между прочего

Поскольку я в основном обитаю в Интернете, то вдруг пожелавшим ознакомиться с тем, что я здесь делаю, сообщаю некоторые из постоянно обновляемых мной сайтов (за искл. двух-трех полузабытых):
………….
http://danmarkovich.livejournal.com/
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87,_%D0%94%D0%B0%D0%BD_%D0%A1%D0%B5%D0%BC%D1%91%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87
http://hiero.ru/Markovich
http://www.photodom.com/portfolio/dan67
http://photocentra.ru/author.php?id_auth=9844&works=1#id_auth_photo=9844&page=1
http://photocentra.ru/author.php?id_auth=9844&works=1#id_auth_photo=9844&page=1
http://www.radikal.ru/users/danmarkovich/
http://www.russian-globe.com/N13/MarkovichAbout.htm
http://lit.lib.ru/m/markowich_d_s/
http://www.za-za.net/index.php?menu=vernisazh&&country=rus&&author=markovich
http://kuvaldn-nu.narod.ru/dan-markovich.html
http://www.periscope.ru/
http://www.periscope.ru/gallery/index.htm
http://www.netslova.ru/markovich/
http://danmarkovich71.rutube.ru/movies
http://vkontakte.ru/albums14099299
http://www.artseven.ru/mygallery/
http://markovich70.ya.ru/index_fotki.xml#y5__id30
http://newlit.ru/~markovich/3801.html
http://4643.portfolio.artlimited.net/?tabid=10
http://www.look4design.co.uk/art/pages/gallery.asp?company_id=413
……….
Не обижайтесь на повторы и варианты, их много.

нечитание полезно бывает…


//////////////////

Этот сборник тысячным тиражом выпустило серпуховское начальство, для своих представительских целей — «как мы любим культуру…»
В него попала моя повесть «Последний дом». Невозможно себе представить было, что попадет, ведь она о погибающем городе, о странных людях… Как хорошо, что чиновники не читают. Как хорошо, что есть люди, которые имеют смелость подсунуть им нечитаемое. Моя благодарность В.Помазову, бывшему диссиденту, многолетнему редактору районной газеты «Совет» (которую недавно закрыли, да)

Только мнение

////////////////////////////
Кроме живой жизни нет ничего. Если это постоянно иметь в виду, то в ней можно углядеть и хорошее…

Из писем самому себе

…творчество, искусство — не “отражение жизни”, а в первую очередь побочный продукт важнейшего внутреннего процесса, который происходит в каждом из нас. Чувственные модели в себе создают все, или, вернее, они сами создаются, а вот избыточность не у всех, и, как любая внутренняя несогласованность, причиняет массу беспокойств. Чтобы сохранить внутреннее равновесие, необходимо отбросить от себя избыточные образы — картины, рисунки, слова… Избавляемся, вынужденный процесс. Такая же необходимость, как рассеяние тепла в пространстве для сохранения постоянной температуры тела.
Эти выплески важны, они гармонизируют внутренний мир, а возможные взаимодействия родственных миров облегчают одиночество, на которое творческая личность обречена.
Идет время, жизнь стремится к равновесию со всем прочим миром. По мере приближения к нему истощается избыточность всех механизмов жизни, и этого — тоже.
Происходит затухание творчества: необходимость “отбрасывания” исчезает.
………………………………………………..
Любые изображения, будь то живопись, графика, фотография… техника, жанры значения не имеют, так же как время, культура, традиции, — устроены одинаково.
Речь о цельности, а не о прочих, более мелких свойствах. Выше цельности нет ничего, если не цельно — то и не выразительно. Дело в физиологии нашего зрения, которая не изменилась за многие тысячи лет и несильно отличается даже от фасеточного зрения насекомого.
Собрать образ воедино необходимо и для лягушки, сбивающей муху на лету своим липучим языком, и для нас. Отсюда простые свойства, обязательные для любого изображения. Не может картинка без огромного ущерба для ее восприятия состоять более чем из двух, максимум трех больших частей. Внутри них могут быть сотни фигур, как у Босха, например, или у Брейгеля, но от основных частей никуда не денешься. Можно свести изображение к одной части, как сделал Малевич в своей идеологической картинке (черный квадрат), но при этом выразительность уходит из сферы изобразительного искусства в другую область, так что упрощение тоже имеет свой предел. Вход в пещеру и выход из нее — главное темное пятно и светлое пятно остаются обязательными и для нас, вышедших из пещер давным-давно.
………………………………….
Не верю в предначертанный от начала до конца путь — нет судьбы, есть случайные обстоятельства — и наши ответы на них.
Все, что не зависит от нас, — случайность, Случай, хотя свои причины имеет. А вот ответы наши куда более предсказуемы, чем вопросы, задаваемые нам. Шаги и ступени, вопросы и ответы, из них складывается жизнь. На каждом шагу — вопрос, и отвечаешь. Вопросы зависят от многих обстоятельств, часто они временные, неглубокие, иногда страшные, значительные… как придется, в какое место и время нас подсунет Случай. А ответы зависят от того, каков ты есть. Каков ты есть, таков ответ. Если искренне, честно поступать, ответ один. Вопрос может быть случаен, ответ — закономерен, если, конечно, серьезное отношение к жизни, искренность, а не игра.
Выходит, если честен, то в ответах не свободен. Свободен только подлец, мошенник, лжец.
Вот и получается жизнь, процесс — неслучайные ответы на случайные обстоятельства. Если вы “в русле жизни”, то есть готовы подчиниться обстоятельствам, то вопросы к вам более-менее стандартны, тогда имеем понятный вопрос — такой же ответ. Жизнь в колее. Вылезти из нее сложно, только одно занятие позволяет — творчество.
Две вещи в жизни интересны: серьезные отношения между всеми живыми существами и творчество.
Остальное не стоит и ломаного гроша.
………………………………………..
К счастью, жившие в десятках поколений отдельные исключительные люди придумали столько интересного, что их лица, слова, картинки, тексты, рассуждения — теперь незримую сферу составляют, которую вместе с несколькими сотнями личных воспоминаний, близкими людьми, зверями, деревьями, домами, растениями я назвал бы — “мой мир”, и эти два слова мне кажутся значительней и важней, чем вся окружающая трясина с ее суетой, злобой, мелкими целями… и всем, что громко величают — родина, патриотизм, нация, отечество, свобода… и прочими словами, пролетающими мимо ушей. Есть что слушать, что делать и чему учиться в мире, который очертил себе сам. А если что-то интересное получится, то всегда обнаружатся соседние миры, точки соприкосновения…
…………………………..
Нет ни смысла, ни стимула писать, если нет необходимости что-то свое, недовыясненное, прояснить по ходу дела.
Без обратного влияния текста, а также картины, музыки на автора творчество теряет смысл.
Писатель пишет — для себя, художник — себе рисует.
……………………………………………….
Почти все искусство — подсовывание зрителю-читателю костылей.
Когда этого не делают, а вещи сложны, насколько может автор представить, понять и выдержать, то это искусство для лепрозория натур — лучших, которым в жизни места нет, поскольку не заняты выживанием.
Не стоит беспокоиться о незримом сообществе людей, которое само образуется, иногда через века, вокруг картины или книги; мог ли знать Дефо, что в двадцатом веке мальчик будет читать про Робинзона, а потом придет к своему острову?..
……………………………………….
Тезис — антитезис…
Ничего нельзя делать от противного. Даже если противное — противно…
……………………………………….
Ответ на письмо…
Неправда, червей я жалею не больше, чем людей, — так же; хотя они полезней для земли, но видовой шовинизм все-таки существует, куда денешься…
……………………………….
Люблю компании старых вещей, зверей, которые в своем кругу, забытые или выброшенные из нашей пузырящейся кипучести, живо общаются между собой, на окружающий мир смотрят из полутемного угла — иногда с изумлением, чаще с тревогой… Они живые, не натюрморты — я называю их немортами.
Другой мир, он рядом, но войти сложно.
Но если войдешь, выходить не хочется.
…………………………………….
Жизнь — болеро…
Мы шли в школу, рядом музыка, всегда с нами. Утром по радиоточке классика, играли оркестры. Это сейчас все поют, умеют — не умеют… а тогда даже на концертах чередовали голоса с играющими музыку людьми.
Мы шли, и с нами была одна мелодия. Каждый день. Я спрашивал у мамы, что это, она говорит — “Болеро”, был такой композитор Равель. А почему она на месте топчется? Мама усмехалась, не совсем на месте, но я не знаю, зачем он это написал, одна мелодия сто лет.
Не сто, конечно, но всю дорогу продолжалась. Зато я эти дома, заборы, камни на дороге, тротуары, садики, дворики, которые в сумерках еле видны, до сих пор помню. Хотя мы почти не смотрели — думали, редко говорили. Тогда дети были другими… послевоенные дети…
А может, кажется, уже не знаешь, как на самом деле было. Только помню — “Болеро”, и мы идем, идем, идем в школу…
“Болеро” — как жизнь. Одна и та же тема, а рост, развитие — усложнение оркестровки.
И жизнь как “Болеро”, только в конце неясность ожидает. То ли обрыв на вершине усложнения, то ли снова все просто — кончается, как началось…
……………………………………………
Вася и Феликс…
Была идея: на высоком берегу Оки поставить две фигуры — собаки и кота.
Над их могилами или рядом. Силуэты из гнутых стальных трубок, воздушная конструкция. Если метров двадцать в высоту, то будут видны от моста через Оку, за семь-восемь километров.
А недавно видел в альбоме — такие насыщенные воздухом рисунки на небе делают.
Не удивился, новое придумать трудно.
Печально, что знаю наперед — сломают, а трубки сдадут в металлолом.
Живем где?..
Но рисуночки есть, а вдруг… кто знает… а если… да мало ли что…
Авось да небось… Дурак.
……………………………………..
Вначале мне были интересны персонажи, которые посреди суеты и беготни исполняют свои неторопливые дела или ничего не делают, пьют чай, рассуждают о жизни…
Потом и рассуждения сошли на нет — молча сидят среди хлама, суеты, раздора…
Потом и суеты не стало, просто сидят — перед окном, под деревьями, над рекой…
Или гуляют с кошками и собаками.
А потом и персонажей не стало, остались только брошенные ими вещи.
Тихая жизнь вещей.
………………………………
В старости проявляются черты, к которым в молодости трудней пробиться.
Молодому хочется казаться умным, правым, истины изрекать.
А в старости — ошибаться, говорить глупости не страшно: умным уже не станешь, на правоту наплевать, а истина… к тебе не прикоснулась даже…
……………………………………………
Жданье ждати…
Сильно не любить сюжеты, действия и все-таки написать роман — можно: роман о бездействии. И назвать его, например, “Ждать”. Существительное женского рода.
Ожидание — самая бесконечная и напряженная тема в жизни, никакого действия в ней нет. Зато это время, насыщенное внутренним переживанием.
Это был бы роман Состояний, их перетекания.
Ожидание вопросов, ожидание ответов… потом уже полное молчание, ожидание конца…
Тема, которая способна охватить все, потому что жизнь пронизана, насыщена ожиданием, а действия — паузы, минуты отдыха и расслабления от этого трагического — жданья.
…………………………………………….
В искусстве нет ничего жальче и смешней, чем “декларации о намерениях” и объяснения задним числом — “что я хотел сказать…”.
……………………………………………….
Убей Будду…
Пикассо говорил, что художникам нужно выкалывать глаза.
А писакам, по-моему, — укорачивать память, чтобы слова забывать стали: короче и выразительней начнут писать.
Встретишь писателя — убей писателя…
…………………………………………………………..
Один художник говорил:
— Пиши с натуры, сколько хочешь взять… а потом не забудь ее тряпочкой прикрыть.
То же и в прозе, сам себе говорю:
— Пиши-пиши “про жисть”… да не забудь ее вовремя тряпочкой прикрыть.
…………………………………………………….
Упрекнули в необщительности…
Дожить до 70 и общаться с теми, кто неинтересен, неприятен?..
Значит, зря жил.
Может, все равно зря, но зачем усугублять?..
……………………………………….
Вспоминается гениальная сказка про суп из топора: голодный солдат приходит к жадной старухе и уговаривает ее сварить щи из топора, добавив по ходу дела всякой малозначительной мелочи…
В сущности, любая творческая вещь — “суп из топора”. В основе, в начале — сильный образ, впечатление, чувство, далее — логика реализации по законам метода, жанра, материала, и в результате — все, что угодно, от точного соответствия до полной неузнаваемости…
………………………………………………………
Индивидуальная жизнь по мере завершения превращается в творческую вещь, подобную картине, скульптуре; у нее свои внутренние связи, координаты, она не имеет отношения к истории, ко времени…
Потом — не знаю… Или пропадает, или превращается в наскальный рисунок — на все времена.
……………………………………….
Есть два основных варианта времен — страшное и пошлое. И колебания между ними.
Можно быть счастливым в каждом из них.
И даже в переходные времена, хотя трудней всего.
………………………………………
С возрастом внешние признаки привязанности к жизни уходят из-под ног — люди, страна и даже язык отодвигаются — они меняются.
А ты не хочешь меняться в унисон, а только подчиняясь внутреннему ритму.
Бесстрашие и внутренние ритмы, да!
Какие еще могут быть жизненные достижения…
Не знаю.
……………………………………….
Вижу только одну идею, на которую надеюсь. Если не она, ничто не поможет. Это простая мысль или скорей чувство, которое выразил Альберт Швейцер: “уважение к жизни”.
Она стоит над религиями, не противореча ни одной из них, не вступая в споры и разногласия. В то же время она реальна, ничего не обещает где-то “за порогом” — все только здесь, имеет точки приложения.
Она не противоречит атеистическому, научному взгляду на мир, на эволюцию, на все живое. Ничего тоньше, сложней и красивей, чем жизнь, мы не знаем и, видимо, не узнаем.
Она объединяет все живое, не выделяя человека из общего ряда живых существ, не давая ему никаких преимуществ. Но возлагая на него ответственность как на самое сильное и разумное существо в мире.
И тут не нужно философствовать, “подводить базу”, цитировать умные речи. Мне эти два слова Швейцера представляются настолько ясными и очевидными, что ничего рядом не поставишь.
Это и цельная концепция, и общее направление развития, и точка приложения усилий.
И без слов понятно, что надо сохранить, что умерить, чем поступиться в нашей жизни.
Она не исключает многогранные подходы, разнообразные усилия, широкий спектр действий.
И что особо важно — она реальна в индивидуальном, домашнем применении. И это, может, важней всего.
…………………………………………
Если человек идет писать прозу и говорит: “Иду работать”, — можете не читать.
Главное — выражение лица. Когда нужное выражение — нет проблем.
А вот как оно дается — не знаю. Например, лицо старой обезьяны, завидевшей банан. Но высоко на ветке. Очень высоко. Но ловкая обезьяна. Но старая.
Но хочет банан. Но уже не так сильно хочет…
Больше миниатюры не получится, значит.
……………………………………………….
Свобода — миф…
В обществе одно насилие сменяется другим, грубое, жестокое — более тонким, изощренным, потом наоборот…
Людей всегда заставляли быть рабами — путем уговаривания, внушения, ласкового принуждения, всяческих приманок, наконец, через страх лишний кусок потерять…
Лучше, чем мордобитие, но свободой и не пахнет. Хочешь быть свободным чуть больше остальных — будешь нищим на задворках общества. Из каждого правила есть исключения, не о них речь. Просто сказки о свободе надоели, ее нигде и ни в чем нет, в лучшем случае — ограниченный выбор из двух-трех вариантов, которые подсовывает тебе Случай.
Меньше всего свободы в творчестве, хотя там в идеале особая Несвобода — зависимость от самого себя. Честный художник обречен быть самим собой, и счастлив тот из них, кто внутренне уравновешен, не рвется за свои рамки, не пытается “расширять возможности”…
……………………………………………………..
Восприятие глазом изображения как целого — глубже времени, стиля, культуры, это физиология. Ни на какой козе не объедешь.
Нашему глазу и голове присуще понимание свойства света, аналогичное которому в оптике называют интерференцией. Если картина устроена правильно, то все как по маслу происходит, изображение падает на дно глаза и свободно проникает в голову. А если неправильно устроено, то глаз дерет,
в голове сумятица…
Дело не в том, хорошая картина или плоха, — цельное ли изображение, вот в чем вопрос. Если цельное, тогда начнется разговор, хорошая — плохая… Может, отвратительная она, а может, гениальная.
Источник света, это первое. Он может быть невидим, но предполагается за пределами картины, например за открытым окном. Из источника вырывается, исходит или сочится свет, падает на все, что мы видим в пределах картинной рамы. Если падает монотонно, ровно, скучно, постепенно ослабевая к границам изображения, то ничто не привлекает в картине сильней самого источника, или его отражения, или дырки, из которой исходит. Помимо нашей воли происходит — глаз сам знает, куда ему стремиться. Миллионы лет эволюции потрудились, нас бессознательно привлекают самое светлое и самое темное пятна, мы ведь в пещерах родились…
Значит, если монотонно распространяется, то, считай, картины нет, а есть щель, дыра или выход из пещеры, в которой вся наша культура и живопись возникли.
Принцип интерференции в том, чтобы свет на картине, распространяясь от источника, падал бы на разные предметы, не равномерно ослабляясь, а местами вспыхивая, усиливаясь… Это хорошо ложится в нашу голову, потому что подобное мы видели сотни тысяч лет, еще будучи кроманьонцами: на закате, когда солнце опускается под землю, последние лучи мчатся к нему, чтобы успеть домой.
Спешат, напоминают, чтобы их не забыли…
И если такое “вспыхивание” движется по картине, сначала удаляется от источника света, а потом по большому кругу возвращается к нему, то этот принцип построения картины по-простому назовем круговой порукой света.
А дальше начинаются тонкости… Но это долгий разговор.
(выдержки из «Н.М. №12, 2010)

Фрагмент повести «Жасмин»

Они ушли, я встал, и не знаю, что делать, вдруг кто-то смотрел в окно, видел, а я хотел поскорей забыть, было — и не было. Но отрава уже внутри, стало нехорошо, горячо, я хотел к тебе подняться и не мог, пошел в дворницкую.
Я всегда сюда приходил, когда муторно, страшно. Я не видел, какой из такого дурака, как я, может получиться взрослый человек, чувствую, для меня нет впереди ничего, все другие люди сильней и быстрей меня, и, главное, всегда знают, что хотят. Особенно его злоба меня убила… и он не сомневался, что прав!..
В дворницкой на большом столе, называется физический, он линолеумом покрыт, лежали куски ватмана, обрезки можно сказать, и баночки с гуашью, пять или шесть цветов, желтый, красный, зеленый, черный, пятую не помню, не использовал ее, крышка присохла и не открылась, а остальные хотя и высохли, но если расковырять пальцем, то можно поддеть немного. Лист бумаги передо мной, большой, белый, яркий, и мне захотелось его испачкать, пройтись по нему… Я взял пальцами немного желтой и намазал, не знаю, зачем, но мне легче стало, странно, да?..
А другим пальцем взял красной, и эти два пальца рядом… я смотрел на них… А потом достал комочек черной, на третий палец, и смотрел — они были раньше похожи, как розовые близнецы, а теперь стали совсем разными… Я протянул руку и начертил желтым линию, и увидел, что это стебелек, стебель, а на нем должен быть цветок, увидел центр цветка, и лепесток, один, но большой, и я быстро, не сомневаясь, желтым и красным, а потом в некоторых местах обводил третьим пальцем, который в черной краске, и снова не сомневался, где и как это делать… А потом смазал слегка внизу стебля и быстро легко провел рукой, и это оказалась земля, она лежала внизу, а цветок летел над ней, сломанный, с одним лепестком, но непобежденный… летел над миром и молчал, а я разволновался, стал доделывать стебелек, чувствую, он мягкий, не получается, я даже разозлился, взял красной горстку, смешал на ладони с черной… потом уж я понял, что лучше на бумаге мешать… и руками, пальцами, пальцами, особенно большим стал нажимать и вести вдоль стебля, и черная, которая не совсем смешалось с красным пошла тупой сильной линией, по краю, по краю стебля, и он стал выпуклый и твердый, я чувствовал, он твердеет… Потом чувствую — еще чего-то не хватает, и я ребром ладони, ребром, ребром стал вколачивать краску в бумагу, и немного смазывать как бы… а потом рука вдруг задрожала, но не мелкой дрожью, а крупной, толчками… полетела вверх и снова вниз, упала чуть поодаль, ближе к нижнему углу, и получился там обрывок лепестка, второго, и я его вколотил в бумагу, раз-два-три…
И понял, что готово, мне стало спокойно, и дышать легко, радостно.
Наверное, не те слова, а тогда вообще слов не было, только чувство такое, будто выплакался, успокоился и замер в тишине, покое, тепле, и все это за одну минуту случилось.
Так было в первый раз. А потом я даже плакал, когда видел на бумаге, что получилось, а откуда бралось, не знаю.
Я пошел наверх, спокойный, веселый, и про драку забыл, ты все спрашивал меня, что я такой особенный сегодня, ты это быстро узнавал, а я ничего не сказал тебе, не знаю почему…