День: 25.05.2011

Когда-то я хотел поездить по разным странам. Не смотреть на чужую жизнь, а по-настоящему — пожить. Не туристом, жителем нормальным. Приехал, достал ключ, вошел в свой дом, закрыл дверь, посмотрел в окно… Стол, кресло, кровать… Можно и без кровати, в кресле спать неплохо: проснулся — сразу за столом сидишь… Потом в лавочку сбегал… По дороге по сторонам смотрю — башня какая-то стоит, кривая… интересно…
И домой опять…
Но сначала не пускали, было такое время, некоторые еще помнят, наверное. Потом… столько интересных дел навалилось, еле справлялся, постоянно увлечен. Личные дела какие-то, отношения досаждали, без них не получалось…
Так время и прошло. Место, где жил, сначала в расчет не принимал — всё дела, некогда в окно взглянуть. Со временем начал посматривать, и понравилось — лучше места тогда в России не было, Академгородок на берегу Оки, интересные люди, правила жизни вполне симпатичные… Коммунисты не очень досаждали нам, верующим в науку, в ее будущее. Таких чудаков здесь довольно много собралось.
Маленький рай на протяжении двух десятков лет.
Потом всё начало меняться, и что должно бы в лучшую сторону повернуть – оно только в худшую! Такая уж особенность у страны — как начнет меняться, берегись, через взрывы и революции все происходит, от добрых намерений костей не соберешь…
Потом я стареть стал, но по-прежнему — свои дела да интересы… Мысли про другие страны иногда мелькали, но быстро забывались. Теперь иногда думаю, но ехать не хочу. В том смысле, который для меня важен, везде одинаково. И довольно противно. В каждом уголке мира своя противность, но различия эти небольшие. Есть, конечно, пределы, за которыми неуютно становится. Первый — когда тобой недобро интересуются, приходят в дом без разрешения, задают наглые вопросы… Так несколько раз было, у нас вся история в подтеках да повторах, довольно бездарных… Но самые тяжелые времена пережил с родителями в детстве, они меня, как могли, защищали. А потом легче стало, спокойней, даже вполне приемлемо казалось, особенно, если постоянно свой интерес имеется, и с ним дружить более-менее доступно. Второй предел — когда уж совершенно никому не нужен, и не лично ты, с этим-то можно жить человеку, который два слова в день не скажет… а когда твое дело да интерес вовсе никому не нужны. Вообще-то, так оно всегда бывало, чем глубже копаешь, тем меньше интересен окружающим, словно обращаешься не к живущим рядом людям, а куда-то в прошлое, к тем, кого уважаешь и любишь, и в будущее, с надеждой, что и там будут люди, подобные тебе, а иначе жизнь перспективы не имеет. Если современники мало интересуются, ничего страшного, даже хорошо, что не лезут с вопросами. Но во всем своя мера есть. Искусство всегда почти необитаемый остров, если уж всерьез говорить, автор со своей рожей не должен красоваться на каждом углу, себя рекламировать, он не коммивояжер какой-то… Но если минимум перейден, на остров приезжают другие, не те, кто мало и редко тобой интересуется, а те, кто интересуется совершенно другим. Посмотришь на их игры-пляски — тошнить начинает… А если все ближе, все громче они?.. Но ведь в сущности не трогают тебя, кому ты нужен? Понимаешь, уж слишком противно смотреть, как портится, искажается, закапывается в землю то лучшее, что все-таки было… Редко по сторонам смотрел? Чем реже смотришь, меньше замечаешь, тем важней то, что видишь.
И ведь не скажешь, кто прав, кто виноват, себя всегда больше других винишь.
Что остается? Запереть дверь. Понадежней. В крайнем случае? Искать новый остров, где всё, всё совсем чужое, чтобы не переживать…
Иногда демагоги всякие талдычат — жизнь, мол, вокруг себя изменяй. К сожалению не бесконечны возможности, приходится выбирать главное, что важней — заниматься собой и хотя бы что-то в себе понять, или изменять мир, в котором живешь. На этих двух стульях мало кто усидел, смайл… Я за то, чтобы личные пристрастия впереди шли: если себе не нужен, не интересен, то и миру ничего не дашь. Но разумно мало что решается, просто возникает чувство — да идите вы… Когда идешь по утрам по лестнице, тренировочка небольшая, смотришь в окно на простор кругом, то легко представляешь, как бесследно исчезнешь, и только хорошее в этом, только хорошее. Если исчерпан, то да. Но всегда остается капля сомнения, а вдруг не исчерпан. И директива одна стучится в лоб и затылок — ис-чер-пай. Главная. Наверное, мама сказала в детстве. А может с ней родился, как каждый червь на земле.

Василий Васильевич, назову Вас так, это я для Вас пишу.
Средних лет человек, поздно начавший писать, сообщил мне с большой обидой, что он ничем не хуже меня, а не печатают! С сочувствием отношусь, и вполне возможно, что ничуть не хуже пишет, об этом мне судить трудно, для меня чужое или есть, если глубоко задело, или нет, пусть хоть гений слова, мне все равно, и читать не буду, глаза жаль, мне они для картинок дороже, если не задело, да. Я пишу ему, что он ошибается, и меня тоже не печатают, а если напечатали несколько раз, то ведь я больше четверти века постоянно о себе напоминаю, хотя не так, как это принято сейчас, то есть, частично не так — ни рожи моей, ни фигуры, ни голоса, ни тем более присутствия в публичных местах никем замечено не было, за это могу ручаться. Не потому что я всех людей презираю, это глупость, а потому, что мне не интересно почти всё, чем дышит, о чем говорит, что думает и что делает публика, от которой хоть что-то зависит. И эту свою ничтожную в сущности но свободу предпочитаю с таким отрывом от всего остального, что идите к черту, или подальше, и разговору конец. Поэтому, Василий мой Васильевич, советов вам давать я не могу, но обижаться на меня не надо, жизнь всегда несправедлива, но к счастью существует Случай, и он по простой статистике (и никакой справедливости здесь нет) благоволит к тем, кто долго и упорно копается со своими увлечениями — иногда везет, чего и Вам желаю.