День: 14.04.2006

………………………………………………

Видно, и прежние жильцы не выращивали ничего в этих двух деревянных ящиках за окном, и земли в них почти не осталось — выдуло, смыло дождями, и торчала седая трава, случайно занесенная ветром. Она буйно росла, потом умирала, оставались сухие крепкие стебли, их заметало снегом, а весной снова появлялась эта упорная трава. Так было много лет, но однажды, в самом углу ящика, где и земли-то почти не было, возник и стал вытягиваться тонкий желтоватый побег. Из него вырос бутон и распустился цветок, оранжевый, нежный и довольно большой. Я смотрел на него с недоумением, а он стоял себе среди разбойной травы, не ухоженный никем и непонятно откуда взявшийся…
Вот наступили холода, а он все еще здесь. И трава уже полегла, и по утрам ее покрывал иней, а цветок все был живой. Мне стало страшно за него, и ничем помочь ему нельзя, стоит себе и стоит. Однажды утром я выглянул в окно — цветка не стало. Жаль его, но ведь он попал совсем на плохое место, и, может, к лучшему всё — не вырастет больше… Но на следующий год он снова был здесь, и снова цвел, и снова его сбивал с ног ветер, и ледяной дождь, а потом ранний снег засыпал — похоронил… Может, перекопать здесь, чтобы он снова не возник и не мучился больше? Но я не мог, и оставил всё, как есть… И на третий год он вырос, а я много ездил тогда и дома бывал редко. Приезжаю в темноте, выглядываю в окно, вижу — стоит, лепестки в темноте кажутся черными, но он жив. Дождей было много, и воды ему хватало, но разве ему место здесь, в пустыне… Осенью он снова стал погибать, мучился, и мучил меня каждый день, и каждое утро я ждал его смерти как избавления…
Наконец, его не стало.
А на следующий год его всё не было и не было. Трава вытянулась в полный свой рост, прошло лето, начались дожди — а цветка нет. Морозы ударили внезапно, листья свернулись в трубочки, но держатся, от трав остались тонкие скелетики, но прочные, не поддаются ветру… а цветка нет…
Что-то случилось…

……………………
не спи, не спи, художник…

………………………….
Рассказа про три цветка у меня нет. Есть только про один. О трех не написать мне, не получится. Но им и без меня хорошо, втроем не скучно.
Этот рассказ про один цветок называется «Что-то случилось». Я набрал сейчас в Гугле эти два слова, два с половиной миллиона ссылок, а четвертая — моя. Обрадовался, сколько лет прошло, а рассказик жив, значит.
А тогда, много лет тому назад… его увидел один американский юноша, он учился в Москве русскому языку. Он прочитал мою книжку «Здравствуй, муха!», и выбрал именно этот рассказ. Я удивился, рассказ нервный, серьезный… Значит, этот юноша не такой американец, как другие, которые до этого читали книжку. Они всё спрашивали, почему Вы про кошек и смерть пишете, разве интересно? А этот мальчик оказался интересней, да… Он взял книжку, и уехал. Много лет я почти ничего не знал о нем. Говорили, он выучился, только оказался без работы со своим русским, и уехал в Корею, там жил и работал… Прошло еще много времени, и мне присылают журнал, называется «International Quaterly», красивый и серьезный журнал. И там мой рассказик про цветок напечатан. И про меня несколько строк. Значит, все-таки перевел…
А журнал этот исчез из печати, перешел в Сеть. Денег на издание больше нет.
http://www.litera.ru/slova/markovich/something.html

……………………………………….

КУДА ИДТИ…

У меня заныло в животе — долго и тупо. Где-то в глубине, и в спину отдает. Никогда не думал, что живот такой глубокий, до позвоночника доходит. Раньше у меня не было живота — только место, которым сгибался, если надо грудь приблизить к ногам. Я мог бы поспорить, там нет ничего, кроме мышцы, стягивающей тело в клубок. И, конечно, позвоночника, но это не живот, а спина — он сзади, как упругий стержень, тело на него нанизано, как шашлык на шампур. Сравнение не очень хорошее, но думаю, людоед обрадовался бы ему. А мне нечего радоваться — теперь у меня есть живот. Когда много имущества, глаза разбегаются. Я думал — пройдет, не было, и не будет. А он еще сильней… Не обращай внимания, обидится и замолчит. Или засни — проснешься другим человеком, все забудешь. Засыпаю — просыпаюсь, а он все тут. Отстегнуть бы его, как краб отстегивает больную ногу, и бежать… Или вывернуть наружу — выкинуть, как может морская звезда… Я хожу и смотрю в себя, жду новых неприятностей. И мысль больше не летает передо мной, а переехала в живот, как у нас любят говорить, получила новую прописку. А что?.. вот и живет там…
Прихожу к приятелю, он говорит: «У меня давно живот. Ты вот что попробуй — есть не давай ему, авось сдохнет. Только воду пей.»
Я перестал есть, и живот затих, что-то выжидает. Заснул я, проснулся — нет живота. Поел — болит, но уже потише, послабей. Потом еще тише стал, и еще — и все-таки остался…
Теперь я знаю — в нем много всего, кипит сложная жизнь, и всегда может что-то испортиться. Всё каким-то чудом работает, просто чудом! Кипит, крутится, варится, движется… все само за себя решает, а я тут при чем? Никто меня не спрашивает, делают, что хотят. Это спятить можно, никаких у меня прав, ни остановить, ни исправить не могу, не вижу, не понимаю… Я сам у себя в гостях. Заняты все — вот-вот попросят. А идти-то куда… куда идти…

………………………………

КРЫМ

Когда мне было тридцать, я впервые попал в Крым. Другие, знакомые мои, часто ездили, рассказывали, как там, а у меня времени было мало. Я работал изо всех сил, особенно летом — в лаборатории тихо, прохладно, места много, приборы свободны — твори, дерзай, или как там сказал поэт, не помню, я поэтов с детства не читал. Приезжали сотрудники, загорелые, усталые, веселые, и рассказывали, что за чудесная земля — Крым, а я им не верил. Нет, верил, но мне и здесь хорошо, да и времени нет.
И вот, наконец, я развелся, и оказалось — времени-то уйма, и работать летом не обязательно. «Едем» — говорит приятель, он там дважды в год, весной смотрит, как все цветет, осенью — как зреют плоды, а иногда и зимой успевает отдохнуть. Что ж, едем, говорю — действительно, оказывается времени много, в лаборатории сыро и темно, творить я устал, а Крым, говорят, чудесная земля.
Оказывается, всего одна ночь. Я вышел из поезда, ранее утро, не особенно тепло, даже прохладно, во всяком случае, ничего удивительного со стороны температуры, и у нас так бывает по утрам, но воздух… Нет, запах, конечно, запах — это совсем другой мир, вдыхаешь без конца и не устаешь…
Мы долго ходили, искали подходящее жилье, приятель знал в этом толк, а я молчал, смотрел по сторонам. Поселок низенький, грязный, везде канавы, мусор, на дороге в пыли лежат собаки, отдыхают от жары. Кухоньки в крошечных садиках, на грядках кое-какая зелень натыкана, и, представьте — растет!.. Заборы перекошены, везде хибары, хибарки, хибарочки, отовсюду голые ноги торчат, очки, носы… Движение, беготня — собираются к морю… Кругом невысокие холмы, песок, пыль, камень, дальше — повыше, одна вершина, поросшая зеленым лесом, рядом скалистый утес, и еще, и в море круто обрывается вся гряда. Солнце начало припекать, но удивительно приятно, я хотел, чтобы оно меня насквозь пропекло, чтобы я стал как этот камень, песок, пыль — сухим, горячим… А воздух — он другой, у нас тоже чистый воздух есть, но здесь он еще простором пахнет, как на краю земли. Это и есть край, ведь дальше только море. И страшно беззаботно кругом, здесь дел никаких быть не может, творить невозможно, зато можно почти не есть.
Наконец, мы нашли дом, он стоял на высоте, над морем. Внизу, еще ближе к воде, тоже поселок, но нет такого простора, приятель говорит — здесь лучшее место. Мы бросили вещи и пошли на берег. Там кучами лежали тела, мне это сразу не понравилось, я говорю — давай, отойдем. Мы шли довольно долго вдоль воды, людей становилось все меньше, и здесь сели на песок. Море оказалось выше головы, горизонт поднялся, изогнулся… Я дышал. Так мы сидели часа два или три, потом приятель говорит — неплохо бы поесть, а завтра начнем купаться. Мы прошли еще дальше, начались рощицы с кривыми деревцами, которые торчали из камней, здесь уже не было никого. Постояли, море начало плескаться — поднялся ветерок. Здесь нельзя жить постоянно, я подумал, также как в раю…
Мы нашли кафе — длинный сарай, железный, голубого цвета, там был суп, второе, творог и компот, народу мало — все еще греются. Мы поели, и я захотел спать, ужасно, неодолимо, мне стыдно было признаться, потому что еще утро.
— Неплохо бы отдохнуть, — говорит приятель, — первый день всегда так, я этого воздуха не выдерживаю.
Вернулись на квартиру, легли, он сразу заснул, а я подошел к окну. Вижу — все как золотом облито, сверкает вода, по краям картины темные горы, и все вечно так, вечно, было и будет здесь… Потом я лег и заснул — до вечера. Приятель несколько раз уходил, приходил, а я все спал. Так я приехал в Крым.