Потерявшим свой ключ посвящается
Обычно, вернувшись в свой треугольник, опомнившись от воспоминаний, фантазий, тут же проверяю, все ли моё с собой. А тут заболтался… Наконец, спохватился, запускаю пальцы в карман, где должен быть ключ в знакомой обертке, обложке…
Его там нет!.
Допрыгался, молодец…
Так не бывает! Единственное, что не может пропасть, это собственный ключ.
Бывают времена ключей от всех запоров и замков, сейчас другие подступают — запоров от всех ключей, торжество идиотов без памяти и зрения.
Но свой-то ключ пуще глаза береги! Если сберег, то дверь к нему найдется.
Выходя из дома я бережно запираю дверь, и чтобы поверить в этот факт, событие, основу надежности бытия, совершаю несколько действий, известных мне одному. Они странны, бессмысленны, но обязательны — совершив их правильно, надолго запомню, и тогда уж не забуду про ключ, вокруг которого ритуал совершается. Движения эти запоминаются даже в текущем потоке мусорной жизни; идиотизм приспособления трудно чем-то перешибить, кроме чистокровной бессмыслицы. В результате таких действий ежедневные глупости бледнеют, отступают…
Ритуал ключа, в нем моя надежда и опора.
У меня всегда с собой бумажка размером с лист писчей бумаги, но в отличие от писчей, она обладает куда более важными свойствами — прочна, и в то же время эластична, мягка, вынослива на изгиб, терпит многократное сгибание без предательских трещин, шероховата, а не гладка, не скользит в руках, я держу ее надежно, и спокоен. Вытаскиваю сложенный пополам лист из грудного внутреннего кармана пиджака. Это значит, что выходя на улицу я должен быть в пиджаке, и не только из-за внутреннего кармана, в котором нужный лист, но из-за грудного верхнего кармашка, который на виду… но о нем позже, дойдет очередь и до него.
Значит, так, я вытаскиваю лист правой рукой из левого грудного кармана, а в левой при этом держу ключ. Обычно лист благополучно раскрывается, и я кладу ключ на середину, ладонь правой руки уже внизу, и начинаю заворачивать, при этом медленно говорю:
— Р-раз — и одну из сторон заворачиваю на ключ, накладываю и прижимаю.
— Д-два — и вторую сторону точно также.
И три, и четыре. Теперь ключ скрылся, и наступает главный момент. Я медленно сгибаю сверток пополам, и это удается, потому что ключ не на самой середине, я заранее побеспокоился, с опытом приходит… получается аккуратный длинноватый пакетик, и ключ внутри. При этом говорю, медленно и очень сосредоточенно глядя на сверток, прижимая пальцами левой руки твердое длинненькое тельце, скрытое внутри…
— П-я-ять…
И это значит, ключ завернут надежно. Я медленно, аккуратно, почти торжественно закладываю сверток в грудной кармашек пиджака, который, правда, на виду, но глубок и надежен, с плотной полотняной подкладкой, не то, что ненадежные боковые, драный шелк!..
Сверток в кармашек, проверяю кончиками пальцев — он там!.. и говорю, внушительно и проникновенно:
— Раз, два, три, четыре, пять — вышел зайчик погулять.
Зайчик это я. И ключ при мне. Я вышел погулять, или по делам, неважно, главное, знаю, как отпереть свою дверь. Если знаю, могу думать о других вещах. Расширилась щель между событиями, которые были и будут. Другими словами, я свободен, и могу убираться ко всем чертям, то есть, к себе.
А когда вернусь обратно, вспомню мудрые слова про зайчика, и куда спрятал ключ, вот!
Если быть искренним, а честность мой основной закон… приходится признать, что все главное в текущей жизни, или «сегодняшнем дне» — бессмысленно, так что не стоит корить себя за несколько странных движений, которые помогают удержаться на поверхности. Время отнимают?.. У меня нет времени. Не в том смысле, что мало, — я с ним не знаком, моя жизнь бредет по иным путям, ощупывает другие вехи, они чужды времени. Шоссе с односторонним движением, вот что такое время, а у меня движение другое.
Вы думаете, вот дурак, или старик спятил? Очнитесь, окружающие нас люди совершают действия и ритуалы куда более бессмысленные, чем мои магические жесты вокруг ключа, например, слюнявят деревяшку, надеясь на бессмертие или поддакивают мерзавцам, выклянчивая подачку…
Но пока всё плохо!
Песенка спета, зайчик цел, а ключа нет!
Невозможно. Пока я жив, ключ должен быть. У меня есть дверь, в ней замок, за дверью мое пространство — стены, потолок, пол, мое окно… и многое еще, очень важное, только моё!..
Но первое дело — ключ и дверь, это начало. Пусть жизнь кончается по-другому — без двери и ключа, но об этом не стоит…
Шарю по всей одежде, что на мне навешана, ключ должен найтись! Я не мог так глупо, безрассудно отпустить его, бросить в дыру…
Ладонями по бокам… и непредвиденное осложнение — что-то незнакомое на мне, я и не подозревал… И в этом одеянии, оно напоминает короткое до колен пальто, я нахожу два новых кармана, совершенно не изученных.
Один пуст… Зато во втором мне повезло — сразу нащупал металлический предмет, это был ключ! Плоский, довольно длинный, как штырёк, такого я не знал… Вытащил его, с черной пластиковой рукояткой, странный предмет, который открывал только одну, свою дверь, он знал про нее всё, а она помнила его прикосновения… И я надеялся, что этот ключ мой, и его дверь — моя!..
Ключ лежал на ладони, живой, теплый, и не сопротивлялся. Он понимал, что-то важное в нем заложено, и был от этого высокомерен, я чувствовал по теплу, которое от него исходило. Он грел ладонь и вполголоса говорил, сквозь зубы, а я не понимал, хотя подставил ухо, но переспрашивать не решался. Он говорил, поплевывая, не глядя на меня, а я делал вид, что понимаю, и вежливо ему кивал, пока он не замолк. Я все стерпел, ведь он нашелся, это важней всего. Но должен признаться, трудно вынести, когда ключ от собственной квартиры разговаривает с тобой, высокомерно поплёвывая… Когда люди по отношению к нам высокомерны, над этим легко посмеяться, но когда высокомерны родные вещи, свой кожушок, например, или ботинки, единственные… тут уж не до смеха…
Но странно, он не был завернут, ключ, он не в том виде, в каком должен быть, а значит что-то не так, вдруг он не мой?.. Как получилось, что нет моей любимой бумажки, ключ гол, значит, в опасности — он обладает свойством юлить, выскальзывать из рук, карманов, исчезать в дырах, подкладках, тихо и незаметно добираться до следующего отверстия, тогда уж на волю, падать в траву, прикидываться незаметным, и даже не блестеть, чтобы не наткнуться на острие глаза. Отсутствие бумажки сильно озадачило меня. Никаких недоразумений с ключом у меня раньше не случалось…
Но опыт всей жизни научил меня — подожди, делу время, сомнениям час…
…………………………..
Смирись, гордый человек, признай коммунальный мир, согласись с устройством жизни, хотя оно жестоко, несправедливо… Мир мудр и терпелив, если твои протесты до сих пор прощает.
Иногда так думаю, но чаще другого мнения, какого черта меня учат жить!..
Но вот что интересно, мои блуждания по этому клочку земли полезны, я многое начинаю понимать. Пусть мое знание напоминает первый черновик, все равно, большое достижение. Я Робинзон наоборот: он оказался в новом месте, а я… остался там, где много лет живу, но тоже странствую, оказывается, для этого не нужно плыть через моря.
Робинзону достаточно было обойти остров, чтобы понять — он здесь один.
Я тоже обхожу свой треугольник — и понимаю, что один, хотя здесь куча народу, и я никуда не уезжал. Я тоже от всех ушел, но не так! Робинзона выбросило море как ненужную вещь, а я сам ушел от всех.
И снова уйду, и снова…
Поругивая жизнь, посмеиваясь над собой, хожу меж трех домов, по земле, за которую страшно и обидно. Не хочу видеть людей на ней… а может других хочу?..
Три дома, окруженные дорогами и оврагом. Дорогами в никуда, в опустевшие деревни Харино, Дракино, Грызлово, Подмоклово…
— Почему домой не идете?
Опасный вопрос! Чертова бабища, нависла надо мной. Прислужница ЖЭКа, не иначе…
— Гуляю. Полезно.
И неопределенный жест, авось отстанет. Лучшее в мире слово — авось…
Я Робинзон на площадке размером в полтора футбольных поля.
— Куда я попал?..
Глупый самому себе вопрос…
Раньше надо было думать, решать — «куда нам плыть?..»
Теперь уже некуда бежать.
Двое, мирно беседуя, останавливаются рядом, в трех шагах, сначала писают, а потом, прижавшись к дереву, за которым стою, совокупляются.
Я давно уже без презрения или омерзения… равнодушен стал. И привык, так постоянно происходит: уплыл с Острова — вернулся сюда, как ни крути-верти, а дом родной. Реальный до тошноты — вот снова роют около оврага, нефть ищут за нашими домами.
Обязательно найдут!..
Отдельные люди могут быть прекрасны, большинство ужасно. Никто меня не убедит, что сообщество людей интересней царства животных. Могу часами наблюдать за зверем, а человек надоедает минут за десять, особенно, если говорит. Ненавижу говорящие рты. Жующие и говорящие. Умные речи еще хуже глупых, в них бессилия больше, и лицемерия.
