со стороны, но переживая…

Безумно огорчает всё, что произошло с Академией. Можно сказать УЖЕ произошло. Многие журналисты, наивные ученые, часть академиков и просто дурачки кричат о «победе» над правительством — глупость, на мой взгляд. Правительство и президент УЖЕ выиграли главное — собственность Академии, ее лаборатории, их судьба меня волнует больше всего. Ученому-экспериментатору без этой «собственности» просто нечего делать. Конечно, есть и мошенники, и воры, и просто неспособные к науке люди — их везде полно, но есть и активное окружение тех, кто на острие проблем, своими обсуждениями, вспомогательными результатами, проверками, повторениями, дополнительными экспериментами они создают тот фон, без которого фундаментальной науки просто НЕТ, и быть не может. Я двадцать лет жизни отдал науке, но я всегда был на втором плане. И мой шеф, замечательный физик Михаил Волькенштейн, один из главных создателей современной физики полимеров, — тоже в биологии был на втором плане, НО он все понимал, видел проблемы, активно обсуждал… Оставь его без лабораторий в Институте Молекулярной биологии РАН и в ИБФ РАН в Пущино, он лишился бы важной «подпитки», без которой редко рождаются идеи.
Да, Фортову кинули в качестве подачки — номинальное руководство агентством, которое от науки зависеть никак не будет, и судьба академика на этом посту печальна. Дело сделано, фундаментальной науки в России больше не будет.

Из повести «Последний дом»

Думаю, Гена подрывать дорогу шел. Только с устройством не договорился, чуть раньше времени рвануло. Мина антикварная, механизм подвел. Огромная… противотанковая, наверное… Да что противотанковая, ее бы на десяток танков хватило!.. Все удивлялись, что же такое взорвалось у вас… Может, спутник упал, или бомбу с него сбросили?.. Не было спутников, никто над нами не летает, какой интерес на нас глазеть. И хорошо, хорошо-о-о… Мина в чулане у Гены пряталась. Я не раз видел, думал, учебная… Круглый железный ящик с помойное ведро размером. Оказалось, была заряжена, вот ужас… Потом я заглянул в шкаф, мины нет… Значит, взял ее Гена, завел часы, и пошел. Мы столько говорили с ним об этой дороге, вздыхали, матерились, бесценная тема, можно сказать… Столько слов вылилось без пользы, что я и думать перестал. А Гена не смирился. Завел механизм и туда… мой друг. Нет, я не видел, только услышал… как не услышать… Повылетали все стекла со стороны оврага от первого до девятого этажа, дом закачался, но устоял. Старая постройка, в нем цемента тысяча тонн, ничем его не проймешь, попробуй, в стенку гвоздь забей… На месте Гены воронка, ничего, конечно, не нашли. Он хвалился, от такой мины линкор подлетает как пушинка. Я не верил, устал от его вранья. А он правду говорил. Вот и подлетел. Испарился.
Гену хватились к осени, по квартирным делам — «где твой сосед, где сосед?..» Если все так кончилось у него, то пусть без крика и скандалов обойдется. Я плечами пожал. Не видел с незапамятных времен, говорю.
Не искали, никто не плакал, не добивался… Считается, без вести пропал.
А мы вспоминаем его, каждый год, этим летним днем. Скоро снова помянем. Я бутылочку припас, выпью в окружении своих. За Гену, за всех, кого нет с нами… И за того парнишку, в Праге… Нет, не забыл, не забыл…
Нас мало осталось, но есть еще друзья у меня. Посидим, поплачем… я им колбаски, зверюгам… И самому достанется.
……………………………………………………
Случайно или не случайно у него получилось, неважно теперь. Незачем чужим копаться, тем более, никто не пострадал. Несколько деревьев повалило, на краю оврага, но они не жильцы были, червивые донельзя. А воронку я закопал, и здесь растет трава. Она хорошо растет. А потом кусты посадил.
Он эту штуку в большой хозяйственной сумке нес. Откуда знаю?.. Про сумку потом узнал. Гулял в овраге…
***
Почти полгода прошло после взрыва.
Осени конец, иду вдоль оврага на юг. Листья еще живы были. Пока не прольется ледяной дождь, они трепыхаются под ногами, каждый сам по себе. Мне их жаль топтать, но делать нечего, не умею по воздуху передвигаться.
Шорох по оврагу разносится от края и до края. Иду, и каждый лист стараюсь разглядеть. Клен, береза да осина, главные здесь. Но я не для листьев тогда пришел, меня белочки волновали, которые бросили меня. Ждал, что вернутся, часто ходил, проверял. Сначала надеешься, потом просто ходишь, смотришь… Терпеливая привычка ждать добра, я бы так сказал.
Иду, и вижу — на голой осиновой ветке странный предмет качается… Коричневый, сморщенный кусочек, и цветастый лоскут при нем. Здесь всё меня касается, ничего не пропущу. Но пока листья висели на своих местах, заметить трудновато было.
Подошел, вижу — палец висит, на нем обрывок материи намотан. Лямка от сумки, я ее сразу узнал. Особого цвета — дикого зеленого, с мелкими красными цветочками. Подпаленная, грязная, но, без сомнения, она. А палец невозможно узнать, но чей еще палец может здесь находиться, как вы думаете?..
И мне стало плохо, как никогда не было. Пустота под ложечкой космическая, и сердце туда проваливается. А то, что удерживает его на месте… расползается и рвется, рвется… И это так больно… Я и не подозревал, что такая боль на свете имеется. И обжигался, и пальцы резал… били меня под дых, по почкам, в печень, по губам… ток пропускали, судороги эти… и все несравнимо, несравнимо…
Думаю, потому что внутренняя, эта боль, своя…
Кое-как доплелся до дома, прислонился к стене… Ругался с ним, смеялись, снова спорили… пили… Даже не друзья — свои люди. Свой человек больше, чем друг. А он мне палец оставил, это как?.. Когда его в пыль разнесло, я не так переживал — был Гена, и не стало. Грустно, но, в сущности, обычное дело, раньше — позже… А палец мне сильно настроение подкосил, да что настроение… чувствую, пропадаю… Одно дело — в пыль, а другое, почти живой палец, черный, сморщенный, но с ногтем и все такое… это что?..
Впервые в жизни понял, подступает конец.
Без боли и страха уйти мечтал, а тут и боль, и страх, огромные как Генкин взрыв… И не слова это, давно привычные, а само дело к горлу подступает. Все мы треплемся, что готовы, а на деле ничего подобного, неизвестно на что надеемся. Сегодня ты, а завтра… снова другой?.. Плевое отношение к главному событию. Ну, может, не главному в жизни, но важному. Не очень привычному, надо признать, но необходимому всем…
И никакой подготовки, никакой!..
Очень быстро темнеет, до десяти не сосчитать… Я и до двух не сумел, мысли не поворачиваются, рот и лицо судорогой свело. Вижу все через пыль блестящую, это в глазах мерцает. Мерцает и темнеет… Обычно такое не случается в наших краях, не на экваторе живем, у нас медленно темнеет. Значит, не мир темнеет, это я оставляю вас, бросаюсь в черную дыру, про которую Генка так долго талдычил.
Я-то надеялся, придет конец, успею — обязательно улыбнусь, махну весело рукой, чтобы не очень мои друзья горевали.
Никакого движения не могу… Чтобы так сплоховать… Не ожидал от себя.
И сквозь пыль блестящую, мелкие звезды на сумеречном небе… Вижу — от полянки, от мусорных баков Зоська ко мне устремилась. Весело бежит, хвост задрала.
Последний раз видел свою Зосю.
И все, исчезли небо и земля.