БОЛЕРО…

Один мой старый приятель как-то признался – «лучше всего я сочиняю экспромтом на темы, в которых ни черта не понимаю…» Он был с юмором, но не врал. Давно было, я тогда еще не рисовал. Как вспоминаются слова, вроде забытые!.. Память у нас как у собак. Правда, помним дольше, чем они, но воспоминания также возникают – нужен намек. Картинка, слово, или звук знакомый… И разом всплывают. Вроде, незначительные события… Но, думаю, важные, иначе бы так сразу, целиком… не проступали. Как изображение на фотобумаге. Мы с приятелем часто печатали фотографии. Напряженное молчание в темноте, красный фонарик в углу, и в ванночке перед нами постепенно чернеет, проявляется – картинка. На ней небольшое событие, или дерево, кусочек двора, где он жил… Мы с ним много фотографировали, печатали фотографии… Он вырос, и стал говорить экспромтом на незнакомые темы. Стихи писал. Но недолго прожил, до тридцати, его тема прервалась. А я еще лет десять гулял по разным темам, пока к своим пришел. Моя жизнь длинней, и все равно мало кажется. Всегда хочется себе добавить, естественное желание. Обладание вещами трудно понять, но время вещь особая, жадность к ней всем понятна. Но оно с нашими чувствами не считается… Существуют картинки, сценки, слова, события, лица, способные соединять разорванные нити, сращивать концы. Занятие фотографией, химическое таинство, важным было, думаю. Когда начал писать рассказики, тут же вспомнилась темнота и тишина в ванной комнате, в доме, где приятель жил. Наверное, дом как стоял, так и стоит, но смотреть не хочу. И теперь, надеюсь, вход во двор через круглую арку, низкий проход, мощенный плотно вбитыми в землю круглыми камнями. Мама говорила, никто теперь не умеет эти камни вбивать плотно и надежно. Неужели, я думал, это же так просто… А потом этот вопрос решили, и тоже просто — перестали камнями улицы мостить. Так многие вопросы в жизни решаются, их обходят и забывают. Но это обман, они снова всплывают, только в иной форме, и все равно приходится решать…
В конце мы спешили, мне домой, фотографии утром получше разглядим… Но иногда не успевали, опаздывали в школу. Я жил рядом, на другой улице, если через дворы, то близко — два забора, в них дыры. Он всегда опаздывал. Мы жили у моря. Прибалтика, ветер никогда теплым не бывает. Я мерз, злился, ждал его… Он все равно появлялся неожиданно, переводил дух, и говорил – «опять я фотографии забыл снять… мамка ругаться будет…». Его часто ругали, он школу не любил. В технике разбирался, быстро соображал, но школу терпеть не мог. А я никогда не думал, люблю — не люблю… знал, что надо, и всё. Наверное, тоже не любил, там слишком громко, толкотня, постоянно приходится говорить, и отбиваться… Зато мы играли в фантики. Откуда брались эти бумажки… От очень дорогих конфет. После войны!.. Но тогда мне и в голову не приходило, что кто-то ел эти конфеты. Нам матери приносили подушечки, голые конфетки, иногда с блестящими красными и розовыми полосками, иногда обсыпанные коричневым порошком, кофе с сахаром или даже какао. Мы сначала обсасывали конфеты, только потом жевали. Вернее, он жевал, а я – долго сосал, до-о-лго… Никогда не жевал. Может, потому он стал поэтом, а я… никогда стихов не писал, никогда… А теперь уж чего… старики не пишут их, известное дело.
Мы шли в школу, рядом музыка, всегда с нами. Утром по радиоточке играли оркестры. Это сейчас только поют, умеют — не умеют… а тогда даже на концертах старались чередовать голоса с играющими музыку людьми… Мы шли, и с нами была одна мелодия. Почти каждый день. Или теперь так кажется? Неважно, когда что-то интересное рисуешь или пишешь, всегда преувеличиваешь, а как же!.. Я спрашивал у мамы, что это, она говорит – Болеро, был такой композитор Равель. А почему она повторяется, на месте толчется? Мама усмехается, «ну, не совсем на месте, но я не знаю, зачем он это, действительно, написал, одна мелодия сто лет». Не сто, конечно, но всю дорогу продолжалась. Я эти дома, заборы, камни на дороге, тротуары, садики, дворики, которые в сумерках еле видны, до сих пор помню. Хотя мы даже не смотрели, больше думали, редко говорили. Тогда дети были другими, послевоенные дети. А может кажется теперь… Только слышу – болеро, и мы идем, идем, идем в школу…
И до сих пор — болеро, болеро…

нио ком

только не думайте, что ниже написано о ком-то определенном, может, больше о себе, и некоторые общие слова. Конспективно, потому что большая лень об этом писать.
………………….
Вообще, высота прозы не упирается в профессионализм, в мастерство — вещи наживные, хотя на начальной стадии текст от них зависит. Ну, наболтал, а далее вопрос человеческий. Отсечение, незначительного, банального, кристаллизация… зависит от того, что считаешь важным, насколько сам банален и болтлив, самоуверен и претенциозен, способен ли увидеть странность в обыденности. Здесь почти все спотыкаемся, и оставляем – груды слов и тома, а они никому не нужны, одно притворство и боязнь краха. И многое другое, что от крупности личности зависит. Насколько дорожим собой, и что в себе ценим. Здесь у каждого свой предел, отодвинуть его неимоверно сложно. Наконец, если что-то удается, и вырисовывается здание, скелет, каркас, то далее вопрос вовсе не словесный, не технический, и не умелости, и даже не общих свойств личности – а только способность слышать музыку текста.
(развивать неохота, потому что никому не нужно, сколько каждому дано, столько и останется)

Эпилог книги «Кукисы»

………………
В старости нет преимущества перед молодостью, одни потери и мелкие неудобства.
Результат жизни мизерный, как бутылка с запиской, выброшенная на обочину, в канаву.
И что-то себе остается, хотя непонятно – зачем… Умирать лучше опустошенным и полностью исчерпанным, иначе жаль не совсем вышедших из строя частей организма, а также умственных приобретений, которые истлеют, в пустой мусор обратясь.
Все-таки, два мелких приобретения я бы отметил.
Первое — странная способность понимать по лицам, по глазам гораздо больше, чем раньше. Приходит само, никого не научить, к тому же, опыт горький, потому что много видишь — мелкого. Человеки все, и ты такой…
Второе не греет, не обнадеживает, и не дается само собой, может придти, может и миновать. Особое понимание.
Мой учитель Мартинсон любил слово МАКРОСТРУКТУРА — он первый стал говорить о макроструктуре белков. Сколько верных слов уходит в неизвестность вместе с людьми их сказавшими… А потом эти же словечки, мысли возникают снова, и ни в одном глазу — никто не вспомнит, а человек за это слово, может, жизнь отдал…
Так вот, жизнь имеет макроструктуру. Архитектуру всего здания, общую форму, если проще. Откуда она берется, структура эта, чтобы в случае удачи развернуться? Думаю, из внутренней нашей энергии, страсти жить, которую мы наблюдаем в каждой травинке, а вовсе не являемся исключением во вселенной. Такова химия живого тела. Она живет в малейшем микробе, в червяке… и в нас с вами. Возможно, мы в недрах гигантского механизма, который ищет способы развития, и мы – одна из возможностей, может тупиковая. Гениальный биофизик Либерман считал, что всем этим движением управляет вычислительная машина, или что-то в этом роде, она перебирает нас и совершенно разумно и бесчувственно удаляет, если не выпеклись, как хотела. Такая сволочь бездушная, как говорил мой герой Аркадий в романе «Вис виталис». Сволочь, не сволочь, но ясно, что лишена и проблесков любви и интереса к нам, когда мы кончиками лапок, коготками или пальчиками за нее цепляемся, в попытках выжить и сохраниться. Как детишки в концлагере – « я еще сильный, могу кровь давать…» Какая тут любовь, сочувствие, жалость – нас отибирают по принципам более жестоким и бездушным, чем наших друзей, которых по глупости «младшими братьями» называем…
Наши лучшие и худшие порывы составляют периоды и циклы, витки спирали. Вот такое понимание. Может возникнуть. Однако, чаще и намека нет, одна мелкая предсмертная суета. Но сама возможность – радует…
Но чтоб это заметить в большом масштабе, и что особо важно — на себе! — требуется большой кусок времени. Пожалуйста, тебе его с охотой выдают!.. Но не бесплатно — стареешь… и теряешь возможность воспользоваться «макроструктурным» взглядом: ни ума, ни таланта, ни сил дополнительных на это уже не дадено.
Что сделано, то сделано.
Что случилось, то и получилось.
Но есть небольшое утешение — можно рассказать.

дом родной и улица


////////////
а вот это я помню, чудом сохранившийся клочок от «первого захода», 1977 года.
Меня спрашивают, как же Вы рисуете и пишете, если память плоха…
А не нужно ничего, — ни памяти, ни путешествий-впечатлений, ни поездок-разговоров с людьми, все это журналисты придумали. А что пишу… что в голову придет, то и записываю.

Завистница Масяня


…………….
Заранее прошу извинения — времени эту неделю еще в обрез, поэтому решил помещать не совсем сложившиеся вещи (которые отбросил), но в которых есть хоть какая-то «изюминка» (для меня).

воспоминания о любимой чашке


…………..
тут я обязан сказать… Это из несложившихся фото- натюрмортов. Но есть для меня интересные моменты, поэтому пусть повисит. С живописью или графикой так поступить сложней — местами, мол, интересно…


…………….
Пущинская гор. библиотека (М.обл)