Рем идет к Паоло
Огромный этот холст у Паоло огромный! Даже просто закрасить плоскость в шесть квадратных метров тяжелой плотной краской нелегко, а тут картина, да еще какая!.. Рем знал силу больших картин, и злился на себя, но терпения заполнить такое пространство… столько серой ремесленной работы — скулы сводит… Терпения не хватало. Говорят, у Паоло фабрика помощников, но это сейчас, а начинал он с упорства и одиночества — никто не помогал ему писать эту великую вещь. Что терпение, тут смелость и мужество необходимы. Прекрасная живопись!.. Да, но что, что он делает?!.
Паоло превратил трагедию в праздник. Чадил один факел, но было светло как днем, стояли люди, богато одетые, какие-то здоровенные старики-борцы стаскивали с креста по щегольски расчитанной диагонали тело тридцатилетнего красавца с мускулистым торсом, и не тело вовсе – ясно, что жив, только на миг прикрыл глаза… Старик, что подавал тело сверху, зубами держал огромную ткань, и казалось, что он таким вот образом без труда удержит не только эту простыню, но и сползающее тело спящего молодца… Внизу красивый молодой человек, протянув руки, торопится принять якобы тело… при этом он обратил к нам лицо, поражающее мужественной силой…
Они все это разыгрывают с торжественной обстоятельностью, позируют художнику, на лицах много старания, но нет ни горя, ни даже печали, словно знают, что ненадолго, и все сказки — воскреснет он, впереди тысячи лет почитания, стертых колен и разбитых лбов… Паоло все знает и не беспокоится, не хочет портить нам настроение, выражать боль, скорбь, печаль. Не хочет.
А как написано!
Это была загадка для него — как написано! Мощно, ярко, красочно, торжественно, даже весело… И нет ни намека на драму и глубину — сценка поставленная тщательно одетыми актерами… Зато как вписана в этот холст, почти квадрат, по какой стремительной энергичной диагонали развертывается событие, как все фигуры собрались вокруг единого направления, соединились в своем движении — удержать, снять, передать вниз тяжесть… Гений и загадка заключались к композиции, в загадочном умении подчинить себе пространство, чтобы ничего лишнего, и все служило, двигалось, собралось вокруг главного стержня. И в то же время…
Пустота есть пустота! Цвет? Такого сколько хочешь в каждой лавке. Свет?.. — тошнотворно прост, и он снаружи, этот свет.
А должен быть — от самих вещей, от их содержания, из глубины…
Впрочем, какой толк художнику от разговоров, они остаются дымом, и рассеиваются. Дело художника — его холст. У Рема на холстах всё проще, бедней, чем у Паоло – он не умел так ловко закручивать сюжет в спираль, вколачивать пространство в прямоугольник, а что такое картина, если не прямоугольник, в который нужно вколотить всю жизнь…
Не прошло и получаса пути, как до Рема начало доходить, что же он несет… Не картины вовсе, а эскизы! Стоит развернуть первый же холст, как все кончится! Паоло скажет – «ну-ка, ну-ка, придвиньте поближе ваши эскизики…»
Зачем идешь?..
Но он не понимал, что там, на своих холстах еще делать, как развивать дальше, какие детали выписывать, обсасывать… Ну, просто не соображал, ведь он сказал всё! А дальнейшее считал неинтересным, неважным. Он просто уверен был, что всё уже сделано… и в то же время отчетливо предвидел, что скажет этот насмешливый спокойный старик. Посмотрит и брезгливо скажет – «ну, что вы… только намечено, а не сделано, ничто не закончено… и пространство у вас пусто, тоскливо…»
Потом вытянет указкой костлявый палец, и с недоумением спросит:
— А эт-то что за пятки, чьи тут босые ноги вперлись в передний план?
— Это ноги сына, который вернулся в родной дом, он стоит на коленях перед отцом.
— Но где же его лицо, где его страдание, о котором ты так много говоришь?
— Он не может смотреть лицом, он спрятал его, ему стыдно, он спиной к нам, спиной.
-Спиной?!. Ладно, пусть. Хотя спиной… А отец, что он, где его лицо? Только намечены черты.
-Там темно, он согнулся, гладит спину сына. Что может быть на его лице — просто сын вернулся, он спокоен теперь, сын вернулся…
— А кругом что? Тоже темно, где люди, природа?.. Где, наконец, картина, одни темные углы!
И Рем ничего не найдет сказать, ответить, потому что невидящему не объяснишь.
И в то же время он прав будет, Паоло, так не пишут картину.
И значит я не художник, а Зиттов не учитель, и оба мы – пачкуны.
Но это были пустые слова, в глубине он не верил им. Хотя не раз говорил себе – «глупостями занимаешься, сходи, посмотри, поучись у Паоло…» Говорил-то говорил, но при этом ухитрялся продолжать свои глупости. И вот, наконец, собрался, шагает за советами, и вообще… посмотреть на Мастера, на дворец его, фонтаны, павлинов…
Он шел поучиться, но уже по дороге начал спорить с будущим учителем. Зиттов недаром смеялся – «кто у нас кого учит?..»
— Подсуну ему “Возвращение”, а дальше видно будет. Если что, повернусь и уйду.
