Я много лет живу со зверями. Не могу сказать, что специально наблюдаю — просто общаюсь. И у меня, конечно, накопилось столько… Думаю, есть вещи, о которых мало кто догадывается. Но вот рассказать не могу. Было бы нечестно, мне кажется. Например, я много знаю о гомосексуализме у животных. О том, как кошки кокетничают с мужчинами. Их приемчики… Знаю про кошек с собачьими замашками.
Люди многое унесли с собой из животного мира, но лишены защитных и компенсаторных механизмов, разработанных эволюцией. Потому люди — самые опасные звери.

……………………………………….
У меня висит эта работа, и я, когда вхожу в комнату, ее замечаю. Висят и другие, десятка два работ ковровой завеской, но те я редко вижу, привык, а к этой привыкнуть не могу. У автора возникают странные, непонятные отношения с давно написанными картинками. Спроси, что меня привлекает — не знаю… Слова не подберу. Какая-то заброшенность, отдаленность?.. И нет цели в этом движении женщины с собачкой. Это важно, что нет цели. А больше ничего сказать не могу. Да, еще свет… но об этом слишком долго говорить.

………………………………………………..
NO COMMENT

С интересом и симпатией читал Андрея Комова про российские дела. Глубоко и умно, но немного напоминает мне — сейчас скажу пару глупостей — характеристику сложных процессов через академическую равновесную модель. Эти же системы далеки от равновесия и процессы в них определяются в значительной степени, если не совсем, кинетическими факторами, относительными скоростями процессов. От Серпухова до Пущино тридцать километров бурьянов на месте полей, да разграбленные разобранные по кирпичикам фермы. Но это все «мелочи» — есть несколько процессов, которые уже чрезвычайно трудно остановить — генетическая, культурная и нравственная деградация, которая стимулируется и пришпоривается абсолютно шизанутыми «реформаторами», нет, скорей параноиками, для которых идея реформы уже настолько связана с собственным благополучием, властью, тщеславием… что им абсолютно наплевать на положение очень значительной части людей.

…………………………..
Похожую картину я видел в детстве, в подвальной квартире дворника. В доме, в котором мы поселились сразу после войны. Наша квартира была на втором этаже. Меня часто посылали к дворнику в подвал. Он работал еще истопником. Тут же рядом в подвале была котельная, она отапливала 16 квартир 4-х этажного дома.
Дворник попивал, и часто забывал затопить с утра. Я должен был спросить, когда у нас будет тепло. Посылали меня, потому что он хорошо относился к детям, у него семья погибла во время войны. Он тут же кое-как вставал, и говорил — muidugi, muidugi… что по-эстонски значит — «конечно. конечно…»
На стене висела картина. Мама говорила, это копия знаменитой работы немецкого художника, фамилию я, конечно, забыл. Картина была сильно подпорчена влагой, краска большими кусками отпала. Видимо дворник нашел ее где-то в развалинах.
Когда я начал писать картины, то мне пришло в голову написать ТУ картину. Так, как я ее видел в полутемной комнате дворника. Зачем мне это было нужно, не могу объяснить, но я очень хотел.
И я написал ее. Как сумел, как вспомнил, ничего не приукрасил. Помню свое чувство, когда ее закончил. Спокойствие. Я замкнул еще одну связь.
В жизни все связи должны замкнуться. Тогда она сама становится творческой вещью. Жизнь — творческая вещь, как книга, картина. Когда все замкнется, жизнь=вещь выпадет из общего времени, зато в ней появятся свои — и время, и пространство. Это вера, если хотите. И все.

Меня спрашивали, с чего такой надрыв в «Доме»?.. Вот мальчик в «Следах у моря» — тихо рассказывает?..
То другая история, а это — другая.
Та все-таки в прошлом, а «ДОМ» — актуальней мне кажется. Разрушается НАШ ДОМ, и мы все свидетели. И ответчики, никуда не денешься.
И рассказывает историю человек, который, так получилось, САМ разрушил чужой дом, другую страну.
И не может забыть это.
………………………………..
…………………………………………..

Мне не раз говорили – «что ты там окопался… Город в другую сторону полез, а ты как был, в последнем доме, так и остался, блин… Ты же способный был!»
Я не спорю, отшучиваюсь, зачем обижать… Не могу же сказать, – «лучше в последнем доме жить, зато на своей земле.» Не поймут. Этого теперь не понимают, смеются – «дурила, ищи, где глубже…»
Ночью проснусь в темноте, лежу, луну встречаю, тени по стене ползут… Я дома. А если уеду, буду ночами вспоминать, обратно стремиться… Зачем ехать, куда?..
Каждый за свою жизнь горой, чужую правду на дух не выносим. Не хотим себе настроение портить, никому не докажешь ничего. Вот и я, как увижу знакомое лицо, нервничать начинаю, глаз дергается. Делаю вид, что не заметил, разглядываю небо, деревья… Знакомые говорят – «совсем свихнулся…» Пусть… Радуюсь, если успеваю отвернуться. Но иногда не успеваю, и случаются неприятные минуты. Не знаю, кто прав, вижу только, они мне чужие. А свои… это свои.
– Вечно ты упрощаешь, – Генка говорит.
– А мне сложность надоела, сил нет.
Слушаю, терплю, а сам жду, чем же кончатся слова.
Противно смотреть на говорящие рты.
……………
Я рано состарился, еще в молодости поседел. Потом, с возрастом выправился, стал почти как все.
Давно это случилось, в 68-ом. Я в другом месте жил, призвали в армию. И я в Праге дезертировал. Сбежал, хотя некуда было. Для меня это был удар, то, что мы там вытворяли. Но я бы стерпел, если б не тот парнишка с ведром…
Мы на танке сидели, на площади, он вышел из подъезда, рядом дом, и пошел к нам. Спокойно идет… Большое ведро, белое, эмалированное, с крышкой. Я еще подумал, как аккуратно у них все, даже ведро красивое…
Он мимо проходит. Вышел на середину площади, остановился, крышку снял… И быстро, мгновенно опрокидывает на себя. Потом я понял, почему ведро, а не канистра – чтобы скорей. А зажигалку не видел, он мгновенно вспыхнул – весь! Ни звука. Наверное, сразу сознание потерял, а тело дергалось, извивалось, живое тело…
Сделать ничего, конечно, не успели.
Наши суетились потом, кричали – «псих, псих…»
Теперь ему памятник стоит, народный герой.
Я вынести не смог, вечером из части ушел. Не помню, где был…
Утром нашли, привезли обратно, лечили. Но об этом не стоит…
Через год выпустили. С тех пор у меня справка. Каждый, кто раньше жил, знает, что это такое. Зато никому не нужен, с вопросами не пристают. Такая жизнь была, могли в любой момент пристать. А так всем ясно.
Нет, нормальный, если для себя, только с людьми мне трудно, долго не выношу их. Не всех, конечно, есть и у меня друзья, вон сколько насчитал…
Но справка у меня в крови, навсегда.
Но это не страшно, я художник, а они тогда многие со справками были. Нет, не учился, все сам. Кисточку люблю, и гуашь, а с маслом у меня нелады. Неплохо зарабатывал. Были и голодные годы, но это как у всех, ничего интересного.
Потом настали новые времена, про эти справки забыли.
Сейчас никому до другого дела нет, тоже небольшая радость.
………………………………………………

…………………