Рубрика: Uncategorized

Не арабское слово, а — размАзан. Человек размазан по времени, примерно на три поколения. Так когда-то было. Кажется, давно. Потому что размазан на столько, сколько в себе чувствует. Теперь — Уже, точней сосредоточен — «миг между прошлым и будущим», какие там предки-потомки, самому бы- бы-стренько и живенько ухватить да проскочить… 🙂
Мой отец родился в 1899 году в царской России, потом, не сдвигаясь с места, перенесся в комроссию, оттуда в государство Эстонию, оттуда уже в СССР… И все это, сидя на одном месте! И я с ним, поскольку понимаю и чувствую его в себе. И так далее, о чем писать уже совершенно бессмысленно.

А новые собираю в сборник, может, кто захочет издать…
………………………………………………..
Э Х, Ж И З Н Ь …

Одна женщина говорит мне — цены растут неуловимо… Что удивительного, жизнь это океан, стихия, пальмы гнутся, шумит камыш, сон разума порождает чудовищ, все гибнет и возрождается, плохое чаще происходит, а хорошее дольше живет, и никто не знает, отчего и зачем. Жизнь нам дается, как водительские права — право дано, а гарантии никакой, жми на свой страх и риск, выбирай пути по вкусу, и не плошай.
Один директор взял на работу женщину. У нее муж расстрелян. Жена врага, ей жить не обязательно. Все отворачиваются, а у нее ребенок есть просит. А этот директор говорит — а-а-а, ладно, возьму, если что — не знаю, не видел, ошибся, голова болела…
Среди общей стихии нашелся человек. Бывает, хотя непонятно, почему и зачем. Помог, и мать с дочерью живут. Дочь выросла, вышла замуж, у нее тоже родилась дочь, ничего особенного, и это бывает. Мать ей на досуге рассказывает про бабку и того директора, ни фамилии, конечно, ни имени — забыли, и город уже другой, но вот был такой директор, и это, оказывается, важно.
А у директора, он давно умер, тоже была дочь, и у той дочь — выросла, стала продавщицей и живет в том же городе, что внучка врага, которая рассказывает мне про цены — растут неуловимо, за ними не уследить, не поймать, не остановить, и жить снова трудно, а в трудные времена случаются непредвиденные поступки, кто говорит — от Бога, я думаю — от людей. Жизнь нам дается, как водительские права, уж если дали, то не плошай, жми на всю железку, выбирай пути-дороги, и гарантии тебе, конечно, никакой.
Внучка врага бежит в магазин за сахаром, то есть, песком, и говорит продавщице, той, что внучка директора:
— Мне песку, я прохожу по списку, — дом сказала, квартиру, и паспорт предъявила без напоминаний.
А продавщица ей вместо песку сахар подает. Может не заметила, а может обмануть хотела. Женщина приходит домой, разворачивает пакет, а у нее вместо песку… и не какой-нибудь быстрорастворимый, а самый долгоиграющий, на кой он ей, если варенье варить!
Она назад, и говорит продавщице в лицо:
— Ты что мне дала, тварь или растяпа, не знаю, как тебя назвать уж…
А та ей:
— Ой, ошиблась я, простите… — и подает песку целых три пакета. И сахар ей оставила! Н-н-у-у, дела-а-а…
Женщина, та, что внучка врага, возвращается и говорит семье:
— Извинилась… и сахар оставила…
И ничего особенного дальше. Продавщица работала, работала, потом умерла, у нее детей не было, а та женщина, у которой сахар и песок, дочь родила, и всю историю ей передала — о продавщице, которая призналась. А про директора забыла рассказать. К тому времени сахар перестали песком называть, и давали, говорят, свободно. И даже паспортов не стало, я слышал, — одни водительские права — «кати, — говорят, — куда хочешь, только гарантии никакой.»
И все забылось, и паспорта, и списки, и директор этот, и продавщица, которая извинилась… Все забывается. Жизнь это океан, сон разума, стихия, пальмы шумят, камыш гнется и скрипит, все гибнет… И вдруг заново возникает, опять возрождается. Плохое чаще происходит, это разумно, логично, и легко понять. А вот хорошее — неразумно, нелогично, понять невозможно, и все равно дольше живет. Только все равно забывается. Но вот удивительно — появляется снова, и главное — само, без напоминаний, подсказок, без причин и всякой пользы, иногда больше размером, иногда меньше, но несомненно — оно… И, может, в этом спасение, что само и без пользы? И загадка…
Эх, жизнь… Только вот гарантии никакой.
………………………………………………….
Привычка или страсть — к смешению времен, да. То ли для забавы, то ли времена одинаковы, целые периоды по крупному счету почти не отличаются? Что скажут через десять тысяч лет? Обзовут всех переходным периодом, лет триста вообще забудут, лет пятьсот обобщат… несколько стран соединят странным именем, которого не стало — СССР, и там была какая-то КПСС… очередная утопия, весьма жестокая, однако… А через миллион лет?
Через миллион здесь будет море! Морское дно. Но об этом уже писал я… Эх, жизнь… :-))))))))))))))))

…………………………………………..
Наброски головы кота Феликса. 1989г примерно

…………………………………………
Небольшая картинка, собственность М.Дашкевича (Пущино). Редкий случай, знаю точный адрес картины. Десяток картин в Японии, где они, у кого? В Любляне картин двадцать, у нас работал сотрудник оттуда. И около 70 работ в США. Я легко с ними расставался, и потом не жалел, картины должны висеть на стенах, но знать, что с ними, хочется. Было бы интересно написать историю жизни картины :-))

(или кто другой, безразлично, он же подписал)
Вообще, я не люблю писать на эти темы, хотя читаю, куда денешься 🙂
Ну, да, да, да. Неглупо написано, и с пониманием.
Немного только недооценен начальный момент, когда была несомненно еще одна причина — боялись отката назад, это было реально, и скорая расправа, естественно. Исторически это был бы провал с долгими последствиями. А потом — НЕТ, только борьба за власть и делёж.
К старости лишаешься иллюзий, и картинка представляется мрачноватой. Одни проходимцы сменяют других, и на волне этой грызни самые одиозные преступления вскрываются и как бы наказываются, людям даются обещания и псевдогарантии, и первое время новые чуть поосторожней, а потом то же самое. Главное достижение демократии в том, что в борьбе за первые места новые проходимцы в качестве лома используют законы,(бьют ими по головам засидевшихся, и выкидывают все-таки их), и как средство борьбы — печать.
У нас все это не сложилось, все.
Попал в телеке на передачу — как развлекаются богатые люди. Мерзко смотреть, наглые рожи, детишки тех, кого «Боливар вынес», им бы молчать в тряпочку, деньги-то еще теплые, неотмытые, а они нагло хвалятся.
Похоже, что надо начинать все с начала — земство, идти в народ, трудиться на ниве прсвещения и здравоохранения, поднимать культуру… А тогда уж, может быть…

А это маленькая птичка на одной из картин, и кругом нее кусочек пространства. Это я не рискую передавать «насильственным» образом, кто захочет — откроет (264 Кб)
http://www.periscope.ru/birdfr.jpg
Другое дело, многие, я уверен, ничего особенного не увидят, ну, намазано… Это естественно, не все ведь на свете — художники, есть и другие профессии :-))

А это фрагментик — рожа алкаша-художника, так, как она написана. ОСТОРОЖНО — 70Кб!!!

Это кусок совершенно гладкой живописи на бумаге. ОСТОРОЖНО, несколько сот Кб!!!!
http://www.periscope.ru/akno3a.jpg
Даже здесь видно, что такое настоящий мазок.

То, что мы видим в Сети — жалкое подобие живописи. Из-за ничтожных скоростей приходится самое интересное урезать. А интересное — это то живописное «месиво», ради которого художник старается. Оно, а вовсе не сюжет, вызывает в нем волнение, своего рода аналог эротического чувства, только посильней и поинтересней, не так банально, во всяком случае :-))
Вот кусочек картины в приемлемом масштабе.

А вот он, ЧУТЬ-ЧУТЬ получше, и то сразу около 90 Кб. У кого есть терпение, посмотрите разницу:
http://www.periscope.ru/snegfr.jpg

………………………………………
Иногда так надоедает цвет… Тогда вспоминаешь, что это всего лишь «качество света», одно из его свойств. А тон — количество света. Количество проще, чем качество, вот и нажимаешь кнопочку, удаляешь цвет. Но на этом проблемы не кончаются. Оказывается, некоторые места на картине отличались только цветом, а теперь им нечем выделиться. И тогда приходится менять количество, использовать кнопочку «контраст»…
Когда повозишься с этим делом, то начинаешь понимать — техника задачу не упростила, в чем-то, наверное, усложнила даже 🙂
К тому же, постоянно брыкается!

В старом отрывном календарике обнаружил рисунок, который меня восхитил. К сожалению, автора не знаю.

…………………………………………..
Обнаружил странную картинку, тут и печь с огнем, и открытый вид на природу… Скорей всего, написана ради игр с освещением. Примерно 79-83 гг.

В журнале «РАДУГА» (Таллинн) в конце марта появятся три рассказа: «Полина», «Эльза» и «Феня».
Они есть в Инете, в «Перископе», ссылки на странице оглавления ((в нижнем разделе: «В начале» из сб «Мамзер»)):
http://www.periscope.ru/prs98_2/pr4/proza/fly/content1.htm

………………………………………….
Картинка в цвете. НЕ нравилась, вот и решил посмотреть в ч/б варианте. Это из большой серии «подвальной жизни». В 70-80-ые годы я часто писал подвалы. Люди уходили в сторожа, в дворники, чтобы не иметь дело с Системой. И я не хотел жить реальностью, и уезжать не хотел, вот и придумал себе отдельную жизнь, в которой только те люди, с которыми мне хорошо, и никто не лезет с вопросами.
Система изменилась, но она тоже неизлечимо больна, только болезнь другая. Наркомания. Нет, не наркотики, хотя они большое зло, но еще большее зло — болезненное пристрастие к деньгам, которое переходит все разумные пределы. Эта болезнь называется «narkomoney»
И ее нужно лечить. Но беда в том, что власть, любая, активно препятствует признанию этой болезни, и, более того, выступает в роли наркомафии, насаждая ее. Это понятно — излечение приведет к полному краху современной Системы жизни, остановке гонки, которую называют прогрессом. И в то же время, кроме разумной умеренности в потребностях, выхода нет, иначе гибель всего живого на земле, гибель или полное перерождение человечества.

……………………………………………
Художник за работой. Цветная бумага и очень смешанная техника. Набросок.

Портрет вроде бы Аркадия (других не осталось)
………………………………………..
— В самых безумных идеях-то и встречается истины зерно… — с удовольствием говорил Аркадий.
Он высыпал чаинки из пакета на ладонь и внимательно рассматривал их, потом решительно отправил в чайник, залил кипятком.
— Возьмем тривиальный пример… я-то не верю, но черт его знает… Вот это парение тел, о котором давно талдычат. Тут нужна синхронность, да такая… во всей вселенной для нее местечка не найдется, даже размером с ладонь! Шарлатанят в чистом виде, в угоду толпам, жаждущим чуда. Никакой связи с интуицией и прочим истинным парением. Коне-е-ечно, но…
Он налил Марку чаю в глиняную кружку с отбитой ручкой и коричневыми розами на желтом фоне — найденная в овраге старой работы вещь, потом себе, в большой граненый стакан с мутными стенками, осторожно коснулся дымящейся поверхности кусочком сахара, подождал, пока кубик потемнеет до половины, с чувством высосал розовый кристалл, точным глотком отпил ровно столько, чтобы смыть возникшую на языке сладость, задумался, тянул время… и вдруг, хитровато глядя на Марка, сказал:
— Но есть одно «если», которое все может объяснить. И даже ответить на главные вопросы к жизненной силе: что, где, зачем…
— Что за «если»?
— Если существует Бог. Правда, идея не моя.
Марк от удивления чуть не уронил кружку, хотя держал ее двумя руками.
— Да, Бог, но совсем не тот, о котором ведут речь прислужники культа, эти бюрократы — не богочеловек, не седой старикашка, и не юноша с сияющими глазами — все чепуха. Гигантская вычислительная машина, синхронизирующий все процессы центр. Тогда отпадает главная трудность…
Аркадий, поблескивая бешеными глазами, развивал теорию дальше:
— Любое парение становится возможным, начиная от самых пошлых форм — пожалуйста! Она распространяет на всю Землю свои силы и поля, в том числе животворные. И мы в их лучах, как под действием живой воды… или куклы-марионетки?.. приплясываем, дергаемся… Не-ет, не куклы, в том-то все дело.
Все источники света горели в тот вечер необыкновенно ярко, лысина старика отражала так, что в глазах Марка рябило, казалось, натянутая кожа с крапинками веснушек колышется, вот-вот прорежутся рожки… и что тогда? Не в том дело, что страшно, а в том, что система рухнет — или ты псих, чего не хочется признавать, или придумывай себе другую теорию… Безумная идея — вместо ясного закона в центр мироздания поместить такую дикость, и мрак!
— Аркадий… — произнес юноша умоляющим голосом, — вы ведь, конечно, шутите?
— Естественно, я же физик, — без особого воодушевления ответил Аркадий.
Он еще поколыхал лысиной, успокоил отражения, и продолжал уже с аргументами, как полагается ученому:
— Тогда понятна вездесущность и всезнайство — дело в исключительных энергиях и вычислительных возможностях. Вот вам ответы на два вопроса — что и где. Идем дальше. Она не всемогуща, хотя исключительно сильна, а значит, возможны просчеты и ошибки, несовершенство бытия получает разумное объяснение. И главное — без нас она не может ни черта осуществить. И вообще, без нас задача теряет интерес — у нее нет ошибок! Подумаешь, родила червя… Что за ошибки у червя, кот наплакал, курам на смех! А мы можем — ого-го! Все правильно в этом мире без нас, ей решать тогда раз-два и обчелся, сплошная скука! А мы со своей свободной волей подкладываем ей непредсказуемость, как неприятную, но полезную свинью, возникают варианты на каждом углу, улавливаете?.. Становится понятен смысл нашего существования — мы соавторы. Наделены свободой, чтобы портить ей всю картину — лишаем прилизанности и парадности. Создаем трудности — и новые решения. Своими ошибками, глупостями, подлостями и подвигами, каждым словом подкидываем ей непредвиденный материал для размышлений, аргументы за и против… А вот в чем суть, что значат для нее наши слова и поступки — она не скажет. Абсолютно чистый опыт — не знаем, что творим. Живи, как можешь, и все тут. Вот вам и Жизненная Сила! Что, где, зачем… ЧТО — машина, излучающая живительное поле. ГДЕ — черт-те знает где, но определенно в космосе. ЗАЧЕМ? Вот это уж неведомо нам, но все-таки — зачем-то!
Марк слушал со страшным внутренним скрипом. Для него природа была мастерская, человек в ней — работник, а вопрос о хозяине мастерской не приходил в голову, вроде бы имущество общественное. Приняв идею богомашины, он почувствовал бы себя униженным и оскорбленным, винтиком, безвольным элементиком системы.
— Ну, как, понравилась теория? — осведомился Аркадий.
Марк содрогнулся, словоблудие старика вызвало в нем дрожь и тошноту, как осквернение божества у служителя культа.
— Он шутит… или издевается надо мной? — думал юноша. — Вся его теория просто неприлична. Настоящие ученые знают непоколебимо, как таблицу умножения: все реальные поля давно розданы силам внушительным, вызывающим полное доверие. Какая глупость — искать источник жизни вне нас! Это время виновато, время! Как только сгустятся тучи, общество в панике, тут же собирается теплая компания — телепаты, провидцы, колдуны, астрологи, мистики, члены всяческих обществ спасения — шушера, недоноски, отвратительный народец! Что-то они слышали про энергию, поля, какие-то слухи, сплетни, и вот трогают грязными лапами чистый разум, хнычут, сучат ножонками… Варили бы свою средневековую бурду, так нет, современные им одежды подавай!..
— Ого, — глядя на Марка, засмеялся Аркадий, — чувствую, вы прошли неплохую школу. Кто ваш учитель?
— Мартин… биохимик.
— Вот как! — высоко подняв одну бровь, сказал Аркадий, — тогда мне многое понятно.
Он рассмеялся, похлопал юношу по рукаву: — Ну, уж, и пошутить нельзя. Теперь многие увлекаются, а вы сразу в бутылку. Разве мы не вольны все обсуждать? А Мартина я знал, и хочу расспросить вас о нем — только завтра, завтра…

……………………………………………….
Р Е З И Н О В Ы Й К Л Е Й

Я люблю резиновый клей, у него прекрасный запах, и держит неплохо. Я вклеиваю им рисунки в паспарту, нужно клеить уголками. Он не пачкает, снимается тонкой пленкой, и бумага становится даже чище, чем была. И держит довольно хорошо. Правда, через год рисунки отваливаются, но я их снимаю гораздо раньше. Повисят немного, и складываю в папку, наклеиваю новые. А запах просто замечательный.
— У него извращение, — говорит мама, она обожает цветочные запахи.
— Слишком сладко, — говорит папа, он нюхает ее духи и морщится, — искусственные запахи лучше, но, конечно, не этот клей.
А мне клей нравится, и бумага после него не коробится, как после этого, казеинового… ну и запах у него!
— Люблю природные вещества, и вообще все натуральное, — говорит мама, она даже стены в комнате обила каким-то материалом, ни капли синтетики в нем. Я тоже люблю сирень, особенно ее цвет, а запах лучше у клея, у резинового. Я им вклеиваю рисунки в паспарту, как сосед, художник, он постоянно устраивает дома выставки для знакомых, то и дело меняет картинки.
— Хорошая картинка сразу бросается в глаз, — он говорит. — Очень плохие тоже бросаются, но тут же съеживаются и отступают, а хорошие запоминаются. Очень хорошее и очень плохое похоже — на первый взгляд.
Мои рисунки не очень хорошие, но я люблю рисовать.
— У него нет способности, — говорит мама, — смотри, ему даже прямой линии не провести.
У нас в классе есть мальчик по фамилии Горбулин, он проводит длинные линии без линейки, совершенно ровные и прямые. Наш чертежник, он рисование ведет, качает головой, прикладывает линейку и говорит — » ты гений, Горбулин!» А Гена улыбается и каждый раз краснеет, он знает, что не гений, а двоечник. У него рука как куриная лапка, длинная, тощая…
— Это какой-то феномен, — говорит Анатолий Абрамович, чертежник, — от руки так невозможно провести.
Горбулин рисует дома и города ровными прямыми линиями, зато у него не получаются самолеты, их надо криво рисовать. Потому он не любит изображать морской бой, это моя любимая тема — корабли сражаются с самолетами.
— Пусть рисует, — говорит папа, — он нюхает духи и морщится, — далась тебе эта сирень!..
— Он меня достал со своим клеем, — жалуется мама, — пусть рисует, но зачем такой запах…
А я рисую морской бой и вывешиваю у себя над столом. Мои рисунки сразу бросаются в глаза, наверное, очень плохие. И все-таки я люблю рисовать. Я нарисовал сирень на восьмое марта и по-дарил маме. Цвет получился хороший, а с запахом как быть?.. И я придумал — кругом цветков нарисовал маленькие кудряшки, похожие на лепесточки, только мелкие. Это я для мамы старался, а вообще-то я сиреневый запах не люблю, он очень сладкий. Я люблю резиновый клей. Художник посоветовал — бумага не коробится, и становится даже чище. Я попробовал — здорово получилось. До этого я клеил казеиновым, много грязи и бумага морщится, а запах у него… Резиновый совсем другое дело! В школе про него никто не знает. Мама говорит, он не для детей. Запах синтетический, разъедает легкие, и обои наверняка испортишь. Правда, у нас не обои, а гладкий материал с цветочками, как в музее. Мама говорит — натуральный, пре-е-лесть. Но у меня над столом она не клеила, все равно испачкаешь, говорит. И я здесь вывешиваю морской бой, вклеиваю в паспарту — и на стенку. Клей не какой-нибудь, резиновый! Повисят, и снимаю, другие вклеиваю, и снова…

…………………………………….
У бабочек имеются стадии развития, на каждой стадии формы разные. Если не знаешь, не догадаешься, что это один и тот же зверь. Это правильно, я думаю, — нормальный процесс. А у нас с развитием непорядок, особенно в начале: ребенок другое существо, а на человеческого карлика похож. Ручки, ножки, головка — все совпадает, только меньше нормы. И вырастает постепенно, так что не поймешь, когда взрослым стал. Это неправильно, я думаю. Гораздо лучше было бы — пока не созреешь, не вылупляйся, живи в своей кожуре или хитине, или куколке настоящей детской жизнью, и не расстраивайся, что маленький, и ждет тебя непонятно что… А у наших детишек клочковатые прозрения, местами туман рассеивается, и уже видно, что впереди. Оказывается, ничего хорошего. Правда, одно-два дела интересных, например общение с другим полом, а остальные занятия скучны или опасны, или то и другое сразу, и просто незачем вылезать туда, в этот взрослый мир. Толкотня там, суета и лживые слова.
А некоторые, повзрослев, так и не могут привыкнуть, крутят выросшими головами и задают глупые вопросы…
………………………………………………….

З А Ч Е М В С Е?..

Папа говорит:
— Цени, тебе столько раз повезло, в природе такое редко случается.
Я слушаю с удовольствием, приятно знать, что весь мир тебя любит.
— Первая, самая крупная удача, — он говорит, — то, что возникла жизнь во Вселенной. Могла и не быть, настолько редкое явление.
— Лучше бы не было, — говорит мама, у нее всегда с утра плохое настроение.
— Представь, — продолжает папа, — температура была бы на пару градусов выше, и все!
— Некоторые приспособились бы, — вставляет мама, — вот наш сосед, что ему пара градусов…
— Ты не понимаешь, — возражает папа, — растаяли бы ледники, и все захлебнулись бы в теплой водичке.
— Сосед бы выплыл, а ты, конечно, захлебнулся бы… и я с вами.
Она берет подушку и ложится на диван, у нее по утрам низкое давление.
— Теперь смотри, — говорит дальше папа, — в конце длинного пути возникли люди, это чистая удача. У них особое свойство образовалось — разум, они умеют думать о жизни, о смерти…
— Лучше бы не думали, сидели бы спокойно на деревьях, дрались только за бананы… — мама поворачивается к стенке, чтобы не слышать наш оптимизм.
— Итак, люди… и, представь, снова проходят тысячелетия — и появляешься именно ты! Разве не повезло?
Может, сначала и повезло, но теперь-то что делать? Завтра алгебра, а я не понимаю, зачем икс.
— Это обычное число, — объясняет папа, — только пока неизвестное, как кот в мешке. Представь, надо взвесить кота, а мешок не развязывается. Вот и носишься с ним, пока не положишь на одну чашку весов, а на другую — пустой мешок.
И все-таки непонятно, зачем все это — икс, кот… и жизнь тоже, если случайно все возникло, и просто чудом держится — пару градусов туда-сюда, и все кончится? Я не согласен так жить. Говорю Севке:
— Мы с тобой случайное явление.
— Знаю, — он отвечает, — мать мне часто говорит: ты моя ошибка, настроение случилось, бес попутал. Насчет настроения не понял, от него многое зависит, но чтобы жизнь… А про беса сказки, религия — выдумки для слабых.
Про религию я согласен, мама говорит — она свое отжила.
— Не скажи… — качает головой папа, он перед сном читает библию. Откроет на первой странице и засыпает.
— Случайность, — он говорит, — обычное явление: когда не знаем причин, то говорим — случай.
— Вечно ты усложняешь, — говорит мама, скажи просто: ошибка. Случайное не может правильным быть. Вот я, мне не следовало сюда рождаться. Может, в другое место, но сюда — это кошмар. Даже не ошибка, а преступление.
— Ты невозможный человек, — возражает папа, — природа никогда не ошибается. Как могло бы возникнуть такое тонкое явление, как жизнь, если бы ошибки пестрели?
— Еще как пестрят, потому что жизнь ужасна.
— Ты неисправима, — вздыхает папа, — жизнь не ужасна, а прекрасна. Вот обезьяны, с деревьев слезли, взялись за дело, разум приобрели… Жизнь играет, весело играет с нами.
— Пусть с другими играет, а мне хватит хозяйства и трех дураков на шее, — мама кладет голову под подушку.
— Ну-у-у, ты не оптимист, — разводит руками папа, а мне:
— Иди алгебру учить. Тебе столько раз повезло, что завтра счастье может отвернуться.
Я иду, у меня голова кругом — возникли зачем-то, с деревьев слезли, разум приобрели, чтобы алгебру учить — и все случай? Зачем тогда все — икс, кот, жизнь?

……………………………………………
Времена перемен, они многим схожи. Птицы улетают, птицы прилетают… одна суета…

……………………………………….
Если взять цветок из гербария и просканировать его, то получится очень интересно. К сожалению, невозможно перетащить сюда полный tif (это несколько Мбайт), вот слабое отражение той замечательной картины, на весь экран!

А этот рассказик прочитал ночью по одной из передач BBC мой таллинский школьный товарищ Сева. Прочитал хорошо, он талантливый человек, но меня вдруг словно ошпарило — два слова было лишних, и так явно! Кинулся смотреть текст — он правильно читал, а я написал неправильно. Так и вошло в книгу «Здравствуй, муха!» — из какого-то первого черновика, переписал не глядя.
А с исправлениями вот так.
………………………………………………….
Я НЕ ГОГА!

…………………..
Я лежал в темноте. Вдруг раздался громкий стук. Меня дома нет — у меня темно. Я не стану вам открывать — я ничего не должен вам. Я никого не звал. Кто этот он?.. А он стучит еще раз — требовательно и громко. Значит, имеет какие-то права?.. Он считает, что может войти. А я не хочу! Сейчас подойду к двери и скажу — убирайтесь, я не хочу. А он скажет…
Нет, не встану, не подойду…
Но что-то уже потеряно, нарушено. Я думал, что исчез в темноте, в одеяле, как в коконе, буду тихо лежать, пока не стану другим, захочу выпутать ноги из плена… Пробуждение подобно рождению, и тоже требует времени… А он снова стучит. Он так стучит, как будто знает, что я скрываюсь здесь. Я еще лежу, но уже выпрямлен и напряжен — и одеяло мне больше не друг, не товарищ. Гражданин, что нужно от меня? Я сегодня никому не должен. Не зажгу свет. На совесть не надеюсь, а терпение у него может истощиться. Или я так нужен — отчаянно? Тем хуже для него. Он стучит как лицо при исполнении… Поздновато для службы, пусть катится. Но я уже все потерял, лежу злой и терплю это нахальство. Ну, давай, ломай дверь, тогда хоть все станет ясно.
И вдруг тишина… Ушел, что ли?..
Тихо ноги в тапочки, встаю и крадусь к двери. Нет, дышит, стоит, потрескивают крупинки песка под подошвами — переминается… Пусть уходит. Он как будто понял — спускается по лестнице, прошел немного, остановился, замер… нет, снова поднимается… Странно это — время идет, и мы все меньше хорошего ожидаем — от писем, звонков, нежданных гостей. Готовимся к неприятностям — и никогда не готовы…
В конце концов — пусть, будь что будет. Глухо кашляю, шаркаю ногами — «кто там?..» — и в ответ слышу радостный голос.
-Это Гога? Впускай. Ты что, умер?
Ах, как хорошо!
— Я не Гога! Гога надо мной.

……………………………………….
На сине-зеленой бумаге, разными мелками и простым школьным мелом. Называется — «Художник в темных очках». Проблему закрепления мела и мелков решил при помощи очень разбавленного раствора ПВА и пульверизатора. Пока что не темнеет, хотя прошло лет десять с тех пор.

……………………………………….
Одна из отброшенных обложек Перископа. Бог ты мой, я их наделал штук сто… пока не понял — не дизайнер я!.. И взял самую дурацкую — цементная труба, и через нее вид на нашу городскую башню. А дерево пририсовал, чтобы не так скучно было.
Можете убедиться:
www.periscope.ru
А теперь сменил на еще одну, эта, мне кажется, получше, но зато как темное окошко на моем пегом фоне, поэтому из альманаха ее убрал.

…………………………………………
А эт-то что за чудо? Фильтр «стекло». Кажется, беременная женщина…

………………………………………….
А это пораньше, пижонства побольше. А потом прошелся Фотошопом.

А это я не помню, откуда… Но, кажется, чуть-чуть похоже.

……………………………………………….
Мой друг Хрюша. О нем много в повести «Перебежчик»:
http://www.periscope.ru/prs98_3/proza/max1.htm
А себя я срезал, сам себе надоел.

……………………………………..
Все-таки оптимизм — путь открыт.
(фотохудожник И.Казанская)

……………………………………………

ТРАМВАЙ — МОЕ ОЩУЩЕНИЕ.

Другой такой странной ссоры я в жизни не видел. Двое моих знакомых, Виктор и Борис, чуть не подрались из-за английского философа Беркли, отъявленного идеалиста. На занятиях этого Беркли ругали. Назвать человека берклианцем — значит заклеймить навечно. После занятий Виктор пришел к нам и говорит:
— Нравится мне Беркли, ведь только подумать — весь мир! — мое ощущение… и ничего, кроме этого нет. Просто здорово!
Я ему говорю:
— Пойдем, Витя, в столовую — ради материи, а потом на волю — в поле.
Дни стояли золотые — сухие, теплые, мы только учиться начали. Но тут пришел к нам Борис, он дома жил, не в общежитии. Борис большой и толстый, и очень практичный человек, с первого курса сказал — буду стоматологом, и свою мечту выполняет. Всегда деньги будут, говорит, на мой век челюстей хватит. Виктор ему про Беркли рассказал, а Борису что-то не понравилось. «Это все выдумки,- говорит,— это что же, и я твое ощущение?»
— Может и так,— отвечает Виктор,— но ты не обижайся, ведь я и сам себе, может, ощущение, и не больше.
А Борис ему:
— И трамвай твое ощущение, да?
— И трамвай, ну и что же?
— А вот то, что этот трамвай тебя задавит, и тоже будет твое ощущение?
Виктор удивляется:
— Зачем меня давить? Ты мне докажи. Все вы, материалисты, такие, вы своей материей только задавить можете, это ваш лучший аргумент.
Борис раздулся от злости, и предлагает:
— Хочешь, я тебя в окно выброшу, тогда узнаешь своего Беркли…
А Виктор ему — «ничего не докажешь…»
Чуть не подрались, и с тех пор здороваться перестали. Был тогда в комнате еще один человек, и он весь разговор передал, кому следует. Виктора чуть не выгнали, но он от своего Беркли не отказался, книги его стал читать, а потом и вовсе стал философом. Сейчас он далеко живет, иногда пишет мне, Беркли по-прежнему уважает, только, говорит, у него своя философия, а у меня своя. Борис стал большим начальником, даже про зубы забыл, и со мной не здоровается — может, не узнает, а, может, не хочет знать: ведь я тогда сказал, что ничего не было, и материю никто не трогал, первична она — и все дела…
Ну, а я стал врачом, лечу больную материю, да не все так просто. Вот сегодня привезли человека — он от слова одного, от сотрясения воздуха ничтожного упал, и будет ли жить, не знаю… Вот тебе и Беркли — идеалист.

……………………………………….
Этот рисунок есть в разных вариантах, один из них такой.

………………………………………….
В основе рисунка, что на обложке книги, выпущенной в «Геликон плюс», лежит этот набросок. Здесь я основательно порезвился, с удовольствием выписывая дырки и лохмотья. Рисунок не имел отношения к повести никакого, я нашел его среди хлама и начал доделывать. А первоначально он выглядел именно так. Уголь или темный соус, не помню.

………………………………………
Очень старый рисунок. Живописи меня учил (консультировал много лет) Е.Измайлов, а рисунку не учил никто. И я копировал — в основном голландцев , их рисунок был мне ближе, чем, скажем, итальянский. Брал альбом и от корки до корки. Но не точно, а чтобы понять «дух» рисунка, движение линии.
Это кисть, тушь и очень тонкая бумага (видна деформация при высыхании туши). Такая уж попалась под руку.

…………………………………………………..
Одна из первых моих картинок. Показывал Михаилу Рогинскому. Одобрил.
Бумага, темпера. Редко привожу ее, потому что велики потери на слайдах.

…………………………………………
Не очень серьезный вид, несколько стилизованная вещь, что, в общем, я не люблю.

……………………………………………..
Если Вы так считаете, возвращаю. Я разозлился на экран, на котором некоторые картинки выглядели «приглаженно», и начал помещать старые работы. Убедился, что экран не при чем, это я «приглаживаю» некоторые из них. Дело объясняется просто — некоторые картинки темны, а я сканирую сейчас не с фото, а непосредственно — кладу работы на сканер, и при сканировании приходится менять параметры, форсировать свет и т.д. А технике только дай волю, она что хочет сделает!
А эти старые работы взяты из Перископа, они там давно, и по-другому вносились туда, с ними уже нет проблем.

………………………………………….
Живопись маслом на бумаге, начало 80-х годов. Когда нет холста, годится и бумага. Я видел огромную картину, написанную маслом на склеенных газетных листах. Видно, очень хотелось.

………………………………………..
Из серии иллюстраций к ненаписанной истории, слегка мистической, но с разоблачением,конечно, мистики.

……………………………………….
На фоне современного маразма и мракобесия еще больше ценю серьезную науку, из которой ушел, как говорят, по личным обстоятельствам. Не жалел об этом ни одного дня, но всегда уважал и ставил точное знание рядом со знанием «вокруг да около», как это делает искусство. Просто, наука, оказалась не моим путем, и все. Недавно, она напомнила о себе, неожиданным образом. В 1968 году я делал доклад на семинаре в Институте белка АН (Институт А.С.Спирина) по некоторым вопросам устройства белков, появились данные, «вылезающие» за сложившиеся уже догмы. Слушали с интересом, но не поддержали, представление о том, что одна первичная структура соответствует одной пространственной было сильней.
Сделать что-то экспериментально в этом направлении мне было «не по зубам», а потом я начал терять интерес к науке в целом, и все как-то забылось.
Через 35 лет на улице ко мне подходит один из участников того семинара, пожилой уже человек, и говорит — «знаете, Вы были правы…» Не скрою, мне было очень приятно. Ведь наука стирает старые достижения, заменяя их новыми, и судьба большинства ученых не «положить свой кирпич», а «дать толчок» (или вообще ничего, и так часто бывает). Толчка я не дал, ничего не сделал, но хотя бы думал в правильном направлении, своего рода личное достижение 🙂 Рассказал потому, что меня недавно упрекнули в «измене науке», что в общем-то верно, но не совсем верно… :-))

……………………………………………………
Птицы расклевывают мой архив 🙂
Это к тому, что отношение к прошлому все время меняется. И если б не «материальные данные», то с прошлым можно было бы делать все, что угодно. Часто историки так и делают, созидают прошлое в угоду настоящему. В личном плане то же самое, только меньше внешних задач, коньюнктуры, никому нет дела до твоего прошлого, хоть выдумай его, никому не интересно.
Но гораздо чаще это делается несознательно, без цели какой-то — настоящее вытаскивает из памяти то одно, то другое, и строит все новые «модели прошлого», личной истории. Факты обычно остаются на месте, меняется трактовка и отношение, все настроение меняется… Так, у меня изменилось отношение к «годам застоя», когда я протестовал, возмущался насилием над личностью, и все это, действительно, было. ((Но это были для меня годы покоя и напряженного труда, когда я мог почти без потерь сменить направление жизни, профессию, оставаясь в недрах той расхлябанной и почти спокойной системы, получая «на кусок хлеба» практически ни за что)) Потом уж начал понимать, что одно насилие сменяется другим, грубое и жестокое — более тонким, изощренным. В наше время людей заставляют дергаться, быть в сущности рабами — путем уговаривания, внушения, ласкового принуждения и всяческих приманок, путем давления страхом потерять лишний кусок. Конечно, лучше, чем мордобитие, но свобода… Свободой и не пахнет. Как было так и осталось: хочешь быть свободным — будь нищим на задворках общества. Из каждого правила есть исключения, не о них речь. Просто сказки о свободе мне надоели, в лучшем случае — ограниченный выбор из двух-трех вариантов. В лучшем случае — кусок пожирней, но свобода… не смешите меня.
Вот я и говорю — птицы расклевали мое прошлое, шутка, конечно, но с некоторым подтекстом.