УТРЕННЕЕ АССОРТИ 171214

…………………………………………………………..

Прогулка в полдень. Фрагмент картинки маслом.
…………………………………………………

Мы знаем только образ мира.
……………………………………………….

Собачка из города Плимут, теперь у меня живет
…………………………………………….

Свои углы лучше чужих хором
……………………………………………..

Потом я снял очки, и оказывается, лучше видеть стал — обобщенней, а детали с радостью опускаю.
……………………………………………

Конец всех победителей, они всего лишь временные крючки
………………………………………….

Старый друг, давно мне говорит — «уезжай, пусть будет не лучше, но другое». А я нет и нет, и он меня не бросил.
………………………………………….

По сравнению с жизнью моей, это почти вечное.
………………………………………………

Цветы сухие, фон живописный.
…………………………………………..

Поражение осени
………………………………………….

Смерть все спишет, картинки останутся, про меня забудут, и хорошо, хорошо…
…………………………………………..

Десятый дом, квартира, там половина живописи написана, а теперь мимо хожу, на окна не смотрю…
…………………………………………

Лоджия, 14 этаж, за окном город, страна, которые любил, а теперь разлюбил. Людей не осталось. (Почти, для справедливости заметить надо)
……………………………………………..

Люблю желтый
……………………………………………….

Мой черный кот, всегда со мной, и свет мне еще светит.
…………………………………………….

Робин, мой друг, из зарослей своего Острова наблюдает за дикарями…
………………………………………………..

А этот мой друг — наблюдает из окна
………………………………………………..

Почти современный профиль
………………………………………………

временное

Легче всего уйти -хлопнув дверью. Трудней — тихо прикрыв ее за собой. И почти невозможно — уйти незаметно, а ведь именно так уходит большинство людей. Значит, в большинстве есть и смысл, и сила, хотя преобладает глупость, трусость и слабость. И все-таки…

ТРи фрагмента

ТРИ ФРАГМЕНТА

То, что выражено — освоено; если понимаешь, значит сможешь как-то примирить в себе… или примириться. Серьезное творчество — всегда продукт примирения, выражение цельности, часто единственной, которую художник может собрать, накопить, выжать из себя. Я не говорю о таких, как Рубенс, Коро или Ренуар, гармоничных, устойчивых во всем. Я имею в виду таких, как Гоген, Ван Гог… или Зверев, Яковлев… Независимо от масштаба таланта, для них искусство почти единственное выражение той цельности, которой на жизнь им не хватило. Я не говорю о морали, для меня это скользкий лед, я имею в виду соответствие масштаба поступков, отношений и вообще всей личности — творческому результату. Одни просто и естественно распространяют свою цельность на всю жизнь, другие достигают ее на отдельных вершинах тяжелой творческой работой, в картинах, книгах… и совсем не способны поддерживать тот же «уровень» в жизни. Мне смешно, когда говорят о бессмертии души. И вовсе не потому, что я материалист, хотя и это важно. Под конец жизни наша душа — пусть будет это слово — настолько обременена, отягощена, что ясно: она «не рассчитана» на вечность, а только едва-едва выносит земную жизнь и к концу ее не менее истрепана и истерзана, чем тело.

…………………………………………………………….
Как я уже говорил, все, что на границе сферы внимания, вызывает озабоченность, настороженность, растерянность, раздражение и даже страх своей неуправляемостью. Как поступить, чтобы избавиться?.. Вернуться, снова приблизить к себе?.. Невозможно. Значит, отбросить!.. Постоянно что-то оказывается лишним, мешающим, и оно активно выталкивается. Стремишься все время как бы уйти от себя прежнего! На первый взгляд, нет никакого сознательного стремления — новое увлекает и старое забывается. Но это не так: для того, чтобы забыть, надо поработать. Правда, это особая работа, в ней нет сознательного стремления отбросить, есть другое: придать выводам, решениям, результатам, которые отживают свое, законченный вид, черты незыблемости, фундаментальности, монолитности, сформулировать, ясно выразить отношение… То, что ясно и четко выражено, уже не интересно и легко забывается, уходит из ежедневного обращения… или остается в сжатой, свернутой форме — формулой или афоризмом, которые не требуют доказательств и подтверждений.
Формы отбрасывания очень разнообразны — от попыток изменить свою жизнь и измениться самому — освободиться от влияний, связей, иллюзий, страстей, ошибок, собственных убеждений и достижений — до картин, книг. От «самосовершенствования», идеи очень сильной в молодости, до творчества.
В творчестве я вижу много от этого желания «отделаться» от себя. В картинах и книгах уже пережитые состояния, нечто остановленное, застывшее. Если продолжить эту мысль, то результат в искусстве — всего лишь «побочный продукт». То, что выброшено из «сферы внимания» за ненадобностью. Самые высококачественные из всех известных на земле отходов.
…………………………………………….
Что осталось со мной? — то дерево, тот забор… трава у дома… вид из одного окна… запах выпечки из подвала на улице Пикк… несколько слов, несколько лиц… Перечислить — хватит странички, описать — не хватит толстого тома… передать — никак, никогда… Эти люди… они забыты всеми, кроме меня. Они знали то, что теперь знаю только я — один на свете. Как меня звала мать. Про кошку Нюшку, в которую я стрелял из рогатки. Не могу понять, как я мог это делать…. Про плиту в нашей кухне, как ее топили, какой в ней был бачок, в нем грелась вода… Какой был пол под столом у отца. Про Женю З. — несчастный заика, как он всего боялся… Люба… кто о ней помнит, кроме меня?.. Ее «пустая никчемная жизнь», как я тогда считал… Оказывается, помню — она была добра со мной. Мой брат… Никто, кроме меня, не помнит его крошечным, краснорожим существом… он умер уже…
Я бы мог рассказать много историй. Ничего особенного в этих рассказах. Это есть у каждого — какое-нибудь особенное дерево, окно, забытые всеми люди… Теперь они только во мне. Никто не может опровергнуть моего знания. Но и не поддержит его — оно никому не нужно. Меня охватывает ужас. И бешенство — так я устроен, никогда не примирюсь с темнотой, куда ушли те, кто дал мне жизнь или просто сказал доброе слово, улыбнулся… Ужас забытых жизней. Неужели все, что осталось от моего отца и матери, — это я? Ужасно.
Почему это пугает меня? Этим людям больше ничего не нужно — их нет.
Имеет смысл только то, что остается. Жизнь может быть прекрасной, увлекательной, забавной, умной — и бессмысленной, если ничего не останется. В конце концов, может, это естественно, и смысла просто не существует? С точки зрения науки, это бессмысленный вопрос — о смысле… А в басни о вечной жизни я не верю. Куда нам вечную, мы с этой едва-едва справляемся, к концу истощаем свои силы, сморщиваемся, стекленеют глаза, все становится безразличным, душа, или что у нас вместо нее… устает, стареет, изнашивается… Нет, мы не рассчитаны на большее, чем имеем. Я уважаю смерть, она нужна. Она сама ничего не делает бессмысленным, она просто прекращает. За бессмысленность отвечают люди.

скоро мы умрем…

Прежде чем говорить о культуре, давайте вспомним про траву, без которой не было бы нас, всех, живущих кислородом. Дальше — на втором месте для меня стоит червяк дождевой, который из самого разного хлама земли создает среду, на которой вся остальная жизнь может расти и питаться. Потом звери, которые если скажут «мяу», то за этим вполне определенное желание, возможность действия. И наконец наши вполне расплывчатые слова, которые очень примерно выражают чувства и желания, возможность действий. Культура тонкая пленка на поверхности жизни, а тут еще мне предлагают различать на ней слабенькие пятнышки — национальность, например. И особые какие-то черты… ну, пусть что-то особенное и есть, но такое это крохотное и малозначительное по сравнению с тем, что делает трава, что делает червяк с землей, и что делают все люди, не думая, и не кичась своими различиями… Тем более, говорить, что кто-то особый, и лучше в чем-то другого… какая все-таки чушь, мы не лучше травы, недолго нам жить при нашей хрупкости и сложности, а останется — земля, трава, червяк в земле, преобразующий ее для новой жизни…