Автор: DM

Я завидовал младшему брату – у него был слух. Родители объявили, стоило ему только на свет появиться. Как только звуки начал издавать. А у меня слуха не было никогда. Уши в порядке, я про музыкальный слух говорю. Мама считала, я в отца пошел, ему медведь на ухо наступил. Приятно, что похож, но все равно завидовал.

Какая ерунда, слух! Я вам лучше про молодежь, любимую песню старика… Пустая она, раньше говорили – потерянное поколение. Но раньше они из-за потерь грустили, пили с тоски… А у нас от радости скачут, и все поют! Без стеснения, а голоса… кто во что горазд. При этом уверены — самого лучшего достойны…

Что они понимают, современные молодые! Но некоторые притворяются, а на деле не совсем пропащие. Врут, потому что искренность не в моде. Недавно прочитал, искренно пишут только эстеты… или идиоты. Сразу понял, кто я, потому что не эстет. Хотя музыку любил. Но вот слуха… Не было! И я завидовал брату своему. Правда, зависть была не злая – скорей уж напоминание самому себе. Ну, поколачивал, конечно, но это обычное дело, младший брат. Хотя напоминание тоже вещь тяжелая, постоянно помнишь, что не способен… Как отделался? Уехал, забыл, отвлекся… аспирантура, биохимия, другие дела… Спасает. Но когда мне было восемь, а ему четыре… Переживал.

У него абсолютный обнаружили, можете представить! А я двух нот собрать не мог, два слова спеть. Потом мне сказали, внутренний слух есть у каждого, надо только правильно учить. Но кто тогда этим занимался, сразу после войны… Брата собирались учить, но так и не отдали. Сначала думали – рано, потом дела, заботы, умер отец, и брат остался без учителя. Всю жизнь жалел, и своего сына отдал на скрипочке учиться, у того тоже абсолютный слух оказался. И что? Сын проучился несколько лет, и бросил. И у него не получилось, хотя время было куда спокойней…

После аспирантуры уехал я, далеко, и про музыку редко вспоминал. Другие начались интересные дела. В себе столько обнаруживаешь разных завихрений, увлечений… Работал, женился, наука захватила… Стал самостоятельным человеком, можно сказать, даже ученым. Иногда жена водила на концерты, добросовестно слушал, нравилось. Любил популярные мелодии классики. Но спокойно относился. Как-то забылась моя детская болезнь, страсть к музыкальным звукам…

Однажды увидел впереди нас в кресле известного искусствоведа. Жена шепнула – смотри, Акимов. Мне тогда было лет тридцать пять, а ему пятьдесят с небольшим. Тогда он для меня был старик. Теперь я по-другому думаю… Он спал. Откинулся в креслице, голову на грудь… чуть слышно посапывал. Наверное, все это миллион раз слышал, может, знакомые упросили придти…

Но я другое увидел – узнал его!

Мы жили на даче, я, мама и брат. Это было… совсем в детстве, лет за двадцать пять до концерта. Дачи были недороги, мы снимали комнату на целое лето. Я дрался с местными ребятами. Они близко не подходили, кидали камни через забор. И я кидал в них. Мне попали по пальцу в тот день. Тот, кто кидал камни, понимает, это случайность, в палец попасть нелегко. Больно не было, удар, и тут же ноготь посинел. Но такое запоминается, я этот день точно помню, все, как было… Они убежали, я пришел в дом, мама говорит, у нас новый сосед, из Ленинграда. Сосед оказался красивым, веселым, играл на рояле и пел – “у сороконожки народились крошки…” Очень здорово пел. Илья. Жена Нина. Мы потом в Таллинне жили рядом, иногда заходили к ним. Они весело жили. Мы не так, папа умер, мама боролась с жизнью за нас. А у них не было детей, оба работали, молодые, здоровые, музыканты, она пианистка, красивая… Я смотрел, и видел, что можно и так жить. Это важно, особенно в детстве, увидеть, что можно жить не так, как ты живешь, и что жизнь не всех бьет по голове, хотя многих бьет. И если тебе плохо, болен или нечего есть, то не значит, что все сволочи. И это дает надежду, что дальше лучше будет. Особенно в молодости – дает.

Так вот, Илья тогда послушал, как брат песенки поет и сочиняет, и говорит, да у него же абсолютный слух…

— Знаем. Надо бы учить, да все никак…

Время такое было, то рано, то не до этого… а потом и вовсе поздно оказалось. Так и не выучился брат музыке.

А я, глядя на старого Илью, все вспомнил. Хотя, конечно, никогда не забывал. Те чувства ожили, вот главное – чувства!.. Что-то в моей жизни пропущено, я думал. Но как мне было пробовать, если слуха нет! Вот я и не пытался, оставил музыку в покое. Отвлекся на другие интересные дела. Университет, потом аспирантура, я говорил. С хорошими людьми работал. Наука, она многое может объяснить…

Так я себя утешал. Но чувствовал, жива оказалась эта болезненная струна…

И снова много лет молчания.

А потом я бросил-таки науку, и начал писать картинки. Оказалось, что в этом занятии много общего с музыкой. Я нашел свой выход, наконец!

Все та же музыка, только через цвет и свет.

Но это уже другой рассказ.

…………..
Людей таких я не видел никогда, а котов — всего один раз. Бывают, значит, такие, при всем моем недоверии к идеальному, и к счастью. Не знаю, будет ли счастлив этот кот, но он заслуживает самой лучшей жизни. Сейчас он далеко от нас, в хорошем доме, у хороших людей, но мы не можем забыть его, ничего не поделаешь. И ставим его в пример всем нашим, которых мы тоже любим, хотя они не идеальны, а этот — идеальный во всем. Имя называть не буду, старый предрассудок мой, при полном неверии в чудеса, и так бывает, смайл. И рассказывать о нем тоже воздержусь. Писательство вредное занятие, не раз убеждался… Так что, без лишних слов, просто будь здоров и счастлив.

Зло таит в себе механизм саморазрушения. (У нас он не слишком сильно скрыт уже.) Демоны у индусов сильней и хитроумней богов, но… они не вечны, они умирают. Но при этом торгуются, выговаривая себе сложные условия смерти, отодвигая ее таким образом. А боги исхитряются эти условия выполнять, но не пренебрегают ими, не имеют права. Таким образом поддерживается равновесие, смайл…

Из серии «Любимые углы» Не комментирую, чтобы не раздражать любителей чистоты, смайл. Но любовь не скроешь.
………………………………

Эта ягода лучшая, ее горечь люблю больше другой сладости.
………………………………..

Когда земля под ногами горит.
………………………………..

Здесь есть, что поделать еще, руки не доходят пока…
……………………………….

Пережившие зиму на балконе, в старом доме.
……………………………….

Брэмовский сюжет на тему «домашние звери». Но они не домашние, и ими не будут.
………………………………..

………………………………..

Потом об этом расскажу, если найду слова, потом… Эти два последних к вопросу о цельности, лаконичности — и художественности(выразительности, другим словом). Соблазн постоянный — добиться цельности за счет большей лаконичности, но здесь есть предел, кроме мастерства, естественно, его ставит художественная выразительность.

Эту серию я начал в FB делать и сейчас продолжаю, но не так регулярно, не каждое утро. Я почти каждый день просматриваю старые папки, в живопись и графику тоже заглядываю, но в основном интересуюсь фотонатюрмортами, мне непонятно, куда дальше двигаться, вот — смотрю старые, и жду момента. Начал с ними возиться в 2007 году, мне показалось интересным как подготовительная стадия к картинкам, своего рода эскизик при помощи фотки, требования к фотографии никакие, часто чем хуже, тем лучше. Но это я в начале так думал, не отдавая себе отчета в том, что требования есть, и они такие же, как к эскизу в живописи, но об этом лучше не говорить, потому что точно не скажу, а говорить надо точно. Вчера читал стихи очень популярного и недавно умершего поэта Драгомощенко, никакой критики не могу , не понимаю, просто мне это совершенно чуждо. Если говоришь словами, то надо бы говорить прозрачно, ясно… или уж давать такой поток речи, который был бы как стон или крик, а здесь ни то, ни сё… Ощущение слабости, запутанности… Спорить, конечно, не могу. С картинками другое дело, там смысловая сущность с самого начала отсутствует, хотя можно налепить «опять двойку» или что-то в этом роде, но это значит использовать тонкое орудие как молоток. Изо-искусство ближе к музыке… А вчера, рассматривая свои фотонатюрморты, вот что подумал… Да, кстати или некстати, хороших там примерно одна десятая, а очень хороших — единицы. Но есть, это я знаю точно, ведь мне уже неважно, КТО это сделал, так что я объективен. А подумал и увидел вот что — кривую распределения Гаусса, она везде, ни в одной хорошей картинке от нее не уйти. Но что это знание дает… не знаю… наверное, ничего. Нет, все-таки дает, но наверное только мне. То, что общая основа есть в любом творчестве. Но это как истина, что мы все умрем, она настолько ясна и прозрачна, что в ней уже ничего для сегодняшнего дня… Но почему-то кажется, что не так.
Да, так вот, картинки эти… Здесь не FD, который для меня не вражеский лагерь, все-таки, там много хороших и умных людей, а умных просто через край даже, но — чужие, черт возьми, чужие… А в чем чужеродность… я долго думал и не могу сказать прозрачно… Иногда я думаю, в том, что они хотят эту вот жизнь сделать получше, и ищут причины не внутри себя, а вовне, и возмущаются несправедливостью жизни. Но не устроена она для справедливости, и никогда такой не будет, нет для этого достаточного материала… или основания… Я помню про кота, которому я хотел сделать лучше, а просто угробил, потому что мои представления совсем не совпадали с его устройством и способом жизни. Может быть, со временем появятся лучшие люди, надежда есть, ведь они среди нас иногда появляются, но погоды не делают, и не потому что мало их, хотя и мало, а потому что другие черты, другие мысли и слова — преобладают…
Так вот, здесь не FB и по каждой картинке я могу сказать несколько слов, если они вылезут из меня, конечно.

Это иллюстрация, и ничего особенного. Город как совокупность жилищ людей неприятен мне, но в нем можно найти места достойные. Всю жизнь я прожил среди полей в маленьких городках, в них чувствуется, что мы не сила, а сила вокруг нас, а в большом городе люди отделяются и защищены от этого чувства, и поэтому несколько другие.
//////////////////////////////////

Я много видел, как умирают люди, собаки и коты. Звери почти всегда находят в себе силы до конца свою жизнь делать так, как делали, и это большое достоинство, на мой взгляд.
//////////////////////////////////

Интерес к дорогам, которые не имеют конца, а в живописи так оно есть — то, что не видим, как бы не существует, по дорожке дальше не пройдешь, как в жизни можно, и потому особая нагрузка ложится на чувство, на воображение — искусство БУДИТ НАС.
/////////////////////////////////

Вася был хитрец, но через годы я понял, что именно так сам уходил от давления жизни, окружения — я не борец, но всегда уходил, и теперь ухожу, все эти басни про Путина мне чужды, эти баснописцы просто не видели или не помнят других, или забывают. Властители ничтожны, если по большому счету — всегда ничтожны, но за ними почти всегда масса обожающих силу недоразвитых в каком-то отношении людей, хотя в семье они могут быть замечательны… И даже соприкасаться с этими, кто бабачит да тычет — избегать надо, а убегая лаять — не надо, стоит строить свою жизнь по своей воле ВСЕГДА. Вспоминается человек, которого занесло в чужое и совершенно дикое племя, он долгие годы выбраться не мог. Так он начал изучать язык этих полулюдей — и пришел к общим выводам, и сделал свою жизнь разумной и полезной…
/////////////////////////////////

Был такой натюрмортик на бумаге, исчез куда-то, а я ему вслед доделал его фотошопским способом, и с тех пор полюбил фотошоп, нет такого способа, который отменял бы творчество, а если есть такая кнопочка, то картинка тут же вылезает из области искусства, становится мочалом на стенке. Хоть пальцем пиши, хоть ногтем исправляй картинки, как Сезанн иногда делал, не имеет значения, если ты не чужой здесь, и это не зависит от величины способностей, есть везде свои и чужие…
//////////////////////////////////

А здесь мне понравился цвет, но не надолго, слишком приятным никому быть нельзя, смайл. А всё остальное — только зарисовочка.
/////////////////////////////////

Так, легкий гламур и издевательство над голландцами, которые всерьез молодцы со своей ветчиной и винами.
///////////////////////////////////

А это главная картинка моей жизни, сделана она мышкой, но есть и другими средствами. Похоже, люди не уйдут с Земли, пока не уничтожат ее, мечта в том, чтобы увести от них всё, что погибнет, оставить голое ядро, пусть строят железные города. Но увести некуда, и уходишь сам, кота на плечо, и черт с вами… Далеко не уйти, но как-нибудь, как-нибудь… Это и питало.

Я взял тетрадь, из нее выпал таракан. Довольно крупный, мясистый, звучно шлепнулся на стол — и побежал. Я смахнул его на пол. Он упал с огромной высоты на спину, но ничуть не пострадал — отчаянно болтал ножками и шевелил длинными усами. Сейчас перевернется, убежит… Он раскачивал узкую лодочку тела, чтобы встать на ноги — мудрость миллионов лет выживания спасала. Я смотрел на него, как небольшая гора смотрит на человека — с досадой — существо, слишком близко подбежавшее к ней. Сейчас он думает, как удрать. Не понимает, от меня не уйти. Пусть не бегает по столам, по любимым моим тетрадям. Считает, что перевернется — и дело сделано. Он предполагает, а я — располагаю. Чем я не тараканий бог? Наперед знаю, что с ним будет. Накажу его за дерзость. Смотрю, как он барахтается — сейчас встанет… Все-таки, неприятное существо. Зато у него есть все, чтобы выжить — он быстр, силен, бегает, прыгает — почти летает. Не хватает только панциря, как у черепахи. Представляешь — панцирь… Я его ногой, а он смеется — вдавливается в подошву, как шляпка гвоздя, выступающего из пола, — освобождается и убегает. Да, панцирь ему не дали… И ум у него точный и быстрый, но недалекий. Он предполагает, а я — располагаю.

Сижу за столом, повернувшись к таракану. Пожалуй, поступлю как бог — дам ему поверить в шанс. Переворачиваю его. Он бежит через комнату в дальний угол. Чудак, я же его догоню. Не спеша встаю… и вижу — совсем рядом с ним щель в линолеуме. Таракан вбегает в щель, как в большие ворота, и теперь бежит себе где-то в темноте по известным ему ходам…
А я, назначивший себя его богом, непризнанный им — остаюсь один в огромном пустом и гулком пространстве.

……….
Надолго пропал мой кот. Пес, его друг, крепкий, надежный, был все время со мной, а этот, с поломанной лапой, исчез куда-то. А сегодня нашелся, не буду описывать, как искал, и где, почему раньше не видел, не мог найти… Думаю, он не хотел. Много лет я легко раздавал — картинки, книги, вещи, но есть несколько таких, о которых постоянно помню, они должны быть на своих местах. Символы постоянства. Кот в пыли, лапа повреждена, но так и было, он ведь, в отличие от пса, не из немецкого, твердеющего при нагреве, а из нашего пластилина, и все равно, пережил многих и многое. Когда мне говорят о счастье, я только злюсь, особенно, когда к счастью стремятся, оно только чувство мимолетное, но… Когда звери хотят есть, а у тебя ЕСТЬ для них хорошая еда -счастье. И когда находишь то, что не должен никогда терять — тоже. А все остальное — ну, радость, спокойствие наступающее, покой…

//////////////////////////////////////////////

///////////////////////////////////////////////

/////////////////////////////////////////////

////////////////////////////////////////////

Наше время такое — вы можете рисовать, и писать стихи и прозу как угодно хорошо, никто вас не заметит, вернее, кто-то может заметить, но это не те, кто вам поможет знаменитым стать. Меня всегда тошнило от таких попыток, хотя сначала робко но пытался. Причем, люди, с которым надо было дружить и «водиться», почти всегда были доброкачественные или почти такие. Но я этих тошносвязей терпеть не мог — «вась-вась», выпивки с малознакомыми, но «полезными», а если сдруживался с некоторыми людьми, было! в основном с женщинами, то только по добровольному движению… души, что ли, хотя ее нет, но слово использую. И все-таки мне несколько раз повезло, самый интересный случай был с повестью «ЛЧК» Кир Булычев прочитал, ему подсунула редактор Рыльникова в «Московском рабочем», ей самой понравилось, а Булычев был составителем серии «Цех фантастов». Он прочитал — и сказал: «беру», а я с ним не встречался, не разговаривал… Это нормально. Он передал мне, что все хорошо, но вот одну главу можно бы и опустить. Повесть должна была занять ровно полкниги, глава, действительно, была лишней, по размеру мешала, да и по настроению была не то, что надо, и он заметил. К счастью, и я в ней сомневался, и у меня был вариант без нее — я тут же согласился, и опять без разговоров, по-деловому, согласился, и точка. Повесть занимала 140 страниц, а остальные 140 оставались для повести известного Хайнлайна, покойного американского фантаста, не уверен, что фамилия так пишется, я его повесть не осилил, скучнейшая, я не фантаст, и не могу понять их, в нас самих столько фантастичного, что выдумывать какие-то миры… чепуха какая-то, смайл…
Потом мои рассказы читала в Новом мире Татьяна Толстая, ей понравилось, хорошую рецензию написала, дала пару советов, как надо пробиваться и куда. К слову сказать, ее рекомендации прошли мимо моих ушей, я не понял, что и как делать, и тут же забыл. Разговаривал с ней по телефону, голос у нее был живой. Не видел живьем ее никогда, кроме как на телеэкранчике, с ее стриптизной программой, значительно позже… даже Познер не удержится в современном телеке, а Татьяна будет жить и жить. Гены победили, это я понял, когда не прочитал, а просмотрел «Кыся». Хорошо написано, она плохо не умеет, умно и холодно, и красиво… но цель поставлена, цель!.. и она мне чужда, абсолютно чужда. Роман у меня один, про мальчика, который полез в науку не понимая своей психологической чужестранности в ней, и эта отчужденность его подвела, хотя способен был, если говорить о сути дела, не вникая в психо- всякие То же самое произошло со мной, поэтому там правда.
Но что-то я тут расписался… Да, так вот, оказалось, что я не гожусь ни для какого социального окружения, ни для какой среды — ни научной, ни людей искусства, а просто всегда отовсюду ХОЧУ ДОМОЙ! Смайл. Так и дожил до 73-х лет, и не тужу. Зачем это пишу. Ну, ЖЖ, что с ним поделаешь… Потом мне иногда хочется руку протянуть тем, кто страдает из-за своей асоциальности, и сказать — не трусьте, живите своей жизнью, только не желайте гладиаторской славы, лавров всяких и похвал публичных, а делайте тихо-мирно ИЗ СЕБЯ что можете, это такое интересное дело — нам даден целый мир, МЫ САМИ, а что мы в нем знаем? как робинзоны сначала, а потом — чуть-чуть, едва-едва… Но каждый шаг в самом себе интересен. И не думайте о счастье человечества, о справедливости — нет ни счастья, ни справедливости, ни воли, ни покоя — но есть очень многое, и лепить, исследовать ЭТО в себе — есть смысл. И может быть тогда кому-то тоже окажетесь полезны, только не планируйте смысл, а то превратитесь во что-то непотребное… если Вы не Линкольн и не Гавел, конечно.

Композиционно просто провалена, но вот мне так стало интересней, находить какие-то свои способы поддержать картинку
/////////////////////////////////////////

Пейзажист я никакой, но люблю окна, ведь наши глаза — те же окна наружу — изнутри…
//////////////////////////////////////////

Летом думать об осени, и весной о ней же думать, и зимой… это черта характера, наверное, смайл… Но, думаю, все проще, осень красива по цвету, и нравится мне по своим настроениям, она куда богаче лета, и зимы, и мудрей весны, это уж точно…
///////////////////////////////////////////

Это мой любимый персонаж, он во многом на меня похож, хотя со стороны и не очень видно.
//////////////////////////////////////////

Тянет к графике, и перо под рукой, но сейчас интересней делать графику из совершенно неграфичных персонажей
//////////////////////////////////////////

А реальность уже давно кажется пресноватой…
//////////////////////////////////////////

Ну, в общем, в том же духе, хочется реальность «КУРОЧИТЬ», а что же с ней еще делать, не знаю…
///////////////////////////////////////////

Чем хорош мусор, всякие бумажки, хлам — легче всего от них переходить к пятнам, известный путь…
//////////////////////////////////////////

Была такая иллюстрация к повести «ЛЧК» — старик гуляет со своими зверями по заброшенному городу. Давно было. Теперь вокруг меня все больше пустырей и пустынь… или мне так кажется…
/////////////////////////////////////////

В нижней ряду третья слева — моя мать. 1924-ий год, эстонская республика. Русская гимназия в Таллине. У них закон божий был, вел священник. Евреям и татарам не обязательно было посещать, но многие ходили, и даже отвечали на вопросы. Ни у кого из учеников это особых чувств не вызывало, нерадивые, правда, завидовали им.
///////////////////////////////////////////

Набросочек. Вранье, я никогда почти с натуры не делал ничего. По памяти только рисовал и писал. К тому же, память иногда подсказывала начало, главное впечатление, главное пятно, а потом исходил из этого пятна, там своя логика, если удается… Нет, когда-то одно лето сидел у окна, выходящего на магазин «Спутник» И всё.
////////////////////////////////////////////

Этот голубь белый — беглец, удрал на свободу. Но жизнь такая оказалась нелегка. Я наблюдал за ним несколько лет. А потом он исчез.
/////////////////////////////////////////////////

Пришел через окно попить. Сумерки, но я схватил как получилось.

В ближайшем, на сто лет примерно, будущем есть две возможности что-то изменить в судьбе человечества. Первая не зависит от нас совсем — на землю падает большой метеорит. Вторая — зависит от людей, но примерно с такой же вероятностью — люди перестают покупать новое, всё, что им всучивают сейчас практически насильно. Ну, есть третья возможность, она реальней, но еще опасней — переделка генома.

//
Вот тут уж я предельно аккуратен, и не пропущу это в FB , а часто забываю снять галочку, что-то хочу показать там, но что-то этой толпе нельзя показывать, слишком много там сброда. Наверное, удивляются, зачем я там. Мизерная попытка сопротивления, не более того, к тому же же выявилось 2-3 десятка людей, которым интересно, так что пусть… Хорошие картинки обладают большой силой (я не о себе, я доброкачественный середняк) — их не подомнешь, как можно подмять голос и мнение…

Прошлогодний брак пустил в дело. Выдумывать надоело, иллюзия, что можно «привести в порядок» преобладает, особенно по утрам. Это губительно для прозы, но и черт с ней. Есть у меня одна придумка, абсолютно смертельная для читателя. Зато есть сюжет, и есть о чем писать. Каждый день поднимаюсь по лестнице, это вместо пустых телодвижений, которые называются зарядкой. Здесь хотя бы цель — добраться до своего уюта и стола. И по дороге вижу столько нового каждый день, на убогих ступенях, через грязноватые стекла, что мне хватило бы на пять романов, но зачем? Утерян стимул для крупных текстов, снова возвращаюсь к идее «перетекающих новелл»… Но ни с места пока, настолько меня завораживает сам вид… ну, что поделаешь, видимо, все-таки, хошь-нехошь, я ближе к изображениям, на них стоит мой мир…

Скука семейных отношений…
////////////////////////////////////

Мой милый Шурик, нет его уже, а я еще здесь, черт меня побери!
///////////////////////////////////

Его уже не сделаешь счастливым, потеряно время. Почти то же самое с нами — от детства растем и от него зависим.
//////////////////////////////////

Смотрю на них, когда они на высоте 14-го этажа бесстрашны…
////////////////////////////////////

Мимика этого негодяя, с которым я за много лет сдружился, — подкупает
////////////////////////////////////

Соня. Наивная, трагическая личность, безмерно преданная.
////////////////////////////////////////

И мне ску-у-шно, и мне, и нигде уже по-другому не будет — одинаково по сути всё, всё!..
//////////////////////////////////////////

Любовь гонит в лапы к мерзавцу (или к мерзавке), гормональная катастрофа…
/////////////////////////////////////////

От города осталась одна полосатая башня, с нее когда-то начал (одна из первых картинок темперой, 70-ые годы) а кончил мусором в углах, в нем вижу столько света и цвета, что хватит надолго мне, а сколько надо?

Читать беседу Шишкина и Акунина не интересно, хотя я давно от науки отошел, но представление об открытых системах сохранил все-таки. Жуют давно переваренное. Система в нестабильном состоянии. Социология довольно точная наука. И та и другая сторона, а между ними разница чисто психологическая, как-то упускает из виду или не хочет признавать, что идет процесс, который не зависит от отношения к нему… до критической точки, когда одно слово или даже жест приобретают роковой смысл — кто-то махнет рукой, и все покатится. Не наступила еще та точка. Мне кажется. Смайл над моей мудростью, смайл… Но никто в будущее смотреть не хочет, экономическую географию учить.

Вообще, это большая глупость — писать правила жизни, которые сам не выполнял. Но старался. Но никому не нужны они! Естественно. И понять невозможно. Но если уж писать, то именно так, чтобы непонятно было. Смайл? Смайл!
Понемногу буду добавлять, поскольку глупость — функция времени, она только прирастает.
……….
1. Ищи в себе свищи, не зырь и не жми.

http://www.photographer.ru/nonstop/slideshow.htm?author_id=25465
Интересное для меня слайд-шоу получилось как бы само собой. Для глубины восприятия полезно смотреть серии однотипных попыток, но для общего представления случайно составленные совокупности работ куда интересней, и рассматривать их веселей, потому что никогда не знаешь, что появится в следующий момент. В этом что-то несерьезное есть, смайл, но и черт с ним. С утра предпочитаю рассматривать серии, а вечером или ночью — смотреть слайд-шоу, особенно из старых работ. Рассматривание своего старого материала — не любование, а самая настоящая работа. Если художник отталкивается «от жизни», или сравнивает себя с другими художниками, или хочет угадать тенденцию современности или даже моду, или самое простое узнать — что продается, что привлекает большинство зрителей, то незачем, конечно, так часто и детально смотреть свои работы. Но если рассчитываешь расти из себя, то ничто так не учит и не подсказывает, как собственные ошибки, промахи и достижения…

Смотрел биографии двух великих физиков — Гельмгольца и Лоренца. Поразительная мощь творчества, невообразимое многообразие у Гельмгольца, и все до сих пор живет и будет жить. И Лоренц, который фактически сделал основы современной физики, на него опирались такие как Эйнштейн… Но не об этом я. Образ жизни этих людей мне глубоко симпатичен. Сравниваю его с современной толчеей, когда, сделав чуть-чуть, напыжившись, тут же бегут себя рекламировать… Сплошные тусовки, хохочущие рожи, столы накрытые, и фотки, фотки, фотки… как мы весело и легко живем!.. А что сделали, с чем вошли в культуру? Удивительная живость при полном или почти полном ничтожестве. Мне говорят, такое теперь время, себя не похвалишь, никто тебя и не заметит, нужно громче кричать, чтобы обернулись, удивились… К счастью, в науке не совсем так, хотя… почитайте откровения Уотсона и Крика, действительно способных парней, но как они отпихивали, расталкивали тех, на кого опирались. И сравните это с тем, что говорил Эйнштейн на могиле Лоренца, — с полным пониманием, что сам он «стоял на плечах гигантов». А нам почти всем, со своими более чем скромными результатами, что делать — да молчать и потихоньку сопеть в своих углах, рук не покладая…

////////////////////////////////////////////////

/////////////////////////////////////////////////

////////////////////////////////////////////////

//////////////////////////////////////////////////

/////////////////////////////////////////////////

////////////////////////////////////////////////

/////////////////////////////////////////////////

//////////////////////////////////////////////////

//////////////////////////////////////////////////

////////////////////////////////////////////////////

////////////////////////////////////////////////////

////////////////////////////////////////////////////

//////////////////////////////////////////////////////

Люди, которые сыграли в моей жизни самую значительную роль, сыграли одновременно и отрицательную: отодвинули меня от многих возможностей, которые сделали бы меня, как теперь говорят, «более успешным». Но рассмотрев некоторые из этих непройденных путей-дорожек, чувствую отвращение к ним, так что не о чем жалеть. Но, видимо, сам выбор одной из возможностей несет в себе много печали, даже если все остальное не было бы лучше.

Так уж случилось

В воскресенье мы с папой ходим к морю. А в субботу утром мы дома, все вместе. Но по утрам у мамы болит голова, у нее низкое давление. А у бабки просто плохое настроение. А у нас с папой хорошее, они нас не понимают. И мы все спорим, немного ругаемся, а к обеду миримся.
Сегодня мама говорит, я совсем недавно родилась, и почему со мной все именно так случилось? Могло не быть этой войны, все бы шло тихо, мирно…
А я был бы?
Наша жизнь вообще случайность, папа говорит, и то, что ты у нас появился, тоже случай, мог быть другой человек.
Но они бы его также назвали — давно готовились, и решили. В нашем городе когда-то жил мальчик, его звали как меня, он маме в детстве нравился очень. Я его никогда не видел, мама рассказывала, его взяли в армию, и он сразу погиб. Утонул.
Странно, во время войны, и утонул?
Он плыл на корабле из Таллинна. Корабль немцы потопили, а он плавать не умел.
И мне досталось его имя. Мама хотела, чтобы у человека все было красиво, имя тоже. Откуда она знала, что я буду такой?
Папа говорит, не знала, но догадывалась, это генетика, в каждом записано, какой он будет, и какие дети, все уже известно. Кроме случая. Важно, какой подвернется случай.
Ты всегда надеялся неизвестно на что, мама говорит, она верит только в свои силы.
Бабка ни во что не верит, она вздыхает — где моя жизнь… А деда я не видел, он умер до войны. В нем все было красиво, бабка говорит, но его имя тебе не подошло бы, теперь другие времена. Его звали Соломон, это уж, конечно, слишком. Его так не случайно назвали, у него дед был — Шлема. Тогда можно было так называть, а теперь не стоит, и мне дали другое имя.
Чтобы не дразнить гусей, говорит папа.
Не стоило дразнить, соглашается мама, а бабушка вздыхает — у него все было красиво… И я, конечно, похож на него, это генетика. Но как случилось, что именно я его внук, а не какой-нибудь другой мальчик?
Я думал все утро, почему так получилось, ведь меня могло и не быть, а он сидел бы здесь и смотрел в окно. А может она?
Дочки не могло быть, мама говорит, она знает.
Откуда ты берешь это, папа говорит, еще запросто может быть.
Нет уж, хватит, и так сумасшедший дом, он меня замучил своими вопросами, что и как, а я и сама не знаю, почему все так со мной получилось…
По-моему, все неплохо, а? — папа почему-то начинает злиться, дрыгает ногой, он так всегда, если не по нем.
Я вовсе ничего не хочу сказать такого, просто непонятно все.
Наоборот, мне все теперь понятно!. — и папа уходит, но недалеко, садится за стол, ему опять Ленина нужно переписывать. Он смотрит в книжку, потом пишет в тетрадь красивым почерком, он работает.
Дед так никогда не поступал, вздыхает бабушка, в воскресные дни какая работа… Он мне руки целовал, и платья покупал.
Ах, мам, говорит мама, совсем не все так солнечно было, про Берточку вспомни…
Что, что Берточка… подумаешь, ничего у них не было.
И она уходит на кухню, ей расхотелось спорить, надо готовить обед.
Сумасшедший дом, говорит мама, никакой памяти ни у кого, и тоже идет готовить еду.
Я остаюсь один, у окна, тот мальчик с моим именем давно умер, захлебнулся в ледяной воде. Мне становится холодно, хотя топят. А как бы он, если б остался жить, и был бы у них вместо меня… как бы с ними уживался?
Тебе предстоят трудности, говорит мама, главное — верить в свои силы.
Все-таки важен случай, вздыхает папа.
Мы пообедали, они давно не ругаются, играют в шашки. Бабушка приносит им чай, а мне компот из слив, потому что давно в уборную не ходил.
Тебе клизму, что ли, делать, думает мама.
Клизма это хорошо, говорит папа, современная медицина не отрицает клизмочку.
Не надо клизму, лучше компот.

«Кто раз пришёл в соприкосновение с человеком первоклассным, у того духовный масштаб изменён навсегда — тот пережил самое интересное, что может дать жизнь…».
Герман Гельмгольц, физик, врач, физиолог и психолог. По широте знаний и достижений мало кто может сравниться с ним.
Из своего очень скромного опыта могу сказать — да, если что нас учит и как-то изменяет, то это общение с выдающимся человеком, и сильно повезло тому, кто такого общения удостоился.
И бывают времена, как наше, например, когда нет таких вот крупных и разносторонних фигур, как Г.Гельмгольц, и вырастать, развиваться гораздо сложней становится.

Когда-то, а точней, в 1983-ем году на выставке картинок моих, мне советовали обратиться к психиатру, ну, такое вот было отношение к тому, что люди видели, а другие считали меня мерзавцем, фашистом и хулиганом, искажающим чудные лица советских детишек (например). Тетрадку я сохранил, интересное чтение. Потом был период относительного спокойствия, ну, про понимание и резонанс не скажу, примерно все также оставалось, но было некоторое смущение в обществе, вдруг то, что клеймили и поносили, оказалось самым передовым искусством, чушь, конечно, в искусстве нет передового и отсталого, есть хорошее и не очень, но не об этом я… У нас ведь все повторяется, и это никакая не спираль, а давно уже замкнутое пространство, в котором крутимся — и снова время, когда есть молодцы и есть прохвосты, больные на голову художники, так многочисленная среда считает, ну, всегда считала, но теперь СНОВА громко и без стеснения выражает свое мнение, суждение, и оценки ставит. И даже конкурсы появились, в которых зрители и читатели ставят баллы. А художник или писака — дурак, если лезет туда, так что сам виноват.
В общем, разница невелика, что прошлое, что текущее… если занят своим делом, то сиди спокойно в своем углу. Просто есть такой вот факт, изменения голосов за окном.

Высокомерие вещей…
Трудно вынести, когда собственный ключ от квартиры разговаривает с тобой — высокомерно поплёвывая…
Когда люди по отношению к нам высокомерны, над этим легко посмеяться, но когда высокомерны родные вещи, свой кожушок, например, или ботинки, единственные, то тут уж не до смеха…
////////////////////////////////////////
Пора, пора…
Тоска и грусть по поводу гибели России, в некоторых произведениях, вызывает сочувствие, но куда серьезней глобальное: тупиковый вариант всей эволюции, который мы перетащили в свою жизнь из прочего живого мира. Но там он служил развитию, хотя с оговорками. Принцип «выживания приспособленных» превратился у человека в разрушительный, препятствующий нормальной жизни.
Пора звать ученых и мыслителей править миром, единственный выход. И гнать взашей алчных тупиц, владеющих примитивной комбинаторикой.
/////////////////////////////////////////
Оторвавшись от картинок…
Глядя на толпы людей, видишь новые признаки, много говорящие — модные гастуки-пиджаки, особую упитанность морд, выпестованных элитными продуктами, выпяченные в улыбках зубы, фотки обязательно с начальством, членство в академиях, особенно мировых, которых теперь пруд пруди… вечеринки, тусовки… Люди стали четче делиться — на тех, кто дома обедает и кто не дома, а может даже в ресторане ужинает.
И не уверяйте меня, что вискас хорошая еда для кота, а педигри от большой к собакам любви.
…………………………………..
Про кошку Симочку…
Кошки и коты понимают интонацию, да еще так тонко, как мы сами себя не понимаем.
А Симочка всю жизнь хотела смысл наших слов постичь.
Мне всегда было жаль ее, когда с напряжением вслушивалась.
— Симочка, слова ничего не значат.
Она больших успехов достигла в понимании отдельных слов, но собственное понимание интонации обогнать не смогла.
Нужно ли было так напрягаться?.. Не знаю ответа.
Очень похоже на собственные усилия в первой половине жизни, оттого, наверное, сочувствую ей.
///////////////////////////////////////
Бешеная власть…
С моих девяти лет осталось — родители шепотом о врачах, которых обвинили…
Несмываемо. Навсегда.
И уверенность, почти врожденная, что власть за версту нужно обходить, как бешеных зверей. Бешеных от власти. Теперь еще от денег.
Жалеть их нечего. Бороться с ними — тратить жизнь. Ждем, пока сами себя пожрут. И жрут. И приходят новые…
Приходят, и говорят – «вы же нас выбрали!»

Живем, каждое утро теплые дожди, а днем сухо и светло, и тихо, август печальный, чувствует конец тепла, но не борется, как я сам, хотя в октябре родился. Это ноябрь склочный, злой, а ранние месяцы, сентябрь, октябрь, красивые у нас, ты знаешь. Как у тебя погода, все туманы, что ли? Я помню, мама читала. А у нас листья еще бодрые, держатся, а когда падают, я стараюсь оставлять их, особенно на траве, они ведь полезны, а эти жэковцы дураки, Малов, заставляют собирать, что же земле останется, она вокруг дома и так голым-гола… И я жду, чтобы ранний снег — пусть спрячет их, и от меня отстанут с глупостями, мало, что ли, настоящей грязи?..

Ты знаешь, конечно, я часто к Наталье заглядываю, ждет решения, а что я могу, как подумаю о семейной жизни, волосы дыбом, мороз по коже… дело даже не в деньгах этих злобных, еда, семья и прочее, — боюсь детей диким страхом, Малов, никогда не говорил. Как могу воспитать ребенка человеком, не понимаю, вдруг и он в сером мешке засядет чахнуть, как я у матери десять лет… и время такое, ты говоришь, непобедимое влияние улицы и телека, кругом одни бандиты и наркоманы, как с этим быть, Малов, значит бороться, все время бороться, толкаться, жить в страхе?.. Подумаю, тошно станет. А потом еще… нехорошо, наверное, но мне так нравится одному — смотреть кругом, пошел, куда хочу, друг Жасмин со мной, сам поел — не поел, какая разница… Как-то вскочил среди ночи, привиделся мне большой желтый цветок с печальным лицом, «Саша, говорит, спаси меня… » Я встал и вниз, одеться не успел, но на лестнице тихо, пусто, прибежал, схватил лист оберточной, серый, шершавый, что надо, потом желтые цвета, торопясь, открыл, пальцы в баночки… Кисти так и не полюбил, Малов, зачем они, у меня их десять, вытер тряпкой и продолжай… Нарисовал цветок, как видел его, а он, конечно, получился другой, так всегда бывает, но тоже большой, печальный, стоит среди полей, небо темное, только светлая полоса на горизонте…
Как бы я так бегал, Малов, из семьи, это всех будить?..

***
Картинки другими стали, иногда цветы растут из земли, однажды реку нарисовал, в тумане, и цветок на берегу, словно чего-то ждет, со светлым лицом… потом черный кот на траве… еще дерево в поле, кричит ветками, над ним птицы, птицы… стаи улетают от нас. А мы бескрылы, я как-то сказал тебе, ты отвечаешь:
— Саша, рисуй, лучше крыльев не придумаешь, а я старый дурак, мне крылья давно подрезали.
— А что ты все пишешь, — я спросил.
Ты отвечаешь — «современную историю».
Я тогда засмеялся, современную все знают, а ты рассердился, ни черта не знают, и знать не хотят. Мое поколение трижды били — давно, не так давно, и совсем недавно стукнули, плюнули в лицо… но нам так и надо, дуракам.
— Загадками говоришь, Малов… — я даже обиделся, а ты мне:
— Саша, забудь эти глупости, не падай в лужу, рисуй себе, пока можешь, рисуй…
— А ты бомбу делал, Малов?..
— Я тогда еще студентом был у одного физика, Петра Леонидовича, он отказался. Его выгнали, и нас разогнали, с последнего курса, потом доучивался через десять лет.
Коты твои в порядке, правда, Белявка совсем разбушевался, кошкам покоя, прохода не дает, глаза косые, морда разбойничья, Ольга-соседка ругает его за драки — «бес мудастый..», но любит, подкармливает, если остается у нее, делится… На самом деле он добрый кот, возьмешь на руки, прижмется, замурчит… растет еще, силу набирает, может, Нашлепкина одолеет, если кормить хорошо, и я стараюсь. Шурка-трехцветка одна из всех его может приструнить. Он сначала решил ее нахальством одолеть, наскоком, нападает, а она визжит, бросится на спину, всеми лапами отбивается, для интима не сезон, сплошное у него зазнайство и понт. А потом, смотрю, крепко взялась за него, на каждом углу воспитание — оплеуха да оплеуха… И, знаешь, он ее зауважал, боится теперь, а вообще-то они дружные ребята. Аякс твой черный, длинноногий, самый старший, немного в стороне, его никто не смеет трогать, он тоже никого, мирный, но независимый кот, мог бы и самого Нашлепкина побить, но не хочет вмешиваться, живет один. Он первый к мискам подбегает, выстраивает толпу, не допускает давки и взаимных оплеух. Они после него только, а если опоздает, кучей лезут, толкаются у мисок, ссорятся… Так вот, Аякс — иногда поест, и как бросится ко мне с открытой душой, лезет на грудь, прижимается головой к лицу, дружит, потом спрыгнет и уйдет спокойно, может любит, а может долги отдал?..
Считаю дни, напиши.

Найди то, не знаю что…
В доме, где постоянно скитаюсь по лестницам, меня привлекают пятна цвета, трещины, паутина, тусклые окна и все такое, от чего обычно люди брезгливо морщатся, пожимают плечами, стараются прошмыгнуть…
Держу подмышкой бутылку или фигурку, которую вылепил, или предмет из домашних, подходящий для лестничного интерьера.
Кризис искусственных постановок, имитирующих свободу. С ними скучновато стало.
Особенно, когда бродишь по этажам, видишь, как у бомжей самопроизвольно рождаются натюрморты.

Те триста…
Вижу страх, горе, прозябание окружающего нас живого мира.
Масса людей надежно защищена от этого ежедневными заботами, сохраняют уверенность в ценности собственной шкурки.
Но я видел людей, которые сами лишили себя защиты, живут в открытом море горя и страха. Бросаются на помощь, забыв о собственной безопасности и пользе.
Мир держится на этих беззащитных, на пути полного очерствения стоят они, как триста спартанцев стояли…
Мало их, забывающих о себе?..
Но без них всю жизнь загоним под асфальт, а потом и себя — туда же.

Жизни не чуя…
Постепенно, особенно с возрастом, в жизни начинают преобладать процедуры, самые разные, но именно они — совокупность стандартных планируемых действий для достижения определенных ограниченных целей. Нехитрые сценарии и методики ежедневного приспособления-выживания, чаще примитивные, иногда хитроумные, умело обоснованные…
И это конец ощущению жизни как единого процесса.
Нужно выпутываться из процедур, также как когда-то выпутались из детства.
Но тогда было легче — рост способствовал. А старение не способствует, наоборот, вовлекает, а процедуры становятся все унизительней…
Совсем исключить их невозможно, но хорошо бы потеснить настоящими задачами и целями, а иначе…
Скучно даже говорить, что иначе.

Своими руками…
Критики хнычут — «в текстах только содержание, жанр, текучка жизни, мерзость или развлекаловка…»
Двадцать лет бежали за волной, хвалили хамов, чего жалуетесь.

………..
Тогда мне еще хотелось общаться со зрителями, не разговаривать, а просто видеть, как они смотрят мои вещи, вообще-то это довольно больно смотреть, впервые мне ясно это сказал, подтвердил обычность моего переживания, Андрей Битов, когда хотел вытащить, посмотреть мою рукопись при мне… глянул в мое лицо — и понял. Но это полезная боль, она формирует защитную оболочку, а потом… остается очень нужно, чтобы висели на больших чужих стенах — многое становится ясней в себе… И бывают встречи, отдельные и редкие, и чувствуешь, что резонанс…

Если бы я верил в бога, хотя бы, чуть-чуть… а для меня эта вера — глупость или самообман, или от великого страха, от темноты убегание(я о честных, конечно), то я просил бы за Масяню, дать ей хотя бы годик здоровой спокойной доброй жизни, на земле, конечно, потому что при больших задатках она прожила свое время в мучениях и страхе, отчаянно сопротивляясь, и в конце потерпев поражение, но это уж как все мы… А если б можно было просить за второго, то попросил бы за свою мать, за вторую — потому что понимала, что с ней происходит, и ей больше было дано…

Власть можно отдавать только людям, для которых сама власть, богатство и комфорт жизни не так важны, как их самое главное занятие, а это ученые и люди искусства. Они не так подвержены дешевым соблазнам, пожрать да домик купить… они у власти временно, и обязательно вернутся к своим любимым делам, их трудней соблазнить сопутствующим власти мусором. Они выполняют свой долг перед обществом — и уходят без сожалений, у них есть, куда уйти — к себе. А этим, прохвостам, торговцам, для которых главное купить подешевле-продать подороже… их и близко нельзя подпускать, и еще опасней больные на голову, пьяные от самой власти и уверенности, что знают, как надо жить. ТО, что называют демократией, как-то работает в небольших сообществах, в которых люди культурны и образованы, а иначе — бред и кошмар.

…………..

Ирина

//////////////////////////////
Убежище в доме 10Г

/////////////////////////////
Послеобеденный сон

////////////////////////////
Мотя, которая гуляет сама по себе

/////////////////////////////////

////////////////////////////////

Представь или, как теперь говорят, прикинь… среди кошек, собак и прочих ручных-домашних нашлось несколько развитых, или испорченных, калек или гениев, игрой генетических извращений сдвинутых в сторону нашего мышления особей, которые рассуждают между собой о современном положении в обществе. И внимание их обращено в сторону непонятной, но важной для их выживания нации, крупнотелого вида, с которым сложилось что-то вроде симбиоза, или как теперь говорят – типа его…
Это они думают о нас.
Рабы! – изрекла одна умная кошь, — они РАБЫ, а мы кучка аристократов, назначенных природой валяться на роскошных тканях, испещрять стены пещер знаками своего могущества и гениальности… а ЭТИ спешат убрать наши экскременты, готовят нам изысканный обед, лечат мазями наши язвы, уничтожают паразитов… и до смерти рады служить нам! А сами погрязли, прикинь, в чем… Как и на чем держится эта система, счастливая формация, отчего не взрывается изнутри???
Нет, возражает умнейший Собакин, это мы – рабы, до смерти рады, бежим с утра пораньше услужить безумным тварям, ползем, пресмыкаемся, приносим тапочки вонючие, умоляем погулять, чтобы полчаса на воле, не поганить жилище миазмами, да и вообще…
Ничтожные мысли, говорит третий, ручной хорек, их всех надо перегрызть, и вырваться на волю, в пампасы…
А черапаха, дожившая до маразма, твердит, что все держится на большой и неразумной любви, — они нас любят!
Тогда пусть добром отпустят, говорит еще один, идеалист, конечно, — за окном целый мир, он прекрасен, велик… Ведь есть, мы видели, свободные, счастливые – ТАМ, не раз мимо пробегали, заглядывали в окна…
Молили обратно, возражает еще один, начитавшийся всякой дряни, а может на все сто прав…
Но тихо, спят рабы или господа, спят слуги или властвующие, аристократы духа…
Проснутся, встряхнутся – ну и чепуха приснилась…