День: 10.03.2012

Кладбище наше похоже на утес или высокий остров, я говорил. Если от реки смотреть. А когда на высоте стоишь, справа внизу — овраг, слева — дорожка к реке петляет, впереди откос, дальше пологий спуск до самой воды, снова обрыв, и моя земля кончается. За рекой лес, заповедник, я бывал там в молодости. Теперь не знаю, что там, наверное, земля пропадает.
На кладбищенском острове мелкие деревья — березки, осинки, пара тощих сосенок, не для них эта земля… Кусты, высокая трава… Рябина одна стоит, старая, кривая от ветра, но крепкая, ей у нас привычно. Под ней Вася лежит, и друг Феликс снова рядом.
Они, если встретятся возле дома, вместе гуляли. Кот, задрав хвост, бежит впереди, за ним большой тяжелый пес, то и дело отстает. Феликс оглянется, Вася далеко позади. Кот садится, чешется или умывается, ждет… Вася подойдет, лизнет его, сядет рядом. Теперь ему ждать, у кота самолюбие бешеное, он не спешит…
Шестнадцать лет для собаки возраст непростой.
Последние месяцы Вася мучился, задние ноги отказывались ходить. Потом у него боли появились. Упадет на пол и кричит…
Ни тело, ни дух наш не рассчитаны на вечную жизнь. Иногда лучше самому решить, кинуться в черную дыру. Но Вася не мог решить. И у людей так бывает. И я, как друг, должен был ему помочь.
Позвал Петра Петровича, ветеринара на пенсии, он тогда еще в восьмом доме жил. Вася в своем уголке спал, даже не проснулся. Поговорили, повздыхали, и старик вколол Васе в загривок немного прозрачной жидкости. Легко и незаметно. И Вася перестал дышать.
Что я тогда чувствовал?.. Вася легко умер, во сне, а мне еще долго тяжело было дышать — за него.
Чувства потом приходят, через время. Остаешься один, начинаешь понимать, кого потерял. Всех теряешь на пути, которого не видно, только его приметы. Везде, всегда эти приметы, знаки существа, которое все топчет, сминает, сморщивает лица, обращает листья в мертвую грязь… И я думаю иногда, что если есть бог… Верующие постоянно талдычат, проходя мимо меня в церковь, на склоне холма. Человекообразное, видите ли, существо…
Если есть бог, то он всегда с нами, и это — невидимое непостижимое Время.
…………………………………..
Феликс напротив сидел, смотрел, как я ковырял нашу землю. Апрель, тепло… Я выкопал глубокую яму, положил туда Васю в старой вельветовой куртке, он любил на ней спать, так что постель с ним осталась. Потом мы с Феликсом пошли домой, по дороге он отделился навестить Айболита в Детском Саду, а я вернулся в квартиру.
Там было пусто.
Больше не было у меня собак.
Людское кладбище далеко, чужая земля, знакомые и незнакомые лежат, каждый со своими болями, жалобами, обидами… Наша жизнь простой и чистой не бывает. И я бы здесь, над рекой хотел лежать, среди друзей, которые меня не осуждают, не смеются надо мной… и не жалеют.
Так уж получилось, все они в этой небольшой земле. Или над ней витают?.. Но в бестелесные души у меня веры нет.
Только Гена растворился, исчез, самовольно развеялся над оврагом.
А что?.. Если не лежать мне с друзьями на обрыве, то лучше полетать с Генкой над своей землей. Не гнить же рядом со скучными людьми на огороженной чужой земле…

……………………

////////////////////
(монтаж: я и мой прадед — одни черты…)
Два довольно банальных наблюдения. Поведение в конце жизни ( не говорю об осмыслении, другая слишком сложная для ЖЖ тема) содержит черты детского поведения, но это не «впадение в детство», а другое, когда от якобы понимания возвращаются к ощущению. И второе, это специфическое, я наблюдал на практикуме по физиологии пятьдесят лет тому назад. К пальцу через тросик привязывали груз и предлагали поднимать его, сгибая палец, пока хватит сил. Поведение пальца, каким образом он уставал и замирал… Потом похожим образом эти люди умирали. Для статистики данных маловато, но я уверен. Одни постепенно ослабевали, у других бурная деятельность — и сразу палец замирал, в момент… С десяток, не более, типов поведения.
В сущности, ничего особенного, управление пальцем, даже мизинцем, должно быть похоже на управление всей жизнью, и так оно и было. Печальное наблюдение? Да ничего печального, просто со временем ясней становится, что случайные обстоятельства, в которые нас закинуло — род, генетика, среда-страна, время… они в сущности ничто, а вот мой прадед, его лицо, и даже его палец — это нечто значительное… Мы пронизываем время, отвечаем всей своей генетикой на вопросы случайной среды, и это важно.
Дурацкое, в сущности, небольшое наблюдение, но, возможно, с большими выводами относительно того, как относиться к своим, исконно своим задачам, и что любить, и что просто игнорировать…