемещения вещей силой воли, передачи мыслей по ионосфере, поиски кладов при помощи рогатой палочки — все вытеснили дела и разговоры о будущих владыках мира; те уже объявили компетентным лицам о своем скором прибытии.
Марка мучил сам вид комнатушек, в которых он «сражался за истину», как он это раньше высокопарно называл, а теперь мучительно тянул время, прежде, чем расстаться. Окно, его окно! Ничего особенного, окно выглядывало на захламленный двор, желто-зеленый забор отделял территорию от дороги, дальше начинался лес, выставив впереди себя ухабистые поляны, усеянные холмиками спекшегося цемента, который нерадивые строители когда-то сваливали здесь. Но и эти могилки не могли испортить вид на бледные березы, высокие и тонкие, на узкий горбатый мостик над ручьем, давно высохшим, на развалины конюшни из красно-коричневого кирпича с теплым внутренним свечением на закате… Это окно со всем пейзажем, который оно заключало в раму, стало частью его комнаты, также как письменный стол, полка, вытяжной шкаф, два химических стола… И несколько отслуживших приборов в углу, давно пора в овраг, да рука не поднималась: ему чудился в них молчаливый упрек — и покрывало наброшено небрежно, и ручки вывернуты под немыслимым углом…
Он смотрел на них с чувством вины, шел в библиотеку, шатался среди чужой мудрости час или два — и брел домой. Там он лежал, тоже смотрел в окно или читал детективы, чтобы не приставать к себе с вопросами. Что-то происходило в нем, и он старался не спешить, зная свою привычку слишком настойчиво припирать себя к стенке; не требовал от себя ясности, чтобы не выбиться вовсе из едва намечающейся колеи.
……….
Иногда, проснувшись ночью, он чувствовал, как его тянет в этот сумасшедший дом у леса. Может, он хотел застать свои приборы за разговором, как кукол в сказке — они просыпаются от послушного дневного сна, смеются и живут до рассвета?.. А, может, надеялся найти там истину, которая столько лет не давалась ему, а теперь вот сама, ненужная, приходит, тоскует у окна?.. Нет, просто ему не спалось, и он выходил из дома и шел туда, куда привык ходить в любое время. Он бесшумно скользил мимо спящего вахтера, раздевалки, буфета, сворачивал в первый же коридор… Он мог с закрытыми глазами найти дорогу — разными путями: и широкими темными аллеями, и узкими закоулками, в глубине которых обязательно дверка в новый темный переход, и по нему, оставляя следы на хрустящей штукатурке, он все равно выходил к своей цели.
Он не любил только подземные этажи; сплетничали, что видели там людей, годами не вылезавших к свету, с пепельного цвета кожей и прозрачными глазами, сбывшееся предсказание фантаста, но, скорей, одна из выдумок, к которой Аркадий руку приложил, ведь старик не мог без бредовых идей.
— Здесь давно две нации, — уверял он Марка, — нас скоро по ночам начнут кушать, а мы все об истине, да о свете…
А сам при этом ухмылялся — не верил своим словам.
Марк шел по теплому линолеуму. Многие помещения были оставлены, двери распахнуты и в темных окнах сиял единственный фонарь, что стоял посреди двора; другие давно не светили, экономия ради главного направления — пришельцы обещали быть к весне.
Он не боялся темноты, здесь ничто не угрожало ему. Ночники разбрасывали по стенам призрачные тени; на пути то и дело возникали провалы, здание требовало ремонта. Глеб, неистовый строитель этого чудища, возводил для себя пирамиду, насыщал ее ходами, чтобы где-то в глубине, в спрятанной от всех комнатке, водрузить на две простые табуретки некрашеный гроб. Юродство высокомерия?.. или высокомерие юродства?.. — замуровать себя в храме науки, превратив его в лабиринт и мавзолей? Наверное, поэтому он и нагромождал этажи на этажи, запутывал коридоры, как паутину, плел ложные ходы и тупики — то с размаху утыкаешься в кирпичную стену, то через неожиданный пролом выкатываешься на лесную поляну… Проиграв в борьбе со временем, он пристрастился к азартным играм с пространством, провозгласив в одном из предисловий о существовании особого измерения, свойственного только жизни. Ирония судьбы — единственную свою свежую идею он растворил в ничтожном словоблудии, предваряющем очередной опус выжившего из ума злобного старикана, который скурвился в борьбе за истинные ценности.
— Ах, Глеб, бездельник, негодяй, растяпа… растратил недюжинные силы! — морщился Аркадий, — его волнует только здание, ничтожная оболочка, он форму предпочел содержанию!
Умер академик, бросились искать карты здания, без них как без рук! — и нет карт — нигде! Но и тело тщеславца не осталось здесь. Случай прервал на полпути осуществление стройного плана, актуального со времен древнего Египта. Не получилось с тайной комнаткой, простыми табуретками, некрашеными досками, брошенным поперек гроба халатом алхимика… Академик обыденным образом разлагается на роскошном кладбище, в окружении густо смердящих властителей и маршалов, основателей империи, которой не стало.
— Мало, мало… — он сказал бы, — не об этом мечтал…
А, может, все-таки, найдут то предисловие? Или истина откроется заново, выплывет в блеске, как последний писк научной моды? Или вовсе растворится в пространстве, будто и не было, — исчезнет? Какая нам нужда в том особом измерении?..
И не такое пропадает бесследно! Забудется, как сам этот красивый, умный и властный человек, проживший не лучшую из своих возможных жизней.