Месяц: Декабрь 2007


////////////////
Двух одинаковых спичек — нет.
И до завтра, удачи Вам!

Валентина


………..
Этим старым наброском закончим на сегодня.
Привет и удачи Вам!

1914-ый год


………………..
Эта особая история — о людях, которых мы знали лично, их жизнь, и смерть, и то, что с памятью о них потом стало… Это избавляет от иллюзий, и разговоров пустых об «истории» как точной науке.


…………
По поводу этой картинки меня спрашивал один молодой человек, и это важно, поэтому помещаю вопрос и ответ.
………………
— У меня вопрос. Неужели и на холсте(или бумаге) такое свечение?

Ответ (несколько сокращен):
Картинка смотрится в отраженном свете, а на экране — в проходящем. Ощущение свечения Вы можете искусственно усилить на экране, увеличивая общую освещенность, можете ослабить — но если картинка построена правильно, свет на ней совсем не исчезнет никогда.
Свет на картинке достигается 1. контрастами 2. особым расположением световых пятен, от центрального пятна(«источника» света) на периферию, постепенно ослабляясь, но временами «вспыхивая» (своего рода интерференция света) и образуя круг света. Если пятна «правильной» силы, то у Вас обязательно возникнет ощущение, что свет исходит из центрального источника, а главное — распространяется по всей картинке. Это гениально делал Сезанн, особенно в последний период жизни. У него при помощи тонкого соответствия цветовых пятен достигнуто просто сияние света.
А меня учил замечательный московский художник Женя Измайлов, он рассказал мне про «круг света». Тогда я и сам стал смотреть, придумал «интерференцию», но это дело небольшое — когда до тебя уже все сделано, слова найдутся.

Из «Кукисов»

Когда я жил в двадцатом доме, у меня был сосед Толя. Не совсем рядом жили, я на третьем этаже, он на пятом. Но он всем был сосед. У него привычка была бегать по дому в шерстяных носках. Двери не запирались тогда, зачем, и все знали Колин толчок в дверь, внезапный, быстрый и мощный. Рано утром. Дверь ударялась ручкой о стену, а Коля уже над тобой стоит. У него очки с толстенными линзами, подвязаны шерстяной ниткой к ушам. И уши особенные. Уши ему очень были нужны, Коля подслушивал наши разговоры, и бегал к начальству, стучал на нас. Но это мы потом узнали…
— ДАЙ РУПЬ!
Лицо приблизит к твоему лицу, и — дай!
Давали. Помогало, он исчезал на пару дней, а потом снова — дай рупь!..
Как-то прибежал Толя, а у меня на столе рисуночек, женщина знакомая.
Он долго смотрел. Потом говорит:
— За что они нас, сволочей, любют?..
Бегал он бегал, а носки-то шерстяные. Бесшумные, это хорошо, зато скользкие, это опасно. Коля поскользнулся и трахнулся о ступеньку копчиком. Орган незначительный, но с характером — обиделся, и стал расти, удлиняться… покрылся жестким седым волосом…
Атавизм эволюции, говорят.
Два раза удаляли, снова растет…
Неправда? Ну, что вы, неизлечимая болезнь. Долго Коля мучился, а потом ученые нашли средство. Оказывается, помогает пить перекись водорода. Сначала у мышей доказали обратный рост и отпадение хвоста. А потом добровольцы понадобились. И Коля решил послужить науке.
Очень помог в этом вопросе. Оказалось, средство не безвредное – есть побочный эффект. Уши отпадают. Так что он пострадал втройне – от несчастного случая на лестнице, от врачебной ошибки… и лишился многих привилегий, которые за тонкий слух имел.
Дело давнишнее, но история повторы обожает. Имейте в виду — хвост спрятать легко, уши куда заметней.

Живые в мире мертвых


…………………………..

Михаил Рогинский рассказывал о Володе Яковлеве. Идет художник по улице и видит… кого-то бьют, ребенок плачет, еще что-то, самое разное, но обязательно художника задевающее. Он приходит домой и рисует… цветок. И всегда — цветок, и на все — цветок его ответ. Оттого цветы Володины — живые.
Я о чем… О натюрморте. О драме вещей, которая не только к вещам относится. Но и к вещам тоже, потому что мы обладаем способностью все вокруг себя оживлять. И омертвлять тоже, это мы видим каждый день. И эта борьба за жизнь идет каждый день, каждый час, каждую минуту. Никуда не денешься.

…….
А мой натюрмортик скромный, у каждого свой язык, свои возможности, что поделаешь.

и последнее

три правила…

Я повторю вам правила, которые знают все коты – к опасности лицом, особенно если знаешь ее в лицо. К неожиданности — боком, и посматривай, поглядывай, чтобы неожиданность не стала опасностью. А к хорошим новостям задом поворачивайся. Пусть сами тебя догонят.

законами по головам…

К старости лишаешься иллюзий, картинка общественной жизни представляется мрачноватой. Одни проходимцы сменяют других, а на волне их грызни некоторые преступления вскрываются и наказываются, людям даются обещания… Первое время новые чуть осторожней, потом то же самое. Главное достижение демократии в том, что в борьбе за первые места новые проходимцы используют, кроме обычных средств, еще и законы — бьют тяжелыми томами по головам самых засидевшихся и проворовавшихся, и освобождают места себе …

А потом все снова…

Из «Кукисов»

истина ко мне не прикоснулась…

За последующие после ухода из Института 10 лет я не написал о науке ни единого слова. Странно, половина жизни не могла пролететь незаметно от самого себя!

Наконец, понял — у меня нет стилистики для книги про науку. Что такое стиль? Это выражение лица. Важно найти то выражение, с которым собираешься писать. Чтобы не слезло от начала до конца вещи.

Однажды почувствовал, вот! — то самое выражение. Случайно получилось. С ним мне будет интересно рассказывать.

Так я написал роман «Vis vitalis», почти 100 000 слов.

Правда, странная у меня наука получилась. Оказалось, все равно, какая истина добывается, главное, чтобы люди были живые…

Но больше о науке не писал.

***

чтоб не сдох…

Два принципа, или правила для прозы есть. «Гласность» и «Бритва». Текст, который легко читается в голос, легко и глазами читается. Чтобы лился, без запинок и затычек, а сложности потом. Чтение вслух — последняя проверка.

А «Бритва» — никакого избытка, нервных клеток мало.

Осёл, всего меж двух стогов, и то с голодухи помер.

о френдах

Извините меня все, я не читаю «ленту», это такой «digest», который ни о ком цельного представления не дает, одна толкучка. Но если есть замечание, вопрос, и я как-то вижу, что человеку интересно то, что я делаю, я тут же иду в журнал и смотрю внимательно, кто, откуда, что делает, и не одну страничку обычно.
Включение меня во френды рассматриваю как акт дружелюбия и интереса, но у меня все открыто, писать может каждый, имейте в виду. А я время от времени включаю всех, кто меня включил.
Но я не занимаюсь «коллекционированием френдов» — у меня есть читатели и зрители, и приятно, что они есть. Поскольку нас становится все меньше, понимайте как хотите, но я это чувствую каждый день. Как говорил один мой герой — «я родился в стране страшной, а доживаю свой век — в непонятной…»

Писатель и критик (шутка)


//////////////
Одна фигурка из пластилина, другая из пластика со стальным шилом вместо хвоста. Композиция. Не имеет названия. Вернее, иногда одно, иногда — другое… от настроения. Назовем сегодня — писатель(художник) — и критик.

Если уж, так что ж…


/////////////////////////////////////////

Если уж писать роман… Он ведь не «картина жизни», и не исследование другого человека (что я знаю о нем?..), а САМОИССЛЕДОВАНИЕ. Без интереса к самоисследованию писать невозможно(только мнение), значит тема (вовсе не сюжет, сюжет — пошлятина) должна быть главной в пишущем, или одна из основных.
А какие есть темы в жизни — их две или три, и не здесь развивать. Но одна из них это, конечно, «страсть к творчеству», так условно говоря, можно обозначить эту страсть, она определенно заслуживает внимания. Счастлив художник, занимающийся этими вещами бессознательно, без пошлого «запасного аэродрома» в виде слов, он парит, летит… и падает, жестоко разбиваясь, туда ему и дорога, за все нужно платить.
Писатель не так счастлив, потому что между его намерениями ((понять себя, например, в этом малопонятном деле)) — и прозрачной картиной, стоят слова, «литература», и вся сложность и непонятное усилие в том, чтобы не осталось слов, ни безобразных, ни красивых — вовсе, чтобы текст стал прозрачным, потерял собственный вкус и запах, (тем более — «самокрасивость»!) — а только вел бы путями ассоциаций к самопониманию. Низкий барьер ассоциативности, или высокая чувствительность, обращенная в себя, может, в принципе, оказаться главной поддержкой…