Рубрика: Uncategorized

ююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю
Заглядывайте, что-то еще буду ставить, но гораздо реже.

Сканирую последний раз — до осени-зимы. Поставил сюда не менее двухсот старых картин и рисунков, больше времени нет. Надо еще отсканировать примерно столько же.
Теперь буду ставить только отрывки из романа и повестей, (если успею, с новыми иллюстрациями).
ююююююююююююююююююююююююююююююююю

Кисть-тушь. Набросок головы.

Смешанная техника. Картон, акварель, перо, чернила

Масло на холсте. Набросок южного пейзажа с морем.

Масло на кальке. Здесь и пыль, и грязь, и потертости. Очень старый набросок натюрморта. Воспринимается кончиками пальцев 🙂

А это тоже старинный набросочек кисть-тушь. «СИЗИФ»
Привожу его, несмотря на явные огрехи.
С почтением отношусь к этому герою.
Уместным кажется им закончить 🙂

И правильно. Нужно было думать об ОБЛОЖКЕ в целом, а тут картинка, может, и ничего, но слишком велика, и не «играет» со всем остальным. Вроде, окошко в другой мир. Не надо. Кроме того, если уж заводишь цвет, то надо подумать, как его поддержать — в обложке, на страницах, в книге в целом.
И сожалений горьких нет как нет… :-))

…………………………………..
Были на выбор две обложки книги, одна с черно-белым рисунком, вторая — эта. Я выбрал черно-белую. Но эта мне нравилась тоже. Но она дороже. И, наверное, черно-белые рисунки — под общий настрой книги. Не знаю…

………………………………………………

///////////////////////////////////////////////////////////
Говорят Михаил Рогинский серьезно болен в Париже. В Москве его выставка сейчас.
Я обязан этому замечательному человеку и художнику. Он один из первых смотрел мои работы и поддержал меня.
Впервые я увидел его картины в 1975 году на выставке в павильоне пчеловодства на ВДНХ (первой разрешенной выставке неформалов). Потом в подвале, где он жил до отъезда из России, в 1978 году. О своем впечатлении написал коротенький рассказик, напечатанный в книге «Здравствуй, муха!» в 1991г.
(Из картин, которые показывал М. Рогинскому в 1978 году в Москве на Беломорской улице, в квартире А.Романовой)
………………..
Мы давно уже свернули с шумной улицы и шли маленькими спящими переулками. Здесь лежал чистый непримятый снег. Наконец, стали спускаться в подвал. В нем было сыро и тихо, и непохоже, чтобы здесь жили. В окошко светил фонарь с другой стороны улицы, он освещал старую мебель, какие-то ржавые трубы и колеса. Справа увидели желтый свет узкой полоской, и пошли туда. Там оказалась комната, посредине стоял круглый стол, заваленный грязной посудой, бутылками, тут же лежали книги. Вошел невысокий человек в телогрейке и вязаной лыжной шапочке — это и был художник. Мы поговорили немного, потом он встал и придвинул стул к стене, и принялся ставить на стул картины, одну за другой, немного ждал каждый раз, наклонив голову, снимал и ставил следующую… Здесь были уголки старого города, простые предметы, и когда-то увиденные люди, и то, что он запомнил с детства… и красные трамваи… Картины появлялись из всех углов, ярко вспыхивали то красным, то желтым — и исчезали в темноте. Здесь были обрывы и откосы, с уголком сурового неба наверху, а под откосом груды старых вещей, посуда, осколки и обломки, драгоценные и милые ему… и старые стулья… и вещи эти лежали, и кружились в воздухе, и медленно падали… И в жизни его все, все катилось под откос — и все начиналось снова — он уезжал. Он никому не хотел угождать, и делал все честно, как умел, изо всех сил — это было видно.
«Надо делать свое,— он говорил упрямо,— и здесь, и там — везде… но здесь я — в подвале, а там — весь мир, и он велик…».
На мольберте стоял незаконченный этюд с двумя яблоками… Он проводил нас на улицу. Шел крупный снег и ступеньки в подвал совсем замело.
Он будет также работать и там, почти не выходя из дома, только иногда — в лавочку, или на угол — сигареты купить. И люди, которые привели меня к нему — скоро и они разъедутся кто куда… Ну и что ж, ну и что ж… Мир открыт и велик, велик!

…………………………………………..
Принадлежит московскому коллекционеру А.Е.Снопкову

………………………………………

………………………………………

………………………………………

…………………………………….
Модификация для печати на бумаге.

………………………………
Назывется «Художник и муза»
Тема избитая, но вечная. Теперь бы я изобразил по-другому. Стареющий художник гонится за музой, а та, молодая красотка, ускользает, смеясь… 🙂

…………………………………………..
Объявили посадку, а электричка подошла к другому пути, надо туда бежать.
Грубый набросок, кисть-тушь, примерно 1980г

http://www.gorod-art.narod.ru/biblioteka/biblioteka_2/dan/dan_art.htm
……………………………………
Галерея питерского художника А.Кудрявцева, миниатюрки моих картин выглядят в ней неплохо. Люблю «ковровую» развеску, когда между картинами нет промежутков. Каждая, может и проигрывает несколько, зато в целом получается интересное «панно». Такая развеска требует большого умения и терпения.

………………………………….
Плохая акварель, бумага. 25 см

ююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

***
На Острове, где Вася и Феликс лежат, все густо заросло березками, они мешают друг другу. Скоро самые сильные вырвутся к свету, оставят остальных в тени. Природа не добрей нас, просто все по своим правилам, и ничего не делается со зла, как мы любим. А я понемногу начал пересаживать отстающих в росте, мало, что ли, места под окнами…
Асфальт на дорожке, что к нам от реки идет, совсем растрескался, сквозь щели вырвалась трава. Какая сила в ней, я удивляюсь. Дай только время… Живое всегда сильней неживого, одолеет медленно, но верно. Но вместе с ничтожным и злым сотрет и разрушит все чужеродное, непонятное, даже хорошее, никуда не денешься.
Доктор Айболит в Детском Саду стоял, стоял, и упал. Козырек, что защищал его от непогоды, прохудился, и сырость доктора подкосила. Он, оказывается, гипсовый был, а я думал, прочный… Так что доктор скрылся из виду, лежит в траве и не пугает редких прохожих. А негритенок стоит, только краска слезла с него, и он стал белым мальчиком, но по-прежнему всегда готов помочь. Но это никто, кроме меня, не знает, потому что руку со шприцем приезжие отбили и утащили. Но сам он стоит крепко, падать не собирается.
К нам приезжают экскурсанты из разных мест, даже из-за границы. Здесь лучшая смотровая площадка во всей области, на берегу, недалеко от моей земли. Выходят из автобусов на сухой ровный асфальт, смотрят вдаль. Ниже им не спуститься, ботиночки не приспособлены к нашей своевольной земле. За дымкой столица, огромный, непонятный город, я там сто лет не был. И не тянет, признаюсь вам. В ветреные дни оттуда несет гарью, звери чуют, и я тоже, рядом с ними…
Поближе, внизу, излучина огромной реки, течет себе на восход, безмятежно и вольготно. Остается на месте, и в то же время меняется. Я говорил, всегда завидовал ей…
Может, глупость была, ошибка, плыть через время, полвека на месте оставаясь?.. Уже не узнаю. Но вот что важно…
Рискну сказать, это опыт всей моей странной жизни. Не главное, каким путем идешь, если не самый окаянный. Выбрал дорожку, пусть узкую, петлистую… А, может, и не выбирал, просто в башку втемяшилось, и баста!..
Но тут уж надо истово, изо всех сил, всерьез… Если всерьез, то время не потеряно. Что-то за душу берущее обязательно встретится.
Одного чувства жду, простого и ясного, может, придет оно? Понимания не дождешься — чувства! Которое все во мне объединит… успокоит, примирит меня и с жизнью, и с самим собой.
Какое оно?..
Знаю только — печальное, как не найденные при расставании слова.
…………………………………………………………………………….
Стою на обрыве нашем, впереди мерцает река, живое неистребимое существо… за лесами города, другие люди, земли…
А за спиной Вася, Феликс, все наши, кто умер, и кто живой еще… земля, которой нет покоя…
Неясно выражаюсь?.. Словами обо всем не скажешь. Опыт не обязательно мудрость, может, ошибка. Но если всерьез жил, то и ошибка твоя кому-нибудь сгодится. Знаете, старые есть стихи, забытые в барахольной суете…
«Будь щедрым как пальма, а если не можешь…»
Простите, дальше голос подводит…
Вы помните?.. Это радость для меня, значит, не все потеряно.
Да, многое не сумел, не смог. Просто был здесь. Никого из своих не оставил. Нет ничего страшней предательства разумных.
И, может, не зря столько лет…
Что получилось у меня, что получилось?..
Не знаю. Никто не скажет.
Что случилось, то и получилось.
Похоже, нет моей жизни… не было, или не стало…
Она слилась — с жизнью небольшого куска земли, нескольких людей, зверей…
Но это не конец еще, не конец!.. Может, новое начало?..
Пусть даже уйдут все люди, жизнь не кончится.
Может, со временем появятся новые существа, получше нас…

…………………………………….

Мне не раз говорили — «что ты там окопался… Город в другую сторону полез, а ты как был, в последнем доме, так и остался, блин… Ты же способный был! »
Я не спорю, отшучиваюсь, зачем обижать… Не могу же сказать, «лучше в последнем доме жить, зато на своей земле.» Не поймут. Этого теперь не понимают, смеются — «дурила, ищи, где глубже…»
Ночью проснусь в темноте, лежу, луну встречаю, тени по стене ползут… Я дома. А если уеду, буду ночами вспоминать, обратно стремиться… Зачем ехать, куда?..
Каждый за свою жизнь горой, чужую правду на дух не выносим. Не хотим себе настроение портить, никому не докажешь ничего. Вот и я, как увижу знакомое лицо, нервничать начинаю, глаз дергается… Делаю вид, что не заметил, разглядываю небо, деревья… Знакомые говорят — «совсем свихнулся…» Пусть. Радуюсь, если успеваю отвернуться. Но иногда не успеваю, и случаются неприятные минуты. Не знаю, кто прав, вижу только, они мне чужие. А свои… это свои.
— Вечно ты упрощаешь, — Генка говорит.
— А мне сложность надоела, сил нет…
Слушаю, терплю, а сам жду, чем же кончатся слова.
Противно смотреть на говорящие рты.
……………………………………………………….
Я рано состарился, еще в молодости поседел. Потом, с возрастом выправился, стал почти как все.
Давно это случилось, в 68-ом. Я в другом месте жил, призвали в армию. И я в Праге дезертировал. Сбежал, хотя некуда было. Для меня это был удар, то, что мы там вытворяли. Но я бы стерпел, если б не тот парнишка с ведром.
Мы на танке сидели, на площади, он вышел из подъезда, рядом дом, и пошел к нам. Спокойно идет… Большое ведро, белое, эмалированное, с крышкой. Я еще подумал, как аккуратно у них все, даже ведро красивое…
Он мимо проходит. Вышел на середину площади, остановился, крышку снял… И быстро, мгновенно опрокидывает на себя. Потом я понял, почему ведро, а не канистра — чтобы скорей!.. А зажигалку не видел, он мгновенно вспыхнул — весь! Ни звука. Наверное, сразу сознание потерял, а тело дергалось, извивалось, живое тело…
Сделать ничего, конечно, не успели.
Наши суетились потом, кричали — «псих, псих…»
Теперь ему памятник стоит, народный герой.
Я вынести не смог, вечером из части ушел. Не помню, где был…
Утром нашли, привезли обратно, лечили. Но об этом не стоит.
Через год выпустили. С тех пор у меня справка. Каждый, кто раньше жил, знает, что это такое. Зато никому не нужен, с вопросами не пристают. Такая жизнь была, могли в любой момент пристать. А так всем ясно.
Нет, нормальный, если для себя, только с людьми мне трудно, долго не выношу их. Не всех, конечно, есть и у меня друзья, вон сколько насчитал…
Но справка у меня в крови, навсегда.
Но это не страшно, я художник, а они тогда многие со справками были. Нет, не учился, все сам. Кисточку люблю, и гуашь, а с маслом у меня нелады. Неплохо зарабатывал. Были и голодные годы, но это как у всех, ничего интересного.
Потом настали новые времена, про эти справки забыли.
Сейчас никому до другого дела нет, тоже небольшая радость.

…………………………………….
Фотошоп чаще всего это довольно простая обработка, но иногда получаются неожиданные вещи. Например, с цветом или распределением света. Один из примеров.

ююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю
Это третья картина триптиха «Коты», который отдал в музей при Доме ученых РАН (Пущино)
Теперь они все три висят в хорошем месте, я их устроил, и доволен. Сам не хожу туда и не смотрю.
Иногда найдешь котенка, вылечишь, откормишь, но в мастерской его судьба определена — он быстро освоит путь на землю. Держать их взаперти, всех, нет возможности. Далее жизнь его будет интересней, нормальней, чем жизнь зверей, запертых дома — он научится лазить по деревьям, прятаться в траве, подкрадываться к птицам, он будет свободным, а захочет поесть, всегда сможет вскарабкаться наверх ко мне. В сильные холода он отсидится у полутеплой батареи на кухне. Все бы хорошо, если б не люди и машины. Эти свободные звери до старости редко доживают. Поэтому я пытаюсь их отдавать в дома, только приведу в приличный вид. Это сложно, мало кто у нас берет зверей сейчас, и я рад каждой удаче. Но прощаться тяжело, и я каждому говорю — «прости меня, но так тебе лучше.»
С картинами точно также, и я не хожу и не смотрю на них, знаю, что там им лучше.

………………………………….
Старая картинка, вспомнилась мне, когда читал дискуссию в одном онлайновом журнале — помогает мат литературе или вреден 🙂
Трудно понять связь. Аналогии похожи на сны.

Старая картинка, недавно сдал ее в музей, воспроизвожу из Инета. Люблю ее, было жаль отдавать, но дома все держать невозможно.
ююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

Это иллюстрация к рассказу «Ночной разговор». Он есть в разных журналах, и переведен на Франц. (Lettres russes, Париж)
ююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

Это свободный рисунок на голландские мотивы. Рисовать я учился штудированием хороших образцов, причем никогда не стремился к точности изображения. Хотелось передать дух рисунка, его атмосферу. Техника сама по себе неинтересна. Не будешь же подражать тому, как Рембрандт изображает массу листьев. Это вещь непостижимая. Можно, конечно, все скопировать, почти все! но в следующий раз, когда станешь перед своей задачей — бессилен. Повторять заученное — это провал. Поэтому гораздо важней ДУХ и ОТНОШЕНИЕ мастера к линии, к пятну, к взаимодействию пятен (дальнодействию). В этом отношении голландцы с самого начала были мне ближе, чем виртуозные и эффектные итальянцы.

…………………………………….
Картинка (~ 70 см, холст, масло) находится в коллекции Дома ученых РАН г. Пущино

Кисть, тушь. Довольно колючие цветы
……………………………………….

Это, конечно, обработка в Фотошопе реального рисунка. Смена времени года 🙂
……………………………….

Тоже кисть-тушь. Вот такая встреча.

………………………………………

Я уже года два дворником работал, а точней был 577-ой рабочий день. Убирал снег с дорожки, спешил, за ночь нападало, а под снегом как назло ледок, и один из той компании поскользнулся, упал на колено, они со смешками его подхватывают, и все нормально было, но он увидел меня с лопатой, и пристал. Они все были слегка пьяны, но это я потом понял, такие вещи плохо соображаю, только по запаху или если совсем шатается. Они стали задираться, обзывать меня, я только смеялся, остальные были ничего, веселые, а этот злой, я всегда таких чувствую, от них пахнет страхом, знаешь, Малов, как долго ношеные вещи пахнут. «Страх порождает злобу, а злоба – страх», я теперь понял, ты правильно сказал. Но ты не верил, что я страх и злобу чувствую на расстоянии, всегда удивлялся – «ну и выдумки у тебя… или нюх звериный?..» По запаху многое можно сказать, нюх, наверное, мне вместо ума даден. Тот парень был злой, ершистый, даром что невелик ростом, и мне стало не по себе, я старался не встречаться с ним глазами, так лучше, может, у него пройдет. А он не успокаивается — «дворник, говно… » не люблю повторять, ты говоришь, эти слова лишние, и без них можно любую мысль сказать, а еще, ты меня всегда учил, — «никакого интима…» Нет, в жизни может быть, но говорить не надо, каждый сам переживает. «И тебе нельзя сказать?» — я как-то спросил, мне было лет шестнадцать. Ты подумал и отвечаешь – «мне можно, но в общих чертах, а подробности оставь себе». Я и не думал говорить подробности, но иногда говорил, помнишь, например, про Наталью с седьмого этажа, но это успеется, потом… Тут другое дело, просто грязь и ругань, а потом он подскочил и толкнул меня в грудь. Он был гораздо ниже меня, но плотный, быстрый, и знал, куда бить, чтобы больно, а я никогда никого не трогал, ты знаешь. Я не могу, сразу представлю себе, будто меня самого бьют… А здесь и представлять нечего, вот тебе налицо, те двое, другие, говорят ему «брось», а он еще злей стал, ударил меня в шею, так быстро и ловко, что я задохнулся и сел на снег. Тогда он еще ногой в грудь, не так больно, но я упал на спину, потом сел… и не могу встать, ноги заплелись, действительно, скользко, это я виноват, а как получилось, могу объяснить: температура за ночь не упала, как обычно, а пронесся теплый воздух, разогрел, подтопил снег, потом подморозило к утру, а я эти климатические беспорядки прозевал, спал крепко. До этого вечером засиделись, ты рассказывал про Белый дом, как вы его зашищали, я после таких историй и сказок волнуюсь, а потом сплю крепче обычного. Я спросил еще, стоило ли защищать, если потом получилось, ты сказал «хреново…» Ты подумал, и говоришь – «все-таки стоило, иначе еще хуже стало бы… Хотя мы дураками были, но без дураков жизнь остановилась бы…»
Я не согласился, но промолчал, потому что сам дурак.
Так вот, ноги… не могу встать, а рядом лопата, и я потянулся, чтобы взять, опереться, а они подумали, я буду их лопатой бить, она действительно опасная, от Сергея, дантиста-хроника осталась, окована толстым жестяным листом, страшное оружие. Они быстро оттащили этого, злюку бодрого, и ушли, он еще что-то кричал, но я уже не слышал. Малов, мне обидно стало, но я чувствовал, что виноват, понимаешь, потому что не все сделал, как надо, случайно получилось, но не сошло мне, человек упал. Он, я думаю, неправ, нельзя драться, но я об этом тогда не думал, это его дело, пусть он неправ, но и я неправ тоже, оказался разгильдяй, как ты меня нередко ругаешь за квартиру, «живешь как зверь, может, в угол плюешь?»
Они ушли, я встал, и не знаю, что делать, вдруг кто-то смотрел в окно, видел, а я хотел поскорей забыть, было — и не было. Но отрава уже внутри, стало нехорошо, горячо, я хотел к тебе подняться и не мог, пошел в дворницкую.

***
Я всегда сюда приходил, когда муторно, страшно. Я не видел, какой из такого дурака, как я, может получиться взрослый человек, чувствую, для меня нет впереди ничего, все другие люди сильней и быстрей меня, и, главное, всегда знают, что хотят. Особенно его злоба меня убила… и он не сомневался, что прав!..
В дворницкой на большом столе, называется физический, он линолеумом покрыт, лежали куски ватмана, обрезки можно сказать, и баночки с гуашью, пять или шесть цветов, желтый, красный, зеленый, черный, пятую не помню, не использовал ее, крышка присохла и не открылась, а остальные хотя и высохли, но если расковырять пальцем, то можно поддеть немного. Лист бумаги передо мной, большой, белый, яркий, и мне захотелось его испачкать, пройтись по нему… Я взял пальцами немного желтой и намазал, не знаю, зачем, но мне легче стало, странно, да?..
А другим пальцем взял красной, и эти два пальца рядом… я смотрел на них… А потом достал комочек черной, на третий палец, и смотрел — они были раньше похожи, как розовые близнецы, а теперь стали совсем разными… Я протянул руку и начертил желтым линию, и увидел, что это стебелек, стебель, а на нем должен быть цветок, увидел центр цветка, и лепесток, один, но большой, и я быстро, не сомневаясь, желтым и красным, а потом в некоторых местах обводил третьим пальцем, который в черной краске, и снова не сомневался, где и как это делать… А потом смазал слегка внизу стебля и быстро легко провел рукой, и это оказалась земля, она лежала внизу, а цветок летел над ней, сломанный, с одним лепестком, но непобежденный… летел над миром и молчал, а я разволновался, стал доделывать стебелек, чувствую, он мягкий, не получается, я даже разозлился, взял красной горстку, смешал на ладони с черной… потом уж я понял, что лучше на бумаге мешать… и руками, пальцами, пальцами, особенно большим стал нажимать и вести вдоль стебля, и черная, которая не совсем смешалось с красным пошла тупой сильной линией, по краю, по краю стебля, и он стал выпуклый и твердый, я чувствовал, он твердеет… Потом чувствую — еще чего-то не хватает, и я ребром ладони, ребром, ребром стал вколачивать краску в бумагу, и немного смазывать как бы… а потом рука вдруг задрожала, но не мелкой дрожью, а крупной, толчками… полетела вверх и снова вниз, упала чуть поодаль, ближе к нижнему углу, и получился там обрывок лепестка, второго, и я его вколотил в бумагу, раз-два-три…
И понял, что готово, мне стало спокойно, и дышать легко, радостно.
Наверное, не те слова, а тогда вообще слов не было, только чувство такое, будто выплакался, успокоился и замер в тишине, покое, тепле, и все это за одну минуту случилось.
Так было в первый раз. А потом я даже плакал, когда видел на бумаге, что получилось, а откуда бралось, не знаю.
Я пошел наверх, спокойный, веселый, и про драку забыл, ты все спрашивал меня, что я такой особенный сегодня, ты это быстро узнавал, а я ничего не сказал тебе, не знаю почему…
А сейчас вот, рассказал.

………………………………………..
Бумага, кисть, тушь
~20см

……………………………………….
Кисть, цветная тушь,акварель. ~29см
«Вечерний городской пейзаж с трубой»

«Ветреный день у реки»
Бумага, кисть. Акварель, чернила, размывка.

Не знаю, что такое. Кисть, похоже, и черные чернила.

…………………………………….

А это кот. Сидит. Тоже чернила и кисть.

……………………………………..

А это из серии рисунков к повести «Последний дом»
Включить в книгу «Повести» не удалось, и так уже около 400 стр! Там четыре рисунка и рис на обложке.

…………………………………….

Странным образом получилась фигура в лодке, хотя кисть гораздо толще самой фигуры. Бывает. Случай.
Кисть, чернила.

……………………………………..
Это жировые мелки на плотной бумаге, с прогревом с обратной стороны. Еще пару фокусов, впрочем, почти безрезультатных.
………………………….
Да, да, мне уже писали. Нельзя так о себе говорить. Что топтался, да не продвинулся. «Подумают, что Вы слабый.» Мне так написала одна добрая женщина, у меня было здесь (в ЖЖ) написано, что художник «извращенец такой» — получает сексуальное удовольствие от мазания красками, от цвета. А я был лишен связи в тот момент, не мог ей ответить.
Ну, я ведь не только о себе, иначе какой смысл…
К тому же, не совсем всерьез сказано. К тому же, конечно, извращенец, а что?

Рисунок углем «Художник рисует»
Мне мой учитель недаром говорил — «углем не рисуй».
И это правильно, нет, пожалуй, другой техники обманчивей и привлекательней. Такие красивые разводы получаются. Потом видишь — мажется сильно, закреплять? — сразу проблемы, как? чем?
А потом видишь — ну, мура-а… В общем, учиться лучше всего перышком простым да чернилами (тушью), никого не обманешь, и даже самого себя не проведешь.
……………………………………………………………………………………..

Может, Красная Шапочка идет к бабушке? Не-е, слишком стара для Шапочки… И собачка с ней…
Ну, не знаю, не знаю, куда она идет…

Щенок. Вытащил я старые-престарые рисунки, покрытые пылью, в паутине и тараканьих какашках, смотрю… Подошла жена, глянула и говорит — «зачем ты только рисовать учился?»
И я не знаю, зачем, никакого толка от этой учебы…
………………………………………..

Здание техн. служб во дворе Института биофизики РАН.
Я здесь сидел несколько лет у окна и рисовал. Перед тем, как уйти насовсем. Получилось красивше, чем было.
………………………………………

Ночной пейзаж, улица… Бумажка проклеена, посыпана чуть-чуть песочком, для фактуры. Плохо, что кисти быстро стираются. А потом я отказался от кистей, начал пальцами масло размазывать. И вытирать проще, и пальцев много. Только если грубая фактура, то и пальцы стираются, кожа становится блестящей и тонкой. Но она быстро нарастает, кожа. Все равно дешевле, чем кистями, и не хуже ничуть.

……………………………………..

«Философ». Была еще лапа нарисована, я ее убрал, уж слишком по-человечески он ее расположил, то есть, я…
Сначала хотел назвать картину «борец за собачьи права», а потом раздумал. Наверное, разлюбил борцов.

………………………………………

А это один из первых моих рисунков. «1 мая» называется.
Как Женя Измайлов разглядел, что я художник, неведомо мне 🙂 Мне было тогда 37 , и я так начал рисовать. А потом мне подарили старую темперу, казеиново-масляную, и дело пощло быстрей. А потом вернулся к рисунку, надоела темпера. А тут масло подвернулось, и я застрял на нем надолго. Чем дольше застреваешь, тем сильней разочаровываешься…
А с этими первыми рисунками я был ужасно доволен собой, просто счастлив. Какая-то патология, видимо, помогла мне преодолеть барьер, который взрослый, умный, образованный человек обычно не преодолевает.
А мне до сих пор нравится этот рисунок. О чем-то это говорит, конечно…
Потом все стало меняться, увы, увы… :-)))

…………………………………….

Чуть позже, ночной вид темперой.

юююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

А это примерно через два года. Дальше я долгое время топтался на месте, до середины 90-х годов. Продвинулся только в рисунке, а в живописи оставался на уровне 80-х. Был только рост умения и количества. Об этом и говорить неинтересно, субстанции наживные. Потом были еще 95-97гг, тогда что-то сдвинулось с места.

ююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

…………………………………………

Какие-то цветы, картон, смешанная техника.
………………………………………

«Кто идет?»
……………………………………….

Перо, тушь, несколько витиевато.
…………………………………………

А это, пожалуй, слишком просто
……………………………………….

Хуторок в степи. Вечер, закат. Цветная бумага, чернила, перо, кисть.
………………………………………..

Когда-то Карадаг был открыт, и мы ходили из Коктебеля на биостанцию. Не мусорили. Точностью мои рисунки не страдают, я больше по памяти…
……………………………………….

А это очень старый рисунок. Страсть к усилению, экспрессионизьм в крови, он и подточил мой примитивизьм…

////////////////////////////////////////////////

………………………………………
Плохо выписанные фрукты, дань уважения Сезанну. И стремление во всем искать драму, даже во фруктах 🙂
юююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

Портрет знакомого, но с какой-то непонятной сейчас стилизацией, явно написан не всерьез.
юююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

…………………………………..
А это на черной доске набросок маслом: натюрморт на морском песке, да еще ночью. Что-то романтическое и едва различимое.
юююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю

………………………………………
На цветной пористой бумаге восковыми мелками и мелом. Исправлять трудно, поэтому лучше получаются легкие наброски.

……………………………………….
Небольшая работка маслом и довольно толстой кистью. На грубом холсте.

………………………………….
Очень простой натюрморт с зеркальным отражением.
Картон, масло, ~30см

………………………………………
Небольшая картинка (30см) маслом. Вещи впереди, сзади играют люди. Игра никогда не привлекала меня, особенно азартная, но интересовала. Отношение к Случаю настороженное или открыто враждебное, я Случай не любил. И он меня тоже 🙂 — никогда не везло «просто так».

ююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю
Обработка в Фотошопе. Картон, масло, ~30см