временная запись

Когда-то, а точней, в 1983-ем году на выставке картинок моих, мне советовали обратиться к психиатру, ну, такое вот было отношение к тому, что люди видели, а другие считали меня мерзавцем, фашистом и хулиганом, искажающим чудные лица советских детишек (например). Тетрадку я сохранил, интересное чтение. Потом был период относительного спокойствия, ну, про понимание и резонанс не скажу, примерно все также оставалось, но было некоторое смущение в обществе, вдруг то, что клеймили и поносили, оказалось самым передовым искусством, чушь, конечно, в искусстве нет передового и отсталого, есть хорошее и не очень, но не об этом я… У нас ведь все повторяется, и это никакая не спираль, а давно уже замкнутое пространство, в котором крутимся — и снова время, когда есть молодцы и есть прохвосты, больные на голову художники, так многочисленная среда считает, ну, всегда считала, но теперь СНОВА громко и без стеснения выражает свое мнение, суждение, и оценки ставит. И даже конкурсы появились, в которых зрители и читатели ставят баллы. А художник или писака — дурак, если лезет туда, так что сам виноват.
В общем, разница невелика, что прошлое, что текущее… если занят своим делом, то сиди спокойно в своем углу. Просто есть такой вот факт, изменения голосов за окном.

Высокомерие вещей…
Трудно вынести, когда собственный ключ от квартиры разговаривает с тобой — высокомерно поплёвывая…
Когда люди по отношению к нам высокомерны, над этим легко посмеяться, но когда высокомерны родные вещи, свой кожушок, например, или ботинки, единственные, то тут уж не до смеха…
////////////////////////////////////////
Пора, пора…
Тоска и грусть по поводу гибели России, в некоторых произведениях, вызывает сочувствие, но куда серьезней глобальное: тупиковый вариант всей эволюции, который мы перетащили в свою жизнь из прочего живого мира. Но там он служил развитию, хотя с оговорками. Принцип «выживания приспособленных» превратился у человека в разрушительный, препятствующий нормальной жизни.
Пора звать ученых и мыслителей править миром, единственный выход. И гнать взашей алчных тупиц, владеющих примитивной комбинаторикой.
/////////////////////////////////////////
Оторвавшись от картинок…
Глядя на толпы людей, видишь новые признаки, много говорящие — модные гастуки-пиджаки, особую упитанность морд, выпестованных элитными продуктами, выпяченные в улыбках зубы, фотки обязательно с начальством, членство в академиях, особенно мировых, которых теперь пруд пруди… вечеринки, тусовки… Люди стали четче делиться — на тех, кто дома обедает и кто не дома, а может даже в ресторане ужинает.
И не уверяйте меня, что вискас хорошая еда для кота, а педигри от большой к собакам любви.
…………………………………..
Про кошку Симочку…
Кошки и коты понимают интонацию, да еще так тонко, как мы сами себя не понимаем.
А Симочка всю жизнь хотела смысл наших слов постичь.
Мне всегда было жаль ее, когда с напряжением вслушивалась.
— Симочка, слова ничего не значат.
Она больших успехов достигла в понимании отдельных слов, но собственное понимание интонации обогнать не смогла.
Нужно ли было так напрягаться?.. Не знаю ответа.
Очень похоже на собственные усилия в первой половине жизни, оттого, наверное, сочувствую ей.
///////////////////////////////////////
Бешеная власть…
С моих девяти лет осталось — родители шепотом о врачах, которых обвинили…
Несмываемо. Навсегда.
И уверенность, почти врожденная, что власть за версту нужно обходить, как бешеных зверей. Бешеных от власти. Теперь еще от денег.
Жалеть их нечего. Бороться с ними — тратить жизнь. Ждем, пока сами себя пожрут. И жрут. И приходят новые…
Приходят, и говорят – «вы же нас выбрали!»