Месяц: Январь 2006

ИЗ АРХИВА


Зима. Вид из окна на Оку и заповедник за ней.
………………………………………….

Иллюстрация к рассказу о зоопарке. Я и Волк.
И в Сети рассказика вроде бы нет! Какое счастье, чего-то нет в Сети :-)) А в книжке «Мамзер» (ОНТИ, Пущино, 1994г 500 экз, у меня один остался) он есть! Только где эта книга, ау!.. Хотя так и должно быть, растворилась книга, но каждый раз это странно, людей-то море, и кажется, что пропала…
………………………………………….

Кункен. (Азартная карточная игра. Оч. старая картинка)

МЕЖДУ ПРОЧИМ…


…………………………………….
(художник перед открытым окном. Набросок пером)
…..
1.(моя запись будет убрано, она не по теме)
2.Убрал как обещал, переставил в другой журнал
ruspis65 без комментов. (апология фашизма — не безобидные записи, фашистов буду отключать, не вникая в их «тонкости»)

Когда я был аспирантом, то работал в очень хорошей лаборатории, по тем понятиям страны и времени, но больше — страны. Но к нам хотя бы приезжали люди типа Александра Рича, не нобелевского лауреата по генетике, но человека, который лично знал и работал с Моно и Жакобом, общался с Криком и все такое. Он был в компании самой-самой, в клубе избранных, в котором не читают публикаций, а встретятся на часок, обменяются сегодняшней информацией, и к себе в лабораторию. А некоторые удирали просто с заседаний, услышат что-то, и сразу в лабораторию, тут же проверять, а утром — ответ. И никаких журналов! Мы были этого лишены, но журналы были, и приезжал к нам Александр Рич, не высший класс, но нечто особенное все-таки, он говорил о нашем местном гении и титане Александре Спирине, выдающемся молодом и подающем по нашим понятиям блестящие надежды: «competent but not outstanding», так он о нашем лучшем говорил, сам при этом не лучший, но рядом с лучшими стоявший почти каждый день. И пивший кофе по утрам.
И помню то чувство, гордости от причастности, и все-таки небольшого унижения… небольшого потому что его испытывал и наш великий и могущественный шеф, я видел это по его длинной чуть отвисшей челюсти… постоянная его ноющая боль — никогда не бывать в настоящей загранице, а в ГДР и Венгрии — сколько угодно, но там-то что??? — там наше, и только чуть-чуть ТОТ блеск, потому что больше ездят и общаются, чуть-чуть, но больше…
………..
А потом к нам приехал то ли из Брянска, то ли из Воронежа человек лет сорока, он многое знал и умел, читал в сто раз больше нас, отличал Торелла от Теорелла, а мы путали… Но мы-то могли больше, мы-то видели чуть другое, и ближе стояли к истине! Мы чувствовали блаженство когда стояли перед ним, и то можем, и это, и вот наш прибор — английский спектрополяриметр, правда, старый и ручной, каждую точку, пока измеришь, глаза вылезают из орбит, следить за зайчиком на экранчике… Но все равно, это мы — могли, мы — видели, и к нам, а не к нему приезжал Александр Рич, и у нас чудо прибор, а у него — ничего, ничего, ничего… А он стоял окруженный нами, высокомерно поправляющими его, с нашим великим шефом, шефулей, известным физиком, да, но ничтожным генетиком, претендующим, знающим, но ничего не могущим сделать, встроиться в процесс, о котором сегодня, перед завтраком, уже обсудили и решили Моно с Жакобом, и примкнувший к ним за кофем Александр Рич…
А мужик этот из Брянска или Воронежа, стоял как старый усталый волк среди молодых псов, все понимал, и презирал нас… и себя, себя, себя…
А что потом? Кто куда, навсегда разбежались по российским городам. И канули, почти все… Мне еще чуть-чуть повезло, просунул палец в щель в заборе, несколько статей во всяких Голландиях, их постепенно забывали, ну, три, ну пять лет… и благополучно забыли. А потом я что-то СВОЕ понял — и ушел, закрыл за собой дверь, и до сих пор не жалею, ни минуты не жалел, стал собой, и все мое — с собой, и только от меня зависит, от меня, от меня…
Вот старятся наши великие, на дачах академики, и что? А то! С интересом, пылом и страстью прожитая жизнь. И это немало, немало, хотя хотелось больше, и тот же Александр Спирин нобелевской не сделал, почему? Все как у людей было, поездки, приборы, сотрудники послушные… А вот не было того утреннего кофе с Жакобом и Моно… а только приехавший в неважную командировку Александр Рич…

ПРАКТИКУМ ПО АНАТОМИИ (Тарту, 1957 г)


……………………………….
Большая (90см по горизонтали) картинка, темпера, почти монохромная. С 1988 года принадлежит коллекционеру картин и книг Ал. Снопкову (Москва, кооп. «Контакт-Культура»). У меня сохранилась обзорная фотография выставки, на ней крошечное изображение, которое удалось сейчас «вытянуть» благодаря хорошему сканеру. Думаю, зная характер Саши, я эту картинку больше не увижу, также как и Вы, а вот посмертную выставку он мне обещал, имейте в виду :-))

С НОВЫМ ГОДОМ! (запоздалое поздравление)


………………………………………..
Я начал писать в ЖЖ, спасаясь — проза не писалась, а не писать я не мог, и вот такой придумал ЖЖ-суррогат. Но постепенно начал понимать, что делаю какое-то дело, которое определить не могу. А дела, которые невозможно определить, важные, с них все начинается. Хотя может не начаться, и так случается. Здесь, как везде, важно найти свою меру альтруизма и эгоизма, для меня примерно 1:99, это видно из картинок. Эгоизмом я называю все, направленное внутрь. Поэтому мне чужд театр и непонятны артисты. Они мне понятны, только когда не обращают внимания на зрителей. Игра для себя, то, что я видел у умирающей кошки. Она ловила когтем бумажку, ловко переворачивала ее, отпускала и снова хватала. Я думал, она видит мышь, но нет, это была настоящая игра — не радость, и не обучение котят, а глубоко личное, когда весь мир в одном клочке бумаги, и ты с ним наедине.
Для Нового года это сложновато…
Вообще-то, я думал написать поздравительное на Новый Год, но провалился. Обычное дело. Начинаешь с мыслью, а кончаешь тем же, что и всегда.
Побеждает тот, кто не знает, проиграл или выиграл. Парадокс в том, что поражение неизбежно, это сама жизнь, она кончается поражением всегда. Ничего себе, подарочек к Новому году, Вы скажете… Но другого у меня нет. Но вот, оказывается, важно — научиться воспринимать это поражение и не опускать рук — без всякой идеи, надежды на лучшее, без злости и восторгов, им места нет… — просто, как моя кошка играла с бумажкой, а через десять минут умерла. Мне кажется, это важно. Без страха, без страха.
Итак, желаю Вам… не того, чего себе желаю, а чуть получше — определенней, ясней. Наверное, потому что все Вы (почти) моложе меня, и полны необходимыми для жизни иллюзиями, это важная часть жизни — иллюзии…
Вперед, и без сомнений. Сомнений быть не может!.. Вернее, их полно, пока не делается дело, а потом пусть делается так, как дОлжно, единственно возможным образом. Я как-то шел по тропинке к морю, раньше там не ходил, и передо мною камень. Огромный прибалтийский гранит, когда-то притащили его льды, да бросили. И он в землю врос, мне не пройти. Кое-как обошел, потом оглянулся. Вот и оглядываюсь до сих пор.

Сегодня шел по бывшей аллее от мастерской, от деревьев остались одни пеньки. Кто-то сказал им, что вот так надо ухаживать за деревьями, и что специалисты знают. Знание, примененное не там, где надо, не так, не тогда, и через край…
Есть точка зрения, что хорошо жить так, чтоб не знать, кто сегодня президент, и что пишут в газетах, а только мои интересы и мое любимое дело. И дело, вполне возможно, полезное для окружающих, а не только личная блажь. И что общая польза и комфорт получится, если каждый на своем месте делает хорошо свое дело, с интересом, умением или хотя бы прилежно. Не получается. Это своего рода идеал, а в результате — одни пеньки. Мы живем среди реальных людей, в реальных обстоятельствах. И каждый, видимо, должен не только свое дело знать, не только не вредить на общей территории, но еще и участвовать в общей жизни, и вмешиваться, и болеть за окружающую его жизнь. Иначе постепенно превращаешься в монстра, ставящего выше всего свое собственное удовольствие.
Конечно, другая крайность, когда общественное выше личного, и многое из того, что я видел сегодня ночью на телеке (а видел я всероссийский бордель) есть реакция на полную зажатость и регламентированность в прошлом, на диктатуру. Но отбросив диктатуру, не стоило отбрасывать, к примеру, художественные советы и какие-то культурные фильтры, чтобы задерживать весь этот распущенный хлам, ночные рубашечки, мясистых проституток на заднем плане, и эту наглую харю Сердючки и прочих. Дорвались. Хамы дорвались, ничего не скажешь.
При этом совершенно закономерно — люди, имевшие способности и данные, подстраиваясь под общее торжество, теряют и то, что умели.
Можно разрешить все, противоестественное и мерзкое, но, как известно, и на это наступает реакция, и в результате качнется в другую сторону без меры — опять! И тоже ничего хорошего. А пока разгул, восторг от того, что все дозволено… и одни пеньки.