День: 24.07.2015

Автопортрет средних лет. В зеркало не смотрю, истинное положение дел не интересует, а только восприятие и ощущение от самого себя, здесь оно уж слишком благостное, на мой вкус 🙂
………………………

Пастели — «Подвалы», серия 80-х годов. В России можно только в подвале жить, если совсем честным быть, да. Так я думал в 70-80-х, так думаю и сейчас. А уезжать никогда не хотел, нет у меня веры в «другой мир» — по большому счету мир везде одинаков, можете сколько угодно говорить мне о различиях — везде рождаешься и везде умираешь, и везде одинок, если требователен и честен. Это вопрос не истин и не законов, а внутреннего самоощущения, я о своем, вы мне — о своем… и расходимся как в море корабли… ну, гадость эти слова, густая гадость, потому что… потому что слова…
………………………..

Бананы педанта. Люблю больше всего не истину, не правду, не артистизм — а точность, то есть, верность собственному чувству. Ну, да, оно, чувство, несколько многообразней, но простые «модели» тоже что-то отражают… если не с головкой в них сидишь. Оттого я не люблю всякие черные квадраты, особенно под старость невзлюбил — чернота должна быть насыщена светом, а свет содержит в себе и черноту…
…………………………..

Дама с собачкой.
……………………………

Январская оттепель за окном десятого дома, где Перебежчик зверей кормил. Я благостные тексты о зверях не люблю, их жизнь не менее драматична, чем наша. Проникся уважением к Пикассо, гениальному пижону, который приблизив намешливую морду к картинке какого-то абстракциониста, кажется Кандинского, спросил — «А где же здесь драма?..»
…………………………..

Картинка такая большая есть, не люблю ее за слишком наглый цвет… Висела в кухне много лет. Хотел убрать, спрятать или отдать желающим, но ленился, какая в конце концов разница, что тут висит, редко по сторонам смотрю… Но внезапно проникся жалостью к ней, как к больному ребенку, который может быть ужасен, надоедлив, капризен… но если нет перед ним простора, будущего нет, то жалости всегда достоин. Сейчас не помню, где она, кому отдал… или по-прежнему в доме, в котором больше не живу… Это беда, беда эгоиста — привязываешься к себе, ругаешь, проклинаешь… и жалеешь, а картинка ведь часть тебя в себе носит, пусть не лучшую, но часть…
…………………………….

Цветки. Вообще-то я такое изобилие не люблю, мой идеал — отдельный цветок, отдельный и одинокий во всем мире… как у Володи Яковлева иногда получалось, все хорошее — оно иногда, и то хорошо, если хотя бы иногда случается… А эти цветки исключение для меня.

Два парня, будущие гении, их звали Ван Гог и Поль Гоген, что-то не поделили. Мнения зрителей, наблюдающих эту историю, разделились — одни за Вана, другие Поля поддерживают. Вана защищают те, кто видел американский фильм, в котором он, до удивления похожий на себя, мечется — не знает о будущей славе, досконально рассказывает про картины, по письмам брату, и отрезает себе ухо в минуту отчаяния. Он так встретил этого Поля, так принял в своем доме в Арле!… а тот, безобразник и бродяга, заносчивый силач. «И картины писать не умеет… да! — так сказал мне один интеллигентный человек, сторонник Вана, — они у него уже цвет потеряли и осыпаются…» Тут на него наскочил один из лагеря Поля и, с трудом себя сдерживая, говорит: «Мне странно слышать это — осыпаются… а ваш-то, ваш… у него трещины — во!» — и полпальца показывает. А тот ему в ответ… Потом, правда, Ванины поклонники приуныли — смотрели фильм про Поля, французский, и некоторые даже не знают теперь, кто прав. А нам это так важно знать… Вану страшно и больно, он выстрелил себе в живот, уходит жизнь беспорядочная и нескладная, несчастная жизнь. Все эскизы писал, а до картин так и не добрался. Но это он так считал, а эти-то, болельщики, они же все знают наперед, все!… им чуть-чуть его жаль, в неведении мучился, но зато что дальше будет — ой-ой-ой… мировая слава… гений… Что Поль, что Поль… На своем дурацком острове, полуслепой, художник называется, умирает от последствий сифилиса или чего-то еще, тропического и запойного…
— Он нормальный зато, Поль, и жену имел, пусть туземную, а ваш-то Ван просто псих, уши резал и к проституткам таскался…
Представьте, идет такой спор, хотя много лет прошло, умерли эти двое. Ну, и что, если давно. Смерть весьма нужное для славы обстоятельство. С живыми у нас строже, а мертвые по особому списку идут. У них льготы, свое расписание… И все-таки важно их тоже на своих и чужих поделить — Ван, к примеру, ваш, а Поль — мой… И вот болельщики, собравшись густыми толпами, валят в музеи, смотрят на Ванины и Полины картины, которые почему-то рядом… — и молчат. Думают:
— … Ван все-таки лучше, — обожает труд, руки рабочие и башмаки… А Поль — этих бездельниц таитянок, с моралью у них не того…
— … Нет, Поль, конечно, сильней, он с симпатией жизнь угнетенной колонии изображает… к фольклору ихнему уважение проявил…
Сзади кто-то хихикает — «мазня… и я так могу…» Болельщики хмурятся, шикают, все понимают, как же — смотрели, читали… Вот если б им похлопать гения по плечу — «Ваня, друг, держись, мировая слава обеспечена…»
Ах, если б им жить тогда…
Тогда… А кто кричал тогда — «бей их…»? А потом шел в музей — постоять перед Лизой…