дальше было не интересно…

Я про степень обобщения. Все-таки мне казалось не интересным потерять полностью связь с миром предметным, и «промежуточные» работы Кандинского мне интересней всех его последующих работ.

……………………………

……………………………………

……………………………………

…………………………………….

Я НЕ ГОГА!

Я лежал в темноте. Вдруг раздался громкий стук. Меня дома нет, у меня темно. Я не стану вам открывать, я ничего не должен вам. Я никого не звал. Кто этот он?.. А он стучит еще раз – требовательно, громко. Значит, права имеет?.. Считает, что может войти. А я не хочу!.. сейчас подойду к двери и скажу — убирайтесь, не хочу. А он скажет… Нет, не встану, не подойду…
Но всё уже разбито, разрушено… Я думал, что исчез в темноте, в одеяле, как в коконе, буду тихо лежать, пока не стану другим, захочу выпутать ноги из плена… Пробуждение подобно рождению, тоже требует времени…
А он снова стучит. Он так стучит, как будто знает, что я скрываюсь здесь. Я еще лежу, но уже выпрямлен, напряжен, и одеяло мне больше не друг, не товарищ. Гражданин, что нужно от меня? Я сегодня никому не должен. Не зажгу свет. На совесть не надеюсь, а терпение у него может истощиться. Или я так нужен — отчаянно?.. Тем хуже для него. Он стучит как лицо при исполнении… Поздновато для службы, пусть катится. Но я уже всё потерял, лежу злой и терплю это нахальство. Ну, ломай дверь, тогда хоть всё станет ясно.
И вдруг тишина… Ушел, что ли?.. Тихо ноги в тапочки, встаю, крадусь к двери…
Нет, дышит, стоит, потрескивают крупинки песка под подошвами — переминается… Пусть уходит. Он как будто понял — спускается по лестнице, прошел немного, остановился, замер… нет, снова поднимается…
Странно это — время идет, и мы все меньше хорошего ожидаем — от писем, звонков, нежданных гостей. Готовимся к неприятностям — и никогда не готовы…
В конце концов — пусть, будь что будет. Глухо кашляю, шаркаю ногами — «кто там?…»
И в ответ слышу радостный голос.
— Гога, впускай! Ты что, умер?..
Ах, как хорошо!
— Я не Гога! Гога надо мной.

УТРЕННЕЕ АССОРТИ 090314

Можно сказать, это цветная графика. Давно было. Тогда я считал, что под нашей землей есть обширное пространство, годное для свободной жизни. Немного об этом написано в повести «ЛЧК» Там опустевший после многих «разборок» городок на берегу реки, в одном из домов живут люди, никому не нужные старики и старухи, и с ними их любимые звери. На другом конце города -дом начальства, вот такая история. А под городом огромное пространство, и подземное озеро. Мне говорили, что «антиутопия», а мне казалось — «идиллия», так дружно и весело жили люди, и с ними кошки и собаки, всякие истории о них, а враги были глупые и смешные. Но все-таки история кончилась неважно, город провалился в подземное озеро, выжил только главный герой, который в это время был в психушке, а где же ему еще быть… Но он возвращается, и ждет своего кота, Феликса, и тот обязательно вернется к нему.В 90-м году я пошел с этим текстом в издательство «Московский рабочий», оставил его и ушел, ни на что не надеясь. Меня нашли, и сказали, что Кир Булычев берет «ЛЧК» в свой сборник «Цех фантастов-91» Это было удивительно, он ни разу не видел меня, не разговаривал по телефону, просто сказал редактору Рыльниковой — «беру». После долгих «душеспасительных» разговоров в «Новом мире» и других журналах, где меня хвалили, но вот надо подождать… и это длилось месяцами… этот простой ответ, краткое решение много значило для меня, и не потому, что похвалил человек понимающий, хотя это тоже важно, а потому что я понял, что бывают и другие отношения редактора с автором, и я это запомнил, пошел и вынул из всех журналов свои рассказики и другие тексты, и решил печатать их сам. Тогда мои картинки почему-то покупали, японцы, американцы и прочие шведы, и кое-какие деньги у меня были. И я знал, что повесть хорошая, и рассказики тоже неплохие. Потом меня ругала одна талантливая дамочка, за то, что люди в повести — идиоты или почти такие, талдычат простые истины, но я уже знал, что так и должно быть, ЧУВСТВА и СОСТОЯНИЯ людей дороже всего, а умные мысли оставим для философов.
И сейчас я снова вижу, что underground forever , и Россия здесь ни при чем, она только заостряет проблемы, которые над людьми нависли — мы несостоявшееся племя, хотя порой вызывает восторг и слезы радости, но в целом катится в никуда, а новым лучше бы жить на Луне или на Марсе, и кажется, это уже многие поняли. Но оставим бредни, немного расскажу про эти картиночки, они из старых, не очень, по моему мнению, хороши, но дали мне ощущение перспективы… нет, не жизни, а творчества; жизни на земле почти что и нет теперь, но теплится еще творчество и любовь, которую я называю «укорененность-врастание», так мне когда-то сказал один человек, наверное, я эти слова переиначил, а может и сам придумал. Когда судьба одного человека врастает в судьбу другого, иногда с любовью, иногда с отрицанием но с глубоким интересом, это гораздо ценней, чем отношения полов…


ЛЭП через Оку. Цвета многовато, и он решил вразброд пойти, но все-таки оставлю. Я тогда еще не встретил своего Сезанна. Говорят, «встретишь учителя — убей учителя, встретишь Будду — убей Будду» Но всему свое время, и время восторга и проникновения тоже есть.
…………………………….

А масло все-таки влезло сюда, и было полезно, потому что научился защищать от него бумагу. Если защищать, то такие бумажные работы могут жить сотни лет. Зачем нам сотни? Во-первых умение всегда приятно, а во-вторых, нужно всему что делаешь дать шанс. Не больше. Но шанс жить — обязательно.
……………………………….

Рыхлая цветная эстонская бумажка, привез давно-давно полный чемодан, она оказалась замечательной для всяких мелков, и восковых и меловых. Несколько лет мне было с ней интересно.
«Ручей не замерз еще»
……………………………………..

Мать и дитя. Сходу сделано цветной тушью, но ясно, что в голове застряло — обращение с детьми в России равносильно преступлению, родители сами выросли в насилии и грубости, и это выливают на детей, на самых слабых. А эти дети уже своих детей — также будут, и когда это кончится, трудно сказать…
……………………………………….

Вариантов много, пытался приглушить желтый, еще что-то… Дорога… Что у меня, если не натюрморт — «дорога, дерево, забор», главное, что вижу вокруг себя. Страдающее — дерево, надежду дает дорога, хотя чаще она в никуда… А забор — наше основное чудище, символ нашей жизни.
……………………………………..

Метро «Юго-Западное». Тогда я еще приносил впечатления с улицы, в самом начале. Рисовал, конечно, дома, там впечатление очищается от деталей, не нужных… Вообще-то синий не мой цвет, но я узнал об этом позже.
……………………………………….

Underground forever/ Какие-то пастельки приблизительно по повести «ЛЧК», их много было, а лучшие, 20 штук у Н.Барановой в Пущино, так получилось, что я могу еще добавить…
………………………….
Вижу, как легко людей охватывает безумие и темнота, в конце жизни это печально сознавать, как быстро слетает тонкая оболочка, доброты и просвещения. Неисправимо. Герой моей повести «Последний дом» в конце надеется, что «придут другие существа, получше нас…» Не знаю.