Из записок 2008-го года


…………………………………………
Не сдвинулся с места, и написал (и прочитал самому себе вслух, полезно оказалось) повесть «Последний дом»

она оказалась больше обо мне, чем мне хотелось, смайл…
……………………………………….
вопрос отъезда.

Всякое негодование и несогласие плодотворно, если принимаешь участие в сопротивлении. Но я никогда не хотел «влезать» в эти дела. При коммунистах меня просто несколько раз припирали к стенке, например, «за литературу» — и мне приходилось что-то говорить и делать, чтобы не перестать уважать себя — я не был в состоянии сдаваться и сгибаться перед обстоятельствами, так меня воспитала мать. Об этом немного есть в повести «Ант». Но я никогда не был диссидентом, и не хотел им быть, мне всегда казалось, что те дела, которыми я увлекаюсь, намного интересней и ценней. Мой товарищ уезжал в тот день, когда Сахарова выслали в Горький, мы ехали в такси, и он говорит — «обязательно надо заехать к ним домой, к родственникам их, выразить свое возмущение». Он был близок с ними. А я нет, и я не поехал с ним, и не потому что побоялся, мне такие публичные акции всегда казались (для меня) неестественными. По этой же причине я не ходил к дверям суда над Бродским, хотя многие из нашей ленинградской лаборатории там стояли.
………..
И сейчас особенно — я вижу, что начинаются десятилетия тягомотины, и происходят постыдные явления, агония имперского мышления и так далее. И я это чувствую в своем миниатюрном мирке в Пущино. Но писать о таких вещах крайне не интересно. Но жить это мешает.
А «власть денег» меня ни здесь не касалась, ни там не будет касаться. В годы ленинградской аспирантуры я жил так, что обыскивал свой пол в попытках найти копеечку, чтобы купить полбуханки хлеба, но это никогда не унижало меня, — даже своеобразный азарт возникал.
Весь мир устроен едино, и устроен неправильно, об этом я хочу еще написать. И мне в сущности все равно, где это делать. Лет десять тому назад я еще верил, что здесь можно несколько выправить положение, если к власти придут хотя бы, пусть не очень умные, но желающие сделать добро своей стране люди. Этого нет, и не видно даже. Наоборот, я вижу полную картину возвратов к тому времени, от которого мы ушли.
Непонятно сейчас, лучше ли сидеть здесь и полностью изолироваться, а я это могу сделать вполне — или изменить условия, попасть в другую, может быть, чуть менее воровскую и неправедную страну, но абсолютно мне чужую? Пока не знаю, это примерно одинаково для меня, ничто не перевешивает, оттого я и выбрал — два года.
Ко всему учтите, что мне 68, и что я не долгожитель, так что вопрос вообще становится малозначительным.
Он чисто практический — где я меньше потеряю сил, нервов и времени для своих дел, а планов у меня никогда много не было. Сейчас это одна книга и что-то вроде смешанной техники, с участием фотографии, графики, коллажей и так далее, несколько таких циклов я задумал. Рисовать на экране мне сейчас удобней, чем на бумаге. Потом, исходя из фотографии, довести ее до состояния графического образа. Вообще, задача слить воедино все возможности и оптики и ручной работы кажутся мне интересными. В фотографиях есть своя непосредственность — это схватывание момента, то, чего нет в живописи, и что есть в моментальных рисунках. В сущности, хотелось бы не делать никаких различий. Мой учитель И. уже лет тридцать занимается коллажами, используя для этого фрагменты изображений, предметы, которые он прикрепляет к холстам, потом что-то дорисовывает и т.д. Получаются цельные изображения.
…………….
В общем, сейчас нужно будет выбирать то, что лучше для спокойной работы, и пока вопрос не решен. А деньги у меня никогда не будут и не были, что о них говорить.
Вот именно, ТАМ МНЕ БУДЕТ СОВСЕМ ВСЕ РАВНО, и это лучше, а ЗДЕСЬ НЕ ВСЕ РАВНО, и НИЧЕГО ЗДЕСЬ ПО СУТИ НЕ ИЗМЕНИТСЯ в ближайшие годы, ПОКА Я ЕЩЕ ЖИВОЙ. А мои потребности в пище и жилье минимальные, климат хотелось бы потеплей, а от слишком настырных людей отбиться мне никогда не стоило труда.
ПРОТИВ отъезда — потеря времени на переезд и устройства, даже минимальные. Вот два года и буду думать…, а может за это время благополучно скончаюсь, и вопрос будет решен.

На сон грядущий

Там, где я сейчас временно нахожусь, около двух ночи, значит, в Москве около четырех. Обычное время для человека, смешавшего день и ночь, смайл. Ночное состояние ценней дневного, оно позволяет говорить вещи, от которых утром можно отмахнуться… на время, но не забыть. Я смотрел один фильм сейчас, из тех, от которых любители «настоящего искусства» легко отмахиваются, но мне почти все равно, что смотреть, качество определяется «триггерными свойствами», а это очень индивидуально — важна цепь чувственных ассоциаций. Конечно, очень хорошие в художественном отношении вещи крепче и чаще «цепляют», но тоже не правило, у каждого есть свои «болевые точки», и это далеко не всегда совпадает с эстетическими установками. А так, чтобы эстетическое переживание, довольно искусственная вещь, совпало с возбуждением личностной «структуры», бывает исключительно редко. Подробно объяснять не хочется, извините. Я только об одной вещи и то кратко скажу — назову ее очень неточно «моральным принуждением искусства». Это не касается общих для многих вещей, это сугубо индивидуальные моменты, и на совпадение переживаний лучше не надеяться, это как бутылки с записками, которые бросают в море… или, если вульгарно сравнивать, с отношением к своим рукописям:когда их пишешь, то переживаешь собственную жизнь, а когда отдаешь в редакцию — словно мусор бросаешь под кровать… Знаю, знаю, многие люди встают и идут выбрасывать, и не бросают под кровать, но иногда вставать смертельно не хочется, и бросаешь. Тут, конечно, зависит от отношения к месту, куда «вывешиваешь», у меня оно обычно нехорошее, небрежное, потому что главное уже сделано, вещь существует, а что мне скажут и что за меня решат, довольно безразлично. Но я о моральном принуждении, да? Это такой вопрос, на который очень многие современные творческие люди не отвечают для себя, а для других врут. Ты окружаешь себя оболочкой, миром своих героев,и тут разное отношение — одни считают, надо всё показать, «как оно есть на самом деле», я считаю надо так изобразить или написать, чтобы вытащить из себя и усилить всё лучшее, что имеешь, что как-то в тебе теплится, а «закон жизни» ли это, или теперь другие законы, на это наплевать, с возрастом нарастает свой внутренний скелет и внешняя оболочка, вот они важны, и творчество самый мощный механизм саморазвития и само-совершенствования, в этом его глубинный внутренний смысл. Ясно, что резонанс в этих делах бывает редко, и с редкими людьми, и это неизбежно, если делаешь СВОЁ и всерьез. Так вот, о чем я… Окружаешь себя оболочкой, миром своих людей и зверей, а они в свою очередь начинают действовать на тебя, и это действие куда сильней и важней, чем действие людей и окружающей нас среды. Грубо говоря, а ночью только так и получается, если твой герой один из трехсот спартанцев, то ты хотя бы раз в жизни предать его не имеешь права, а он имеет право требовать от тебя равенства с собой. В моральном отношении значит, мне неприятно, стыдно и страшно оказаться ниже своего кота, по-своему геройски поступившего, или птички, уводящей хищника от гнезда, или стать ниже отношений двух художников, которые несмотря на разность взглядов, способностей, отношения к жизни, биографий оказались выше всех различий и протянули друг другу руки, признав искренность и талант другого. Это же ты написал, и значит не можешь их предать, оказаться пустым краснобаем и лжецом в действиях своей жизни!, невозможно это! Вот оно, моральное принуждение творчества, его формирующая личность роль. У каждого свое, у каждого свое, а для многих здесь вовсе нет вопроса, существует талантливое лицедейство, фантазия, перевоплощение, но это «особстатья» и мне не интересно. Нет, интересно бывает, но там я посторонний, могу любоваться и ценить чужое для меня через чисто эстетическое отношение, потом пройти мимо по своим путям…

наевшись-напившись…

Забавно, обнаружил незаконченную повесть. Бред, но есть «перспективные» мысли, например -«Бессмертие тоже бессилие, почти столь же противное и унизительное, как смертность…»
Бог в ней хитиновый жук, вся мудрость в хитиновых слоях, под панцирем комок бессильной слизи… Наркоман, пристрастившийся к КРОШКАМ, которые как чешуйки спадают с созданного им существа, недоросля, полужидкого огромного слизняка, вонючего, громогласного идиота. Но уничтожить его вместе со средой обитания, КУФНЕЙ,чтобы создать нечто получше… не может, потому что останется без любимых КРОШЕК, которые этот безмозглый гигант разбрасывает, стоит только почесаться… Ах, эти КРОШКИ!!!
Десять тысяч слов настрогал, под конец себя презирая — дикие фантазмы!!!
Но если полумертвый буду, парализованный, а главное — слепой!!! то ощупывая брайлевскую клаву… Отчего ж, может, вспомню про эти божественные наркотические КРОШКИ…

еще немного старенького

Чтоб не слезло…

За последующие после ухода из Института десяти лет я не написал о науке ни единого слова. Странно, половина жизни не могла пролететь незаметно от самого себя…
Наконец, понял — у меня нет стилистики для книги про науку. Что такое стиль? Это выражение лица. Важно найти то выражение, с которым собираешься писать. Чтобы не слезло от начала до конца вещи.
Однажды почувствовал, вот! — то самое выражение. Случайно получилось. С ним мне интересно будет рассказать.
Так я написал роман «Vis vitalis», почти 100 000 слов.
Правда, странная у меня наука получилась. Оказалось, все равно, какая истина добывается, главное, чтобы люди были живые…
Но больше о науке не писал.
…………………………………………………………

Чтоб не сдох…

Два принципа, или правила для прозы есть. «Гласность» и «Бритва». Текст, который легко читается в голос, легко и глазами читается. Чтобы лился, без запинок и затычек, а сложности потом. Чтение вслух — последняя проверка.
А «Бритва» — никакого избытка, нервных клеток мало.
Осёл, всего меж двух стогов, и то от голода сдох.

…………………………………………………………
Не поэт, и не брюнет…

Писатель, поэт – неудобные слова. Как-то спросил одного хорошего поэта – «вы поэт?»
Он смутился – пишу иногда… бывает…
В общем, случалось с ним, иногда, порой…
Так что стоит пару слов сказать – про писак и про читак.
Писака обижается, если ему говорят неприличные слова. Но, я думаю, зря, – профессия уникальная, если хороший. Даже если всех писак собрать, то больше чем столяров не наберешь. Столяр знает, чтобы на стуле усидеть, требуется известная часть тела. Хороший стул на все размеры годится.
А чтобы хорошую книгу понять, другие места нужны, они не у каждого находятся.
Писака, если интеллигентный, начинает недостатки в себе искать. Мучается…
И часто сдается, решает – «надо как они»: жизнь ихнюю описать, как чай утром пролил, сморкнулся, форточку открыл, запах стереть… Детёнка в сад водил… Про училку, про редактора зловредного…
В общем, хочет подать читаке знак – писака такой же перец, такой же кактус как ты, милый-дорогой!..
Чтобы, буквы перебирая, не рассерчал, не зевнул ненароком…
Какая глупость!
Писака, не гадай, чего читака чешется, на всех не нагадаешься.
Дунь-плюнь, поверь, – если читака книгу твою купил или даже прочитал… ничего не значит. Не радуйся, не огорчайся. Подожди лет десять, а там посмотрим – или читака умрет, или ты…
Или книга.

О свете и тьме…

О Сезанне. Суровый немногословный дядя. Но внутри вулкан. И задачи ставил огромные. Хочу картинки, как у Пуссена, говорит… Вернуть живописи монументальность. Старая живопись была построена на двух началах — свете и тьме. Импрессионисты выбросили тюбик с черной краской, но им не по силам было выбросить из искусства ТЬМУ. Их картины красивы, легки, беспроблемны — мимолетные наброски ощущений. Замечательно красивы. Но мучительная и глубокая старая живопись, с противоборством двух основных начал — осталась позади. Сезанн понял, пора оглянуться. И свою задачу выполнил. При этом сделал огромную вещь — из цвета получил свет.
Вот и «сухой» Сезанн. Он столько скрытой страсти вложил в свои лабораторные опыты, что они стали школой целого века художников.

Ко всем чертям…

Есть у меня один житейский рассказик, бытовой. Событие, действительно, имело место с моим знакомым АБ. Но и с БА что-то похожее случилось, и с XZ, совсем в другой стране, нечто подобное произошло. И потому я этот рассказик не разорвал, как многие другие, («бытовушные», я их называю) а оставил. Хотя он для меня ценности не имеет. Но что-то остановило.
В жизни каждого бывает, растет внутри тела или головы пузырь, а может гнойник, надувается, тяжелеет… В нем страхи всякие, зависимости, долги и обязанности…
И вдруг лопнул. И много воздуха вокруг! Хотя вроде стоишь на той же улице, и машина-поливалка рогатая — та же, что вчера, снова поливает мокрый асфальт… Раньше мог только сюда, и в мыслях другого не было, а теперь, оказывается, могу еще и туда, и в третью сторону, и вообще — ко всем чертям! Это чувство, беспечно-аморальное, по-детски радостное… Оно должно когда-нибудь придти, хотя бы раз в сто лет. Потом вспоминаешь, морщишься, улыбаешься… — вот мерзавец!.. Вот злодей!..

Из «КУКИСОВ»

Экспрессионисты…

Люблю этих художников, далеких от жизни, с их синими и красными лошадями…
Интересно, что они жили или очень мало или долго. В разных странах, разные люди… Смотрите сами.

1. Макс Бекман 84 года
2. Эрик Хеккель 87
3. Отто Дикс 78
4. Алексей Явленский 77
5. Василий Кандинский 78
6. Оскар Кокошка 94
7. Альфред Кубин 82
8. Август Макке 27
9. Франц Марк 36
10. А.Модильяни 36
11. Эдвард Мунк 81
12. Эмиль Нольде 89
13. Макс Пехштейн 74
14. Жорж Руо 87
15. Эгон Шиле 28
16.К.Шмидт-Ротлуф 92

Пруды, деревья, напоминающие водоросли, фигуры женщин без ничего, относящиеся скорей к мебели, чем к живым телам…
Вспоминается одно слово, сказанное женщиной по фамилии Бессонова, мне говорили потом – «классный искусствовед, как ты ее заполучил?»
И не старался, ей все было интересно, просто позвонил ей, и на моей выставке, на Вспольном 3, вечером мы пили чай, она смотрела… Говорит, немного похоже на покойного Алешу Паустовского, впрочем, другое… Потом я ездил к ней в музей, подарил первую книгу рассказов… Потом звонил, но никто не отвечал, и только через несколько лет узнал, что она умерла.
Я спросил ее на выставке, что это, имея в виду свой «стиль».
Сейчас мне смешно, а тогда не было. Она говорит — «это наш интимизм».
Мы отличаемся от немецких экспрессионистов — интимней их.
Зато они были открытей, свободней, жестче, деловитей…
И потому жили долго, а мы не можем.

Из сусеков


Хурма
……………………………

Вечерний вид
……………………………

Натюрморт с бутылкой
…………………………….

Знакомство.
……………………………..

Зарисовка с шишкой

Живут же люди…

Мне недавно сказал один человек:
– В тебе нет главной черты писателя. И художника
тоже.
– Только одной?
– Не ёрничай… но без нее пропадешь. Ты не хочешь
интересным быть для читателя, зрителя.
– Ну, я рисую, пишу…
– Что ТЕБЕ интересно, то рисуешь, пишешь. А о нем,
сердечном, думаешь?
Я стал думать, что же я думаю о нем… Молчу, так
усердно думаю.
– Вот видишь! Хоть бы историйку забавную расска-
зал… или анекдот из жизни. Чтобы ОН тут же себя узнал!
или тебя… Посмеялся. Сказал, покачав головой, – “надо
же, как бывает. Как славно, смешно, забавно, пусть пе-
чально иногда… живут люди на земле…” Вот это у тебя
– что нарисовано, к примеру?
– Сломанные заборы… в степи. В желтой степи.
– После Берлинской стены… Поня-я-тно. Это люди
могут понять.
– Нет, она тогда еще была. Когда рисовал, не думал о
ней. Когда думаю, картинок не пишу.
– Отчего же сломал забор?
– Красивше показалось. Цельный забор скучен – по-
вторяемость… Острый, выразительный элемент нужен.
– А, понимаю, намек на кресты.
– Да что мне кресты! И не христианин я…
– Значит, из этих… Хотя у них тоже кресты… и по-
лумесяцы…
– Отстаньте, надоели. Мне это ни к чему. Степь жел-
тая, сломанный забор, темнеющее небо… Ничего не хо-
тел. Ничего.
– Дурак ты, братец. А люди хочут о себе узнать, как
они живут на земле.
– Да пропади они пропадом, у меня свои дела.
– Так ты, братец, еще и негодяй…
– Да, да, да! Пропадите все – с заборами, без забо-
ров…
– Жаль, жаль… ушли времена…
– И вообще, не забор это. Элемент, конструкция, вы-
ражающая нечто внутреннее…
– Расстегнулся, наконец. Вот за это и не любят тебя.
Конструкция. Нечто внутреннее. Кафка нашелся…
– Ну, и шли бы Вы…
– Феназепам прими. Жаль, ушли времена… Тогда бы ты
шел, шел… по нашей степи. А заборчик мы починили бы…
– Ага, понятно. Не тыкайте мне.
– Да ладно, кукситься не надо, мы добрые теперь.
Только веселей смотри, как много забавного, особенно-
го в жизни – в ЖИЗНИ! понял? Ну, ты же медик, к приме-
ру, был… и потом, сколько всего перепробовал, историй
знаешь – завались… Бабы, например… они же как се-
мечки, лузгаешь, лузгаешь… Люди хочут о себе смешное
или забавное узнать.
– Плевать я хотел, жизнь, жизнь… Я вот… Степь. Пе-
сок. Забор… Ничего от вас не хочу.
– Оттого и не нужен никому. Тогда внимания не проси.
– И не надо. Отстаньте… Забор… Дерево в ночи…
Фонарь, бледные лица…
– Вот, вот, алкаш… Сто лет пройдет, все будет так.
Пока Вас не изничтожат.

первые признаки жизни (после перерыва)


Красавица и чудовище
………………………………

Цветки на фоне, в интерьере, срезать неохота
…………………………………..

Портрет на стене. Двух глаз показалось многовато, один прикрыл тряпочкой
……………………….

Была четкая картинка, резкая, — раздражала, взял и замутил
……………………………..

Старая шишка в углу

Робин, сын Робина (продолжение)

Вечер наседает, на улице зябко стало…
Ненадолго вышел, долго возвращаюсь, авоська с продуктами в руке. К счастью, незаметен никому.
Заблуждение! Здесь сразу замечают существо, оставшееся без присмотра, непонятен человек с глазами, повернутыми внутрь, он лишний на карте жизни, которую складывают из деталей сегодняшнего дня, как из копеек – рубли…
Я понимаю, о чем вы, сразу отвечу на незаданный вопрос – только чуть-чуть, чтобы смягчить жесткость наступающего на пятки дня. Дешевое вино, лучше крымское, есть еще там хуторок, неиспорченные бизнесом люди, понимающие толк в винограде. Стаканчик утром, еще один в обед, ну, два… и память не огорчает больше, а это главное, “don’t worry, be happy”… как-нибудь всё утрясется, уляжется, прояснится…
Остановился, стою за деревом, осматриваю местность.
Родной пейзаж, но с каждым возвращением меняется, люди постоянно что-то портят… Дерево спилили, зачем? Вдоль одной из дорог глубокий ров, экскаватор с ревом рвет корни деревьев, рабочие молча наблюдают…
Давно понял – погибающий мир: подкрасить можно, всерьез исправить — не получится.
Но что поделаешь, подчиняюсь обстоятельствам, которые сильней меня. Руки вверх перед реальностью, она всегда докажет, что существует.
Но это только часть меня, слабосильная, опрокинутая в текущий день, а за спиной моя держава, в ней сопротивление живет, упорное, молчаливое… в траве, в каждом листе, стволе дерева, во всех живых существах, и я своею жизнью, нерасчетливым упрямством поддерживаю их борьбу.
Настоящая жизнь в нас, только в нас!
И незачем придумывать себе, в страхе, загробное продолжение. Нелепые басни о будущем блаженстве даже хуже, чем заталкивание в сегодняшнюю сутолоку и грязь.
Но лучше, скрепя сердце, продолжить прерванную тему…
В мыслях можно везде перебывать, но возвращаться все равно приходится. Неожиданности при возвращении дело привычное, неприятности тоже, главные из них — подозрительность аборигенов и необходимость каждый раз восстанавливать нить событий. Повторения не улучшают дела, наоборот, скольжения все круче, выскальзывание из своих просторов все резче происходит, все печальней… Слабые ниточки привязывают меня к текущей жизни, время отсутствия удлиняется, моменты присутствия в реальности укорачиваются…
Вот так и прыгаю, туда-сюда, и ничего с собой поделать не могу.
А если честно, то и не хочу – без путешествий в собственную жизнь исчез бы мой Остров, мое убежище, сердцевина. Тот самый, Необитаемый, из первой книги, наложившей руку на всю жизнь. Истинное одиночество! Оно от строгости оценок. От поисков соответствия самому себе. От невозможности размывания границ, нетерпимости к терпимости…
…………………………
Меня зовут Роберт. Родители, поклонники оперы, решили, что звучит красиво. Но я называю себя Робин. Робин, сын Робина. Мне было пять, когда мать начала читать мне ту книгу, а потом отказалась – времени мало. Бросила меня, не добравшись до середины. Только-только возник Необитаемый Остров, и она меня оставляет, намеренно или, действительно, дело во времени – не знаю, и уже не узнаю. Что делать, я не мог остаться без того Острова, собрался с силами, выучил алфавит и понемногу, ползая на коленях, облазил свое сокровище. И не нашел там никого, я был один. Это меня потрясло. Как в тире – пуляешь из духовушки, и все мимо, только хлещет дробь по фанере, и вдруг!.. задвигалось все, заскрежетало, оказалось – попал.
Это я попался. Изъян во мне был от рождения, наверное от отца.
– Кем ты хочешь быть, сынок?
Теперь уже часто забываю, как его звали, отец и отец, и мать к нему также. Он был намного старше ее, бывший моряк. С ним случилась история, которая описана в книге, или почти такая же, теперь никто не знает, не проверит. Преимущество старости… или печальное достояние?.. – обладание недоказуемыми истинами.
Так вот, отец…
Он лежал в огромной темной комнате, а может мне казалось, что помещение огромно, так бывает в пещерах, стены прячутся в темноте. Я видел его пальцы. Я избегаю слова «помню», ведь невозможно говорить о том, чего не помнишь. Да, пальцы видел, они держались за край одеяла, большие, костистые, с очень тонкой прозрачной и гладкой, даже блестящей кожей… они держались за надежную ткань, поглаживали ее… То и дело по рукам пробегала дрожь, тогда пальцы вцеплялись в ткань с торопливой решительностью, будто из-под отца вырывали почву, и он боялся, что не устоит. Руки вели себя как два краба, все время пытались убежать вбок, но были связаны между собой невидимой нитью.
А над руками возвышался его подбородок, массивный, заросший темной щетиной… дальше я не видел, только временами поблескивал один глаз, он ждал ответа. А что я мог ответить – кем можно быть, если я уже есть…
– Так что для тебя важно, сын?
– Хочу жить на необитаемом Острове.
Руки дернулись и застыли, судорожно ухватив край одеяла.
– Это нельзя, нельзя, дружок. Я понимаю… Но человек с трудом выносит самого себя. Это не профессия, не занятие… Я спрашиваю другое – что тебе нужно от жизни? Сначала выясни это, может, уживешься… лучше, чем я. Надо пытаться…
У него не было сил объяснять. И в то же время в нем чувствовалось нарастающее напряжение, он медленно, но неуклонно раздражался, хотя был смертельно болен и слаб.
– Хочу жить на необитаемом остро…
– Кем ты хочешь стать, быть?
– Жить на необитаемом… Не хочу быть, я – есть… Я не хочу… Никем.
– Юношеские бредни, – сказала мать, она проявилась из темноты, у изголовья стояла, и, наклонившись к блестящему глазу, поправила подушку. – Я зажгу свет.
Отец не ответил, только руки еще крепче ухватились за ткань. Нехотя разгорелся фитилек керосиновой лампы на столике, слева от кровати… если от меня, то слева… и осветилась комната, помещение дома, в котором я жил.
Тогда я упорствовал напрасно, книжные пристрастия и увлечения, не более… они соседствовали со страстным влечением к людям, интересом, стремлением влиться в общий поток. Но вот удивительно — своя истина была гениально угадана недорослем, хотя не было ни капли искренности, сплошные заблуждения, никакого еще понимания своего несоответствия… Но возникло уже предчувствие бесполезности всех усилий соответствовать. Ощущения не обманывают нас.

Робин, сын Робина (продолжение)

………………………..
Несмотря на все различия времен и культур, хорошая живопись бесспорна. Что же очерчивает ее границы?.. Я думаю, свойства глаза и наших чувств, они не изменились за последние сто тысяч лет. Над нами, как над кроманьонцами, довлеет все то же: вход в пещеру и выход из нее. Самое темное и самое светлое пятно — их бессознательно схватывает глаз, с его влечением спорить бесполезно. Художник не должен дать глазу сомневаться в выборе, на этом стоит цельность изображения — схватить моментально и всё сразу, а потом уж разбираться в деталях и углах. Эта истина одинаково сильна для сложных композиций и для простоты черного квадрата, хотя в нем декларация уводит в сторону от живописи, от странствия по зрительным ассоциациям. На другом полюсе цельности сложность — обилие деталей, утонченность, изысканность, искусственность… Игра всерьез — раздробить на части, потом объединить… стремление таким образом усилить напряжение вещи, когда она на грани разрыва, надлома…
Но если прием вылезает на первый план, это поражение. Предпочитаю, чтобы художник рвался напролом, пренебрегая изысками и пряностями, и потому люблю живопись наивную и страстную, чтобы сразу о главном, моментально захватило и не отпускало. Чтобы «как сделано» — и мысли не возникло! Своего рода мгновенное внушение. Чтобы обращались ко мне лично, по имени, опустив описания и подробности, хрусталь, серебро и латы. Оттого мне интересен Сутин. И рисунки Рембрандта. Не люблю холодные манерные картины, огромные забитые инвентарем холсты, увлечение антуражем, фактурой, красивые, но необязательные подробности… Неровный удар кисти или след пальца в красочном слое, в живом цвете, мне дороже подробного описания. Люблю застигнутые врасплох вещи, оставленные людьми там, где им не полагалось оставаться — немытая тарелка, вилка с погнутыми зубьями… не символ состояния — само состояние, воплощение голода… опрокинутый флакон, остатки еды…
Все направлено на меня, обращено ко мне.

……………………………..
Помню, один маленький холст, удивительный, лет двести ему, и как часто бывает – «н.х» то есть, автор неизвестен. Написано с большой внутренней силой. Вещица, тридцать на сорок, она когда-то многое перевернула во мне. Нужна удача… и состояние истинной отрешенности от окружающего, чтобы безоговорочно убедить нас — жизнь здесь, на холсте, а то, что бурлит за окном — обманка, анимация, дешевка, как бездарные мультяшки.
Это был натюрморт, в котором вещи одухотворены, живут, образуя единую компанию, единомышленники. Тихое единение нескольких предметов, верней сказать — личностей… воздух вокруг них, насыщенный их состоянием… дух покоя, достоинства и одиночества. Назывался он «Натюрморт с золотой рыбкой», только рыбка была нарисована на клочке бумаги, картинка в картине… клочок этот валялся рядом со стаканом с недопитым вином… тут же пепельница, окурок… Сообщество оставленных вещей со следами рядом текущей жизни, — людей нет, только ощущаются их прикосновения, запахи… Признаки невидимого… они для меня убедительней самой жизни. А также искусства, дотошно обслуживающего реальность — в нем мелочная забота о подобии, педантичное перечисление вещей и событий, в страхе, что не поймут, не поверят… занудство объяснений, неминуемо впадающих в банальность. Мне же по душе тихое ненавязчивое вовлечение в атмосферу особой жизни — сплава реальности с нашей внутренней средой, в пространство, которое ни воображаемым, ни жизненным не назовешь — нигде не существует в цельном виде, кроме как в наших Состояниях… — и в некоторых картинах.
Ищу в картинах только это.
Не рассказ, а признание.
Не сюжет, а встречу.
Насколько такие картины богаче, тоньше того, что нам силой и уговорами всучивают каждый день.
Современная жизнь держится на потребности приобрести все, до чего своими лапами дотянется. Если все, произведенное человеком, имеет цену, простой эквивалент, то в сущности ставится в один ряд с навозом. И на особом положении оказываются только вещи, не нужные никому или почти никому. Цивилизация боится их, всеми силами старается втянуть в свой мир присвоения, чтобы «оценить по достоинству», то есть, безмерно унизить. Это часто удается, а то, что никак не включается в навозные ряды, бесконечные прилавки от колбас до картин и музыки для толпы, заключают в музеи и хранилища, и они, вместо того, чтобы постоянно находиться на виду, погребены.
Как-то мне сказали — теперь другое время, и живопись больше не «мой мир», а «просто искусство». Но разве не осталось ничего в нас глубокого и странного, без пошлого привкуса временности, той барахолки, которая стремится втянуть в свой водоворот?.. Бывают времена, горизонт исчезает… твердят «развлекайтесь» и «наше время», придумывают штучки остроумные… Что значит «просто живопись»?.. Нет живописи, если не осталось ничего от художника, его глубины, драмы, а только игра разума, поза, фальшь, жеманство или высокопарность.
И я остановился на картинах, которые воспринимаю и люблю. На это и нужен ум — оставить рассуждения и слова на границе, за которой помогают только обостренное чувство, непосредственное восприятие. Другого ума я в живописи не приемлю.

проба связи


Масяня, молодые годы
………………………………………

Сила жизни. Почтение и ужас.
………………………………………

Тюремный цветок
………………………………………..

Молчание
………………………………………

Импровизация с кошкой
………………………………………

Вертикальный вариант (2009г)
………………………………………

Старость = свинство

Так кончаются «Кукисы»

Что-то остается…

В старости нет преимущества перед молодостью,
одни потери и мелкие неудобства.
Результат жизни мизерный, как бутылка с запиской,
выброшенная на обочину, в канаву. И что-то себе оста-
ется, хотя непонятно – зачем… Умирать лучше опусто-
шенным, полностью исчерпанным, иначе жаль не вы-
шедших из строя частей организма, а также умственных
приобретений, которые истлеют, в пустой мусор обра-
тясь. Все-таки, два мелких приобретения я бы отметил.
Первое – странная способность понимать по лицам,
по глазам гораздо больше, чем раньше. Приходит само,
никого не научить, к тому же, опыт горький, потому что
много видишь – мелкого. Человеки все, и ты такой…
Второе не греет, не обнадеживает, и не дается само
собой, может придти, может и миновать. Особое пони-
мание. Мой учитель Мартинсон любил слово МАКРО-
СТРУКТУРА – он первый стал говорить о макроструктуре
белков. Сколько верных слов уходит в неизвестность вме-
сте с людьми их сказавшими… А потом эти же словечки,
мысли возникают снова, и ни в одном глазу – никто не
вспомнит, а человек за это слово, может, жизнь отдал…
Так вот, жизнь имеет макроструктуру. Архитектуру все-
го здания, общую форму, если проще. Откуда она берет-
ся, структура эта, чтобы в случае удачи развернуться?
Думаю, из внутренней нашей энергии, страсти жить,
которую мы наблюдаем в каждой травинке, а вовсе не
являемся исключением во вселенной. Такова химия жи-
вого тела. Она живет в малейшем микробе, в червяке…
и в нас с вами. Возможно, мы в недрах гигантского меха-
низма, который ищет способы развития, и мы – одна из
возможностей, может тупиковая. Биофизик Либерман
считал, что всем этим движением управляет вычислитель-
ная машина, она перебирает нас и разумно бесчув-
ственно удаляет, если не выпеклись, как хотела. Такая
сволочь бездушная, как говорил мой герой Аркадий в
романе «Вис виталис». Сволочь, не сволочь, но ясно, что
лишена и проблесков любви и интереса к нам, когда мы
кончиками лапок, коготками или пальчиками за нее це-
пляемся, в попытках выжить и сохраниться. Как детиш-
ки в концлагере – «я еще сильный, могу кровь давать…»
Какая тут любовь, сочувствие, жалость – нас отбирают
по принципам более жестоким и бездушным, чем наших
друзей, которых по глупости «младшими» называем…
Наши лучшие и худшие порывы составляют периоды
и циклы, витки спирали. Вот такое понимание. Может
возникнуть. Однако, чаще и намека нет, одна мелкая
предсмертная суета. Но сама возможность – радует…
Но чтоб это заметить в большом масштабе, и что
особо важно – на себе! – требуется большой кусок вре-
мени. Пожалуйста, тебе его с охотой выдают… Но не бес-
платно – стареешь… и теряешь возможность воспользо-
ваться «макроструктурным» взглядом: ни ума, ни талан-
та, ни сил дополнительных на это уже не дадено.
Но есть небольшое утешение – можно рассказать.

Извините за явные повторы, исчезаю…

на несколько дней, надеюсь. А потом продолжим наши пробы да заметки, удачи всем!
……………………..

……………………………..

……………………………..

……………………………….

………………………………..

отпуск продолжается…

Как ни хитри, ни увиливай, текущая жизнь достанет. Например, надо купить батон. А для этого на улицу идти. Чай и сахар запасти можно, и рыбу для котов, и сухой корм, а булку, хотя бы вчерашнюю… надо пойти, найти… Это и называют жизнью, когда что-то хочется? Не-е… жизнь это когда ничего не надо с улицы подбирать. Нет жизни за окном. Выйдешь… а там котенок, в дом просится, а уборщица против… Так до батона и не дойдешь… Ну, и черт с ним, хлеб вреден. Срезал телефон, пусть не звонят. А они стучат в дверь — хозяин, картошку хочешь? Нет! Еще стучат — заплати за дверь в дом! Не хочу! Вы спросили, когда ставили железную?. — мне не нужна. И так целый день. А теперь я в отпуске, сам себя отпустил — идите к черту, батон не нужен, гречки килограммов пять в буфете, и рыба для котов есть. Проживем. Нет, телек включил случайно, а там Кличко, боксер скучнейший, на него бы молодого Тайсона напустить… Смотришь, и украинская жизнь наладилась бы скорей… Нет, нужно бы еще устроить бой Тайсона с Януковичем… Отставить, а то еще в терроризме обвинят, теперь это просто…
Картинки все-таки лучшее в жизни дело… Особенно, если отпуск, и сам себя не заставляешь быть красивым, умным и способным…
…………………………..

И Масянька думает — за что такая жизнь, за что?!
……………………………

У нас с ней одинаковое отношение к жизни, видно по выражению лица
………………….

Старая картинка, маслом, немного ее подправил — раньше верил, что люди могут о чем-то договориться, теперь думаю, что ЗРЯ СИДЯТ!!!
…………………..

Если б я, перед каждым прыжком, так свои силы и возможности рассчитывал… другая бы жизнь была!
………………………………..

В молодости дневные пути любил, а теперь к ночным все больше тяготею…
…………………………

… ночной дневного интересней кажется
………………………

Когда увидел их, тут же вспомнил историю из собственной жизни… Чертовски похоже!
……………………………….

«ТЫ НЕ ПОВЕРИШЬ!..
………………………..

Спящий кот. Какова мораль? — настоящим мастерам не подражай, как пальма не можешь — забудь…
……………………………..

Баба с ведрышком. Спрашивали, откуда у нее нога растет… Неприличный вопрос, и главное — неправильный.
……………………………..

Ну, очень давно было…
…………………………………

Минус пятнадцать, поле, ветер… Человек идет кормить своих котов. (Не человек, Перебежчик он)

Робин, сын Робина (продолжение)

……………………….
Ничего особенного, думал о том, о сём, что-то из детства… И исчез.
Очнулся, не знаю, откуда шел, не помню, куда идти… Впрочем, быстро вспомнилось, другое огорчило: местность изменилась, вот здесь канавы не было! Это у них быстро… выкопать… закопать…
За увлечения собственными мыслями да впечатлениями платишь, но, в сущности, мыльными пузырями, мелочами сегодняшнего дня. Правда, они нужны для поддержания на поверхности, когда тебя вытесняют новые… не люблю слово «молодые», не в возрасте дело. Они выпихивают тебя, не потому что злы, просто деловито и суетливо ищут себе место, а твое вроде бы свободное, где-то гуляешь, упершись взглядом в пустоту, неприкаянное существо. Они по-своему справедливы – землю носом роют, и заслужили… а ты где был? Откуда взялся, постоянное место где? Его на карте нет, там не кинуть тело на койку, не поесть…
А, может, к лучшему, что вытесняют?
Но раз уж вернулся, о приключениях забудь. Чтобы не вызвать подозрений, скорей равновесие восстанови, отойди с гуляющим видом, ничего особенного, поскользнулся на гнилых листьях, с кем не случается…
Как-то мне сказал один старик, давно было – «падать простительно, только надо быстро вставать…»
И все-таки чувствую тоску, нарастающую панику, тошнотворный страх, как будто высоко стою, да на узком карнизе. Как дальше жить?! Разрыв с текущим днем непреодолим, уход в свои размышления да впечатления похож на отъезд из страны в 70-ые годы. Прыжки туда-сюда дорого обходятся, держатели настоящего смотрят на беглецов все злей…
Но надежда еще осталась, она лишает разума. Да, надежда… через глухоту и пустоту протянуть руку будущим разумным существам, не отравленным нынешней барахолкой. Как по-другому назовешь то, что процветает в мире — блошиный рынок, барахолка… А вот придут ли те, кто захочет оглянуться, соединить разорванные нити?..
Но я лучше Вам о живописи расскажу, ведь искусство протягивает руку в будущее дальше всех.

……………………………….
Благодаря живописи, интерес в жизни еще теплится, без картинок, наверное, не выжил бы…
Я не люблю выкрики, споры, высокомерие якобы «новых», болтовню о школах и направлениях, хлеб искусствоведов… Но если разобраться, имею свои пристрастия. Мое отношение сложилось постепенно, незаметно: я искал всё, что вызывало во мне сильный моментальный ответ, собирал то, что тревожит, будоражит, и тут же входит в жизнь. Словно свою дорогую вещь находишь среди чужого хлама. Неважно, что послужило поводом для изображения — сюжет, детали отступают, с ними отходят на задний план красоты цвета, фактура, композиционные изыски…
Что же остается?
Мне важно, чтобы в картинах с особой силой было выражено состояние художника. Не мимолетное впечатление импрессионизма, а чувство устойчивое и долговременное, его-то я и называю Состоянием. Остановленный момент внутреннего переживания. Я о том, что можно назвать искусством состояний.
Настоящие цели в искусстве начинаются там, куда ум не дотягивается в полной мере. Приближение к приблизительности. Толчок от непонимания. Исследование, выяснение… Отсюда утончение восприятия, саморазвитие… Идейки и придумки авангарда кажутся ужимками, современное искусство предлагает скушать банан, а нам — тяжко, дышать нечем… Сама жизнь кажется перетеканием в ряду внутренних состояний. Картины позволяют пройтись по собственным следам, и я все чаще ухожу к себе, в тишине смотрю простые изображения, старые рисунки… Отталкиваясь от них, начинаю плыть по цепочкам своих воспоминаний. Творчество стоит не на уме, а на свободных ассоциациях, на умении общаться с большими неопределенностями, это наши чувства, как их определить…
Живопись Состояний моя страсть. Цепь перетекающих состояний — моя жизнь.

Отпуск продолжается…


Ноябрь, вечер, художник возвращается домой. Теперь в гости редко зовут, отвык ходить. Знакомые почти все непонятной жизнью живут. Так что скорей домой! Там звери ждут, заждались…
………………………

Пятна, зеленые и красноватые, сами по себе красивы были, но дружить не хотели, ну, никак! Пришлось искать компромисс, но только промежуточное решение, надо признать.
………………………..

Был гиф прозрачный, казался интересным, первый снежок и все такое. Но от цвета фона зависел. А теперь не зависит, но страшно много потерял.
………………………..

Была такая серия, довольно жестко структурированная, сначала мне было нужно и полезно, а потом стало скучно, свободу и случайность потерял.
…………………………

Тут ничего не могу сказать, когда серия сложилась, она за себя стоит горой, и я не спорю с ними…

отпуск продолжается

Желание прикрыть действительность тряпочкой, как это делаешь с натюрмортом — взял нужные черты — и прочь!


Встретишь фотографа — убей фотографа…
……………….

Дорога, ведущая в горы
……………………….

Кася
………………………….

В сдержанных тонах
…………………………

Кася в духе Моди
……………………….

Прогулка
…………………………

Кася и ее любимые игрушки
……………………………..

Трудно объяснить, зачем это делается — берется хорошая фотка,
и вот таким образом портится… Причем, без всякого сомнения!
………………………………

Винный дух
……………………………….

Река и ночной камыш (к.-м. темпера, 1978-ой год)
……………………………….

Не спится…
…………………………………..