ИЗ ИЛЛЮСТРАЦИЙ К ПОВЕСТИ «ЛЧК»


………………………….
Заброшенный город. Развалины. Заросли какие-то. Антиутопия, так назвали повесть, она даже, как фантастика, была выдвинута на «Бронзовую улитку» в 1992 году.
НО когда я начал писать ее, в 85-86 годах задумал, я считал, что это ИДИЛЛИЯ — заброшенный город, мизерные, но стабильные тепло и еда, несколько старых друзей, веселые встречи в подвале, множество прекрасных и разных зверей… наконец, враги, выродившиеся коммунисты, можно сказать, уже бессильные, смешные…
Кончается печально, но надежда на встречу с главным другом остается. Чего еще желать в этом мире?
Потом, несколько лет лихорадки, надежд на лучшее в реальности…
А сейчас я возвращаюсь к своему городу.

ДЕВОЧКА С ЩЕНКОМ


………………………………
Право, извините меня, страшно лень писать каждый раз технику, размер и все такое. (но если спрашивают, я подробно отвечаю)
И не только лень, а какая-то убежденность в ненужности этого именно здесь. Зыбкость и текучесть такие в Интернете, что создается впечатление: придет завтра, и исчезнут люди, которые переговариваются со мной, исчезнет ЖЖ… как многое исчезло с 96-го года, когда я впервые попал сюда. Но есть и другое: ЗДЕСЬ главное изображение, сама виртуальность, а картинки эти (и обработки их, которые у меня на дисках в компе) никто не увидит… или почти никто. Изображение первично, вещь вторична, вот что получается. Это величайший обман, но факт экрана. Ну, не совсем, но все же, все же…
И все-таки, чертовски интересно создавать этот мир нереальности, множить изображения, или почти точно копируя, или слегка изменяя их в угоду условиям экрана… Вот уж настоящая игра в бисер…

ФРАГМЕНТ ПОВЕСТИ «ЛЧК» («Цех фантастов-91»)


(на основе фотографии И. Казанской)

……………………………………….
Жить долго, а рассказать жизнь, как это ни обидно, можно за час. Но я узнал не все, рядом плюхнулся Бляс, и разговор пошел в другую сторону. У Бляса была еще одна теория, объясняющая всю картину жизни.
— Вот слушай,— он наклонился ко мне, от него исходил жар, ощутимый на расстоянии,— наш разум — моргает… а тело…— он шлепнул себя по месту, где грудь без подготовки переходила в живот,— тело живет непрестанно.
Лицо его улыбалось, а глаза не шутили, смотрели цепко и бодро.
— Ну, как в кино… или глаз — моргает, а ты все видишь,— пояснил он.
— Быстро, что ли?
— Ну да… разум моргнул — человек мертвый, смотрит — человек живой. И так все время, мертвый — живой, мертвый — живой. Понял?
— Ладно, Бляс,— сказал Коля, поглядывая на остатки пустырника,— мы-то живые…
— Когда мы мертвые — не знаем, не помним ничего, а потом снова живем, и живое с живым сливается, как одна картина, ясно? — Он снисходительно смотрел на Колю.
— Я смотрю на тебя, Бляс,— ты все время живой,— робко заметил Аугуст.
— Чудак, когда я мертвый —- и ты мертвый — не можешь меня видеть.
— А тело что, а тело? — закричал «дядя».
— Тело непрестанностью своей опору дает, вот разум и возвращается.
— А если человек мертвый? — спросил я.
— Он мертвый, когда я живой… сбивается все, понимаешь?
— Но мы-то хороним его, он разлагается, труп? — решил я поспорить с ним. Я хотел понять, зачем ему нужно это.
— Так он со всем миром живым в ногу не попадает, вот и всего. Никто его живым не видит, а он живой.
Оказывается, он не верил в смерть, славный парень.
— Ты что, шкилетов не видел? — полез на него Коля.
— Так ты, может, тоже шкилет, когда мой разум моргает,— спокойно осадил его Бляс.
— Ну, Бляс, ты удивительный человек…— восхищенно покачал головой Аугуст.
— Он двадцать лет уехамши был, приехал — и также моргает… откуда он знает, а? — тыча в Аугуста пальцем, закричал Коля.
— Разум его все знает, помнит,— как ребенку объяснил ему Бляс.
— Не докажешь! — решительно заявил Коля.
— Ну, спроси у Антона.
Все повернулись к бывшему ученому.
— Эт-то интересно…— промямлил застигнутый врасплох Антон.
— Ну вот, интересно! — торжествующе сказал Бляс и в честь своей победы налил всем мужчинам пустырника.
Коля не стал больше спорить, моргал он или не моргал. а пустырник видел всегда.