Выдержки из ЖЖ ( с переводом Е.Валентиновой)

Не в стихах дело…
Выступал престарелый графоман со стихами. Сти-
хи… да ладно, не о них разговор. Закончил читать – и
снова! Точь-в-точь – все сначала!
Забыл, что уже один раз прочитал.
Все обомлели, что делать… Нашлась ведущая – «не
сделать ли нам перерыв…»
Я ушел, что было дальше – не знаю.
К чему это я…
Все-таки, свинство – старость…
……………………………………………………………………

Бежать некуда…
Пес Вася жил со мной 16 лет, и не любил меня. Он не
любил нас, людей – никого. Не было в нем собачьей пре-
данности, терпеть ее не могу. За это уважал и любил его.
Он уживался с нами, терпел… и ускользал, когда только
мог – исчезал. Прибежит через несколько дней, поест, ото-
спится, и снова убегает. Я думаю, он и собак не любил.
Обожал, правда, маленьких злющих сучек, но это не в счет.
Мне всегда хотелось узнать, что же он делает, один,
когда устает бежать. Он не уставал…
А когда состарился, все равно убегал. Только тогда
он перестал убегать далеко, и я часто видел знакомую
голову в кустах, лохматые уши. Большой пес, с густой
палевого цвета шерстью, с черной полосой по спине. Он
лежал, положив голову на лапы – и смотрел, смотрел –
на деревья, траву, дорогу, небо…
Он умер, а мне понадобилось еще много лет, чтобы
его понять.
……………………………………………….

Все равно ложь…
Иногда найдешь котенка, вылечишь, откормишь, но
в мастерской его судьба определена – он быстро освоит
путь на землю. Держать их взаперти нет возможности.
Далее жизнь его будет интересней, нормальней, чем у
зверей, запертых в четырех стенах – он научится лазить
по деревьям, прятаться в траве, подкрадываться к пти-
цам… он будет свободным, а захочет поесть, вскараб-
кается наверх, ко мне. В холода отсидится у полутеплой
батареи на кухне.
Все бы хорошо, если б не люди и машины. Эти сво-
бодные звери до старости редко доживают. Поэтому я
пытаюсь их отдавать в дома.
Но прощаться тяжело, и жизнь, которая у них будет,
мне не нравится.
И я каждому говорю – «прости, но так тебе спокой-
ней, безопасней, сытней…»
И презираю себя, потому что не верю в то, что гово-
рю. Для себя такой жизни никогда не выбирал.
С картинами точно также, знаю, у чужих им луч-
ше, чем в холодной мастерской, но все равно, избегаю
встречаться с ними – не хожу, не смотрю…
…………………………………………………………….

Открывая двери…
Кошка открывает дверь, толкает или тянет на себя,
при этом проявляет чудеса изобретательности, заново
открывая рычаг.
Но закрыть за собой дверь… Никогда!
Но этого и многим людям не дано.
…………………………………………………………

Одна и сто…
Искренность – форма бесстрашия. Бывают и другие
формы, например, ярость неразумная, благородные по-
рывы, самоотверженность… да мало ли… Искренность
– форма бесстрашия, которая к искусству имеет самое
близкое отношение. А вычурность формы, нарочитая
сложность, высокопарность, грубость, словесный по-
нос, заумь, выдаваемая за мудрость, ложная многозна-
чительность – все это формы страха. Что скажут, как
оценят, напечатают ли… в ногу ли со временем идешь
или отстал безнадежно… Достаточно ли мудро… И еще
сто причин.
Вопрос искренности центральный в искусстве, пото-
му что без нее… Можешь дойти до высокого предела, но
дальше ни-ни.

translation:

Poetry Is Not The Issue…

An elderly graphomaniac poet was presenting his poetry. His poetry… never mind, poetry is not the issue \here\. He finished with his pieces – and immediately started to recite them all over again! Repeating it word for word, from the very beginning. He forgot that he had already done it once. Everybody stunned, at a loss what to do… The hostess of the event recovered control over the situation – “isn’t it time for us to have a little break?”

I took my leave, so as to what happened next, that I don’t know.

What was it that I was driving at…

Oh, what an ugly trick old age is…

………………………………………………..
Nowhere to Run…

Dog Vasya had lived with me for 16 years, and he never loved me. He never loved us, people – not a single person. No dog-like devotion about him, I cannot stand \this trait\. For that I respected and loved him. He got on with us, tolerated us… and stole away \from us\, whenever he could – disappeared. In a few days he would be back, have a good meal, a good sleep, and run away again. I think he didn’t like any dogs either. Though he did worship mean smallish bitches, but that doesn’t count. I always longed to know what he might be doing, alone, when he grew tired of running. He never grew tired…

And when he grew old, he still would run away. Only he ceased running far at that time, so I often saw the familiar head in the bushes, his shaggy ears. A big dog, with thick fawn colored fur, with black stripe down his back. He lied with his head on his paws — and watched on and on and on – the trees, the grass, the road, the sky…

He died, and it took me many years to understand him.
……………………………………………………..

All The Same It Is a Lie…

It happens: you find a kitten, you have him recuperate, eat to gain enough weight, but in the studio his fate is determined: he would learn to get down to the ground pretty soon. To keep them locked up is not possible. After that his life would be more interesting, more normal than that of animals locked to live within the four walls – he would learn to climb trees, hide in the grass, stalk birds… He would be free, and when hungry, he would climb up \via balcony\ to my place. In cold weather he would sit close to the luke-warm central heating radiator in the kitchen.

Everything would have been just beautiful but for the humans and the cars. These free animals rarely make it to the ripe old age. Therefore I try to adopt them out to homes.

But parting is \always\ hard, and I don’t like the kind of life they are going to have.

And I say to each and every of them – “I am sorry, but this way it will be quieter, safer, more replete for you…”

And I despise myself for I do not believe in things I am saying. I never chose this kind of life for myself.

It is the same with the pictures, I know they will be better off in other people’s homes than in the cold studio, but nevertheless, avoid meeting them again — never go visit them, have a look at them…
…………………………………………………………

On the Opening of Doors…

Cats open doors by pushing them, or pulling them, \and\ show real wonders of sagacity while doing it, reinvent lever actually.

But as to getting doors shut afterwards… Not on your life!

But lots of people are not up to it either.
…………………………………………………..

One and A Hundred…

Sincerity is a form of fearlessness. There are other forms \of it\, like unreasonable rage, noble impulses, selflessness… they are more than numerous… Sincerity is a form of fearlessness that bears a most close relation to art. And fanciful forms, deliberate complication, stilted manner, rudeness, verbal flux, highbrowisms* peddled for wisdom, false significance – all these are forms of fear. What would they say, how would they appreciate \you\, whether they would publish it… are you keeping pace with the time, or have you hopelessly fallen behind… Is there wisdom enough in it… And a hundred more reasons.

The issue of sincerity is central for art, because without it… You may rise to a very high threshold, but as to going any further – no go.

АССОРТИ 3 (17082015 Хисари)


Возвращение блудного сына
……………………

— Доживем до весны?..
……………………….

— Сегодня неприемный день!!.
…………………………..

Жена и тёща
…………………………….

Вниз по лестнице
……………………………

НЕ течет…
………………………………

Ваше время вышло, господа…
……………………………….

Ночная стирка

Из ЖЖ, запись от 5 июня: О ТОМ, О СЁМ… Перевод Е.Валентиновой

Банальные слова…

Было лучше, потом хуже, и опять – светлей, теплей…
И снова потемнело… И так всегда.
Люди, которые вокруг нас жили, разъехались, или
умерли, или мы с ними разошлись по своим путям.
Говорят, в России надо жить долго, только тогда что-то
может получиться. Но долго жить скучно, здесь все повторяется.
Остается только – трава, холм, река течет под холмом…
Но этого достаточно, чтобы жить.
………………………………….

О том, о сём…

Был у меня приятель, старше меня лет на двадцать,
он сидел в лагере в сталинские времена. Когда входил в
столовую, то обязательно выбирал столик в углу. А я мог
обедать в середине зала. Он это понять не мог. А я его не
понимал.
А теперь и я – хочу в угол, подальше от хамства, внушений,
наскоков, поучений, всучивания ненужного товара и прочей наглости.
Назад к закрытости.
Мне говорят, против времени не получится.
Время делают люди. Если сильно захочешь, то получится.
А может и время чуть-чуть изменится…
А многим думается, что можно и невинность соблюсти, и капитал приобрести…

………………………………….

Своя Тамань…

Давно мерещится, жизнь – навязанная командировка.
Поездка из ниоткуда в никуда, в середине городок,
своя Тамань – пятнами лица, глубокое пропитие,
нечаянная любовь, еще несколько событий…
И пора на окраину, где пусто, глухо, дорога в черноту…
Что-то мешает написать, ведь что-то мешает?..
Сначала пристальное разглядывание своих прыщей,
от чрезмерной привязанности к себе. Потом… усталость,
чувство ненужности, да с холодком по спине…

………………………………….

Неожиданный вывод…

Плохая память имеет массу недостатков, зато одн
достоинство: с самим собой не так скучно.
………………………………….

Тогда зачем…

Перечислю ряд причин, который вызывают во мне
печальные чувства – по восходящей к концу списка.
1. через пятьдесят лет России в настоящем составе не будет
2. через пятьсот лет русского языка не будет
3. через пять тысяч лет человечества не будет
4. через пять миллионов лет жизни на земле не будет
5. через пять миллиардов лет солнца и земли не будет
6. через пятьдесят миллиардов лет Вселенной не будет.
Чем ниже по списку, тем сильней горе и печаль.
Если Вселенной не будет, то я зачем был?
А если скажут – «проживешь еще пять лет», то слегка
вздрогну, но завтрак съем без колебаний.
А если скажут, «десять гарантируем», то весело побегу по своим делам.

………………………………….

Ксерокс и Зося…

Пока Зося не поест, Ксерокс сидит рядом, смотрит в
окно. Большой черный кот, лохматый, всю жизнь на улице
прожил. И Зося с ним, маленькая, злющая, тоже черная…
Любовь на всю жизнь.
Умер Ксерокс, ушел в подвал, и умер. Я нашел его,
положил в ящик. Мороз, он окоченел, черная шерсть заиндевела, а глаза – смотрят. Земля закоченела тоже, я не мог закопать кота. Принес на балкон, положил ящик,
прикрыл. Пока мороз, полежи с нами, Ксерокс. Каждый
день выхожу на балкон, зову друзей поесть, и Зосю, конечно.
Они пробегают мимо ящика, спешат к еде. А я говорю Ксероксу – «не думай, не оставлю твою Зосю».
Все понимаю, знаю, что нет его, а все равно говорю.

////////////////////////////////////////
/////////////////////////

НЕ ПО ДЕЛУ. Брезгливость, элементарная брезгливость должна побеждать всякого рода «соображения» многообразной пользы и безопасности. Бессознательная привычка не жрать дерьмо. И не надо мне про толерантность и лояльность, я дикий, необученный привычкам современным…
(к вопросу об «Эхе Москвы»)

*******************************************************************************************

translation:

About This And That

Some Platitudes…

It used to be better, then there was that turn for the worse, then again — it became more lucid, warmer… Then it grew dark anew… And it is always like this.
People who used to live about here had all moved away, or died, or we drifted apart each following our own way. They say in Russia one has to live a long life, only then something may get done. But living a long life is such a bore, everything recurs here.
What remain are only these — the grass, the hill, the river flowing under the hill…
But that’s enough for life.

..

About This And That…

I used to have a friend, he was about twenty years my senior, he did a term in the labor camps, in Stalin’s times. When he entered the mess-room, he would without fail pick a table in a corner. And I felt quite at ease having my dinner in the middle of the room. For him it was incomprehensible. And I couldn’t comprehend his point.
And now I too — want to get into that corner, away from bullying, from lectures, attacks, from peddlers peddling me goods I don’t want, and other manifestations of insolence.
Back to being closed off.
They tell me, you can never pull it working against time.
People make time. If you want it really strong, you will pull it. And time will change a little bit…
And some people think that it is possible to both gain capital and retain innocence.

………………………………………………

Your Own Taman*…

This thought was haunting me for quite a time: life is some ex-officio voyage that was imposed upon us. A trip from nowhere to nowhere, with some small town in the middle, your own Taman – some blurred faces, some heavy drinking, a chance love affair, several more events…
And then it’s time to go to the outskirts, which is deserted, desolate, a road into blackness…
Something is getting in the way of your writing all the time, isn’t it?..
At first it is devoted examination of your own pimples that comes from excessive care for your own person. Then… it is weariness, feeling that you are unwanted, and with that chill creeping up your spine too…


*allusion to Lermontov’s “A Hero Of Our Time”, part 4, Pechorin’s diary – a tiny town he is passing through on his way to the fort he is to serve in, and has to stay in for some time: “TAMAÑ is the nastiest little hole of all the seaports of Russia. I was all but starved there, to say nothing of having a narrow escape of being drowned.” (translator J.H. Wisdom Marr Murray 335 pp. Alfred A. Knopf New York 1916 ) about the town in the web https://en.wikipedia.org/wiki/Taman,_Russia

……………………………………………………………………..

An Unexpected Conclusion

Poor memory means lots of defects, but also one merit: it’s not so boring to be on your own.
..

Then What For…

Here is a list of causes that make me feel sad – with the sadness increasing in strength towards the end of the list.
1. in fifty years there will be no Russia as a whole comprising certain parts that we know now
2. in five hundred years there will be no Russian language
3. in five thousand years there will be no humanity
4. in five million years there will be no life on Earth
5. in five billion years there will be no Earth and no Sun
6. in fifty billion years there will be no Universe
The farther down the list you go, the stronger get sorrow and sadness.
If there is to be no Universe, what for have I been?
And if they tell me — “You are going to live five years more”, I will shudder some, but as to having my breakfast, I will eat it without slightest hesitation.
And if they tell me, “Ten years at least, rest assured” I will cheerfully trot to look about my affairs.

………………………………………………………

Xerox and Zosia…

Till Zosia has eaten enough, Xerox will sit by her side and look out of the window. A big black tom-cat, shaggy, he lived in the streets all his life. And Zosia with him, small, mean, also black… Life-long love.
Xerox died, went into the basement, and died. I found him, put him into a box. It was very cold, he was frozen stiff, his black fur was covered with hoar frost, but his eyes were staring. The ground had frozen stiff too, I couldn’t bury the cat. So I brought him to my balcony, put the box there, covered it. While the weather is very cold, stay here with us, Xerox. Every day I go to the balcony, call my friends to come and have their daily meal, Zosia too, of course. They run past the box, in their hurry to get to the food. And I tell Xerox – “don’t you worry, I will never leave your Zosia without my care.” I understand everything, I know he is no more, and still tell him this.

АССОРТИ 3 (15082915) с опозданием


Одна из серии подобных. Пастель, мелкИ, соус, мел в шкафу на полке
…………………………

Красный лист и случайная фигурка наверху. Обычно я такие штуки стираю, а здесь почему-то оставил… пусть…
……………………………….

Без названий, наверное просто — окно.

Две миниатюры и перевод Е.Валентиновой

Немалые голландцы…
Люблю голландцев за их рисуночки, простые, есте-
ственные… Умелые, но не выпячивающие мастерство.
Скудная природа. Довольно грязная жизнь, кабачки хле-
босольные, питие, расстегнутые штаны…
Люблю старые вещи братской любовью, оживляю,
сочувствую, а фрачность парадных обеденных столов не
терплю. Обожаю хлам, подтеки, лужи, брошенный сто-
ловый инвентарь с засохшими ошметками еды… и чтоб
после обеда обязательно оставалось…
Чтобы пришел через окно голодный кот и не спеша
вылизал тарелку.
………………………………..
Осыпь при луне…
Когда я начал рисовать, мой учитель, глядя на пор-
трет, спросил:
– Вот это здесь – зачем?..
Это была щека. Я ответил:
– Это еще и каменистая осыпь при луне.
Он кивнул – «зрительные ассоциации, вот главное…»

…………………………………………………….
…………………………………………………….
These Great « des Petits Maîtres Hollandais »
I love the Dutch for their little drawings, that are simple, natural… Skillfully done, but not showing off this skill. Sparse land. Rather messy life, hospitable inns, drinking, breeches undone…
I love old things with brotherly love, I animate them, I sympathize with them, but I cannot stand the white-tie-and-tails formality of some laid tables. I love trash, streaks, puddles, catering implements with some dried scrapes of food on them carelessly left lying about… and there must be some leftovers left over after the meal… So that a hungry cat could get in through the window, and lick the plate clean without hurry.
…………………………………..
A Scree In Moonlight…
When I began to paint, my master, looking at the portrait \I was doing\, asked:
— This – what for is this?..
It was the cheek. I answered:
— It is also a scree in moonlight.
He nodded – “visual associations, they are the most important…”

ОТЕЦ (1985-2015)

Отец заболел. Он говорит, болит сердце, и показывает куда-то, ближе к шее. Разве сердце там?.. Оно ведь чуть выше живота, и кожа над ним постоянно вздрагивает… во-от здесь, между ребрами. Но у отца ребер не видно, а живот налезает на грудь, так что где у него сердце, сказать невозможно. На прошлой неделе мы с ним ходили к морю. Перешли дорогу и стали пробираться к воде, через канавы перескакивали, глубокие ямы с мусором на дне обходили. Он сказал, что ямы — воронки от бомб, а в канавках сидели бойцы, скрывались от пуль, это окопы. Уже два года нет войны, и окопы постепенно зарастают травой. Вода серая, перед ней на песке разный мусор и железки, мы туда не ходим, потому что вязнут ноги, и порезаться можно, много ржавой проволоки. Далеко в море серые длинные корабли, военные. Мы приехали недавно, отец говорит — «мы вернулись», но я не помню, как жил до войны. Отец говорит, потом вспомню, когда буду старым, как он. Я спросил, а вспомню ли, как родился. Он сказал, не знаю, этого не помнит, но, может быть, вспомнит еще.

Мы постояли под толстым старым деревом с узкими блестящими листочками. Он говорит, что стоял здесь, когда был мальчиком, как я, а дерево было такое же. «И ты вырастешь, придешь сюда, а оно стоит…» Должно быть, скучно дереву, я подумал, и представил себе, как приходят все новые мальчики, а оно стоит и стоит… «Это ветла,- он говорит, — они живут долго…» А утром он заболел…

Я смотрел, как он дышит — громко, а руки ощупывают край одеяла, будто боится, что пропадет куда-то. «Пойдем в воскресенье к морю?..» Он молчит, только кивнул мне. Потом говорит шепотом — «позови маму…» Я подошел к двери, позвал. Она сразу прибежала, а он уже дышит редко, со свистом, и шея стала синей. Мама зовет его, он не слышит…
………………….
…………………….
Почему дата такая? Выкинул сегодня из рассказика, и так короткого, десяток слов, на мой сегодняшний взгляд, лишних. Старый вариант, конечно, оставил, висит в Интернете давно, и пусть висит, так надо. Убрал всякие «что», «тАким-кАким» и другие слова и прилагательные, пусть в другом месте прилагают.

АССОРТИ 3 (13082015 Хисари )


Лучшее свойство денег — они ржавеют, и красивыми становятся
…………………………

Мой кот, который со мной был двадцать лет, а сейчас, наверное, устал от меня, и скрылся…
………………………..

Феликс и Зося, с них почти все началось…
…………………………

Еще в ТОМ углу, теперь уже нет угла…
…………………………

Что я могу сказать… Мир прямых гвоздей — не мой мир, мне интересен мир кривых гвоздей, которых использовать нельзя
………………………….

Вот так снаружи видится мир, что внутри
…………………………..

Минута любования

АССОРТИ 3 (13082015 Хисари ) варианты


Старая доска, на ней что-то, пейзажеобразное. Понравилось. Но кое-какие детали пришлось-таки подправить.Но не в сторону «пейзажности», а из-за противоречия живописности
……………………………..

Эта и следующая — старые, довольно неудачные интерьеры с окнами, свет в них «пережал» живописность и точность резкости, но с другой стороны… что-то остановило… Взялся доделать, соблюдая свою меру, на сегодняшний день. Вообще-то мера, если не свое понимание — смерть искусства. После таких фраз обычно (ну, часто) спрашивают любители якобы точности — «сначала дайте определение искусства». Ну, маразм, не дам, конечно. Вспоминаю палиндром моего приятеля Бориса Гольдштейна — «но не дам органа — громаден он» (извините, но тут у меня громадна тема, искусство не требующее определения. )
……………………………..

И тут нечего сказать — вытягивал как мог. Вот отличие молодых людей от старых (некоторых) — молодые еще хотят КАЗАТЬСЯ, а старым, таким как я, — хочется поскорей убраться с глаз долой (не смерть, а что-то вроде «не сном могилы»), потому что привлекающее их внимание уже за пределами искусства, а просто такая жизнь, такие вот попытки. Бывает неуклюже и нелепо, но тогда вспоминаю миллионно-первое только что прочтенное в FB стихо… умное профессорское творение, ведь и профессор человек. Впрочем, профессор ли… не знаю, так показалось. Ведь если сравнение чего-то с чем-то, то нужно, как минимум, чтобы не в эффектности дело, а сразу! именно так показалось, и чувствовалось, что автору так показалось!, а не виршеплет… Смайл, тут не хочется ругаться…

Из рассказов 80-х годов

Раз в месяц

Раз в месяц мы с мамой ходим в диспансер. Вернее, ходит она, а я всегда с ней. Маленький белый домик у вокзала. Здесь интересно, ходят разные поезда, вагоны сходятся и расходятся, звенят звоночки, по радио громким голосом говорят — «Иванов, не туда, не туда! Зайди к дежурному!» — и еще разные слова, которые в другом месте по радио не услышишь. Деревья черные, потому что кругом паровозы, от них много копоти. А домик чистенький, как будто вчера покрасили белой краской, окна приветливые, с зелеными занавесками. Туда меня не пускают, мама говорит — » мало ли что…» Я сижу напротив на коряге, ее когда-то выбросило море, она белая от соли и твердая как камень. Я забыл сказать, море через дорогу, я к нему привык и вспоминаю только когда очень дует с той стороны, осенью. Тогда я тепло одеваюсь, и все равно сижу, жду ее. Ее там поддувают. Легкое окутано плотной оболочкой, как одеялом, в нем ни щелочки, ни трещины, и если между оболочкой и легким вколоть длинную иглу и по ней пустить воздух под давлением, то легкое сжимается. Оно, правда, тогда плохо дышит, зато быстрей выздоравливает. В нем микробы — палочки, они тоже окутаны плотной оболочкой, похожей на воск, и лекарства к себе не подпускают, потому лечиться долго. Но все-таки можно вылечиться, мама говорит, надо надеяться, и вот мы ходим сюда, лечимся.

Иногда она выходит веселая, говорит — хороший анализ , и мы идем пешком через город, по круглым камням, покупаем мороженое и постепенно едим, надо сосать и держать во рту, пока не нагреется… Иногда она выходит и говорит — ни то ни се, никто не знает, лучше или хуже. Мы садимся на трамвай и едем по берегу вдоль заборов, кранов, мусорных куч, здесь плохо пахнет, мама говорит, тухлыми яйцами, это водоросли гниют. Там, где я сижу, не пахнет, берег асфальтовый, гладкий, ходят люди, смотрят на воду и корабли. Они разговаривают и смеются. Я сижу, жду, говорю себе — ничего не будет, сейчас она выйдет веселая и мы пойдем пешком. Но она выходит ни то ни се, поддули и ничего не сказали. Мы едем вдоль берега. Вода серая, сливается с небом, далеко в море длинные корабли, еще дальше маленький бугорок, на нем красная точка. Это остров и маяк — он указывает кораблям путь в бухту. Мама говорит, до войны они с папой ездили на тот остров, там высокая трава, гуляет ветер и ничего больше нет. Только этот маяк. Его давно построили, на нем работает сторож. Он ездит на работу с соседнего острова, включает лампу и дежурит до утра.

Мама вздыхает:

— Я завидую ему, вот это работа, свежий воздух, он всегда здоров.

Она тоже почти здорова, и еще не старая, а ходит сюда раз в месяц, подумаешь, болезнь… Мы едем, трамвай разгоняется, потому что вниз, потом поворачивает в парк. Уже не видно воды, но воздух еще пахнет морем.

— Когда теперь?..

— Через месяц обязательно.

Я сижу на коряге, в ней круглые дырочки просверлены, это жучок, и написано — «Леня… 1947… Вагоны стукаются, звенит звонок, голос зовет Иванова, мама выходит, выходит, выходит…

АССОРТИ 3 (11082015 Хисари )


Окно мастерской (кисть-тушь)
……………………

Зимний берег реки
………………………..

Сухие цветки
…………………………

Осенний пейзаж, птицы улетают…
……………………..

… все песни пропеты…
………………………..

Кася на свету

Три рассказика из книги «Здравствуй, муха!» (перевод на болгарский Татяны Любеновой)

Напечатано в журнале «Литературный мир» Союза писателей Болгарии.
http://literaturensviat.com/?p=108757
Язык другой, а интонация понятная 🙂
………………………………………….
ТРИ РАЗКАЗА

ГАРАНЦИЯ

Мой приятел отива на лекар. Сърцето ми, казва, удря понякога така, сякаш вериги се късат. Почука и стихне, работи отново незабелязано за организма. Лекарката, млада и красива жена, наредила — “Събличайте се…” Той сваля ризата, потника, гръд изпъчва — съвсем още младеж. Тя го прислушва в пълно мълчание, обличайте се, казва, и започва да пише диагнозата. Той седи и чака решението й. Тя вдига глава, усмихва се: “Нищо страшно, това са просто нерви, никакви видими изменения…” Той се развеселил:
— А аз се канех да умирам, защото колко дълго може така да чука, като картечница, ще се повреди…
— Не, какво говорите, ще умирате… аз ви… — говори тя и преценяващо го оглежда, — гарантирам десет-петнайсет години даже.
Усмихнали се един на друг и се разделили. Отива си той в къщи, но нещо не е весел. Десет гарантира, а по-нататък какво…без гаранция е някак страшно… Идва да го утеша:
— Нали гарантира… Всички без гаранции се изпотрепват, а тя на теб ти е разкрила картите.
— Но само десет… Значи е нещо сериозно.
— Ако беше сериозно, тя и година нямаше да ти даде.

Той седи, състарен, отслабнал някак, от стола ще падне. Аз гледам — тя бе разрушила неговата безкрайност, давайки му гаранция само за десет, лишавайки го от безсмъртие. Той още не е вярвал, че ще умре като всички… не, знаел е, разбира се, но не е вярвал — в друга посока е гледал човекът.
— Слушай, плюй на всичко — казвам му — живей без гаранция, не си слагай граници.
А той клати глава:
— Сега не мога така, сякаш нещо ме е ударило. Разбираш ли…

Какво направи, идиотка… После и аз се разболях и също отидох при нея. Започна да чете тя пълен том за моите болести и някъде в средата се заблуди. В края на краищата с нея се разбрахме, кое как, лечение назначи, и аз казвам:
— Страхувам се… че може скоро да умра…
— Но какво говорите вие, — засмя се тя, — аз ви гарантирам десет-петнайсет години.
Дотичах при приятеля си:
— Не тъгувай, и на мене ми даде петнайсет години.
А той лежи, едва диша, съвсем забравил за гаранцията…

—————————–

ПО ПЪТЯ

Смазаха гълъба. Колелото запечата крилото му в асфалта, шията в кръв. Той по гръб — бие се, мята се, не може да се изтръгне. Видя ме — и затихна… И изведнъж отлепи крилото, преобърна се, стъпи на крачетата си. Стои и се олюлява… До него, върху синия скреж, рязък отпечатък на крило, като след отдавна умряла птица… А гълъбът е още жив. Поклащайки се, тръгна към крайпътните храсти. Все по-уверено върви, все по-бързо. Стигна, падна — замря, сякаш шепичка помляни пера — от тях отворена човка стърчи, в нея падат снежинки…
Сухият сняг милостиво засипва птицата. Следата върху пътя избледня и се стопи. Само розовото петно упорито избива на повърхността, смущаващо безгрижната белота…

Аз вървях и мислех — защо съм такъв страхливец?… И да живея се боя, и да умра се боя…

—————————–

НЕ МЕ ТЪРСЕТЕ

Ще си взема билет и ще седна в стария нощен автобус. Ще се махна от живота, към който не съм привикнал. Ще се откъсна от него, дошъл ми до гуша. Непрекъснато движейки се, ще изчезна, ще стана невидим и недостъпен за никого. Като чужденец ще мина покрай вашите домове. Старият автобус преминава през изровен път, тъмнината ме обгръща — никой не знае къде съм, забравили са ме… Гледам през стъклото улиците на спящите градове, опитвам се да проникна през сънните прозорци — може би, тук живея… или тук?… ето моя праг… — и продължавам нататък. Луната осветява печалните поля, оградите на самотни къщи, листата ми се струват черни, пътят бял… Автобусът пълзи по хълмовете, сякаш пише свои букви.
Аз — във въздуха, невидим, загубен в простора… Аз пътувам — и тези поля, и тъмни прозорци, и дървета, и пътища — са мои, и аз с никого не ги деля. Аз не искам вашата привързаност, не искам вашето внимание — това лошо ще свърши. Аз пътувам — сам със себе си. Не ме търсете — автобусът изчезва в нощта. Съвсем изчезва. Съвсем.

АССОРТИ 3 (10082015 Хисари )


Сестры: богатая и бедная. И не спрашивайте меня, кто есть кто, уверен, что это видно по выражению лица и всего тела 🙂
………………….

НЕ ждали… Долго думал, и вопросительный знак убрал, этот, в проходе ЗНАЕТ, что не ждали. НЕ могу сказать, что картинка написана под впечатлением известной картины, и думать о ней забыл. Сначала название было — «кто идет?» и то потому, что название настоятельно просили, а я не люблю людей обижать, если деликатно пристают… А сегодня что-то в голову стукнуло, решил новое название дать, а что на свете можно придумать нового…
………………….

Крымское впечатление. Там, за скалой уже ничего не будет. Не потому что не видно, а потому что нет ничего.
……………………………

Автобиография с Феликсои и Васей. Потретов нет, есть биографии, если нет биографий, то зачем портреты…
…………………………..

— Ах, как я тебя понимаю…
……………………………

Кисть-тушь, уличная зарисовка, беглая
……………………………..

Подруги
…………………………

Гостей намываем…
……………………………

Кот в царстве кривых гвоздей
…………………………….

Птички летят!..

ПИНГВИН

У нас в городе есть зоопарк. Это отдельный мир среди суеты нашей бестолковой жизни. Заходишь сюда и скрываешься — от долгов и обязанностей, от смирения и внутреннего кипения — бродишь как зверь среди зверей, ешь мороженое, сидишь на скамеечке и ждешь, когда будут кормить медведя, как будто тебе должны бросить этот темно-красный кусок мяса… Один раз я сидел на скамейке перед птицами и увидел девочку лет пяти. Она пришла с папой, но шла сама, не держась за руку. Они только что вошли, и, я слышал, отец сразу хотел показать ей самое интересное — слона, тигра и обезьян. Он боялся, что дочка устанет, пока они доберутся до настоящих зверей, и не получится той радости, которую он запланировал на воскресное утро. Они шли довольно быстро мимо птиц и мелких животных. И вдруг девочка остановилась. Она увидела большого пингвина, который стоял за решеткой и смотрел на нее. Пингвин был чуть выше девочки, стоял молча, не двигался. Они рассматривали друг друга. Девочка обернулась к отцу и шепотом спросила «кто это?..» Она знала, что громко задавать такие вопросы неприлично. «Это пингвин». Имя существа ничего не объяснило ей, а спросить о том, что хотелось понять, она не умела — стояла и смотрела на пингвина, и он, важный и старый, не зверь и не человек, смотрел на нее и молчал… Когда на тебя смотрят знакомые и незнакомые, но привычные лица, и ты на себя смотришь, как на что-то знакомое и привычное, а если на тебя смотрит такое вот существо?..
Оторвать девочку от пингвина было невозможно…
Потом я встретил их в кафе. Она была задумчива и рассеянна. Думаю, они так и не добрались до слона и тигра. Я слышу, она спрашивает:
— Можно, я дам ему пирожное?
— Он не ест пирожное, он живет на севере.
— Ну, тогда мороженое он станет есть.
Я вышел из кафе. По пруду быстро плавали коричневые утки, на воду падали желтые листья. Пингвин все также стоял и задумчиво смотрел на дорогу. А я уже шел к выходу в знакомую и привычную свою жизнь.

АССОРТИ 3 (09082015 Хисари )


Из серии «Сухие травы»
…………………….

Кабы я была царицей…
……………………….

Композиция с ложками
…………………….

Место смерти того листа
…………………………

Композиция с картинкой на доске

АССОРТИ 3 (08082015)


Рассвет, околица… Пока не поздно, уходи…
……………………..

Вечное кружение
………………………

Соня оберегает сон дочери, Каси
…………………………

Всё, что обещала осень
…………………

Инструменты дня
………………………

Зима пройдет, и лето пройдет, тем более- весна, только осень вечна.
…………………………

Старый лист и приспешники
……………………………

Ассоль, зрелые годы
………………………………

Родители отдыхают
……………………………..

Вид из окна дома №20 (повесть «ЛЧК»)
…………………………….

Жара несусветная в июле была…
…………………………

По первому снегу (рис. «мышкой»)

между прочего.

Творческое усилие важней результата. Результат это сегодня, а усилие смотрит в завтра, утончает зрение, обостряет чувство, создает возможности двигаться дальше, дает шанс… Поэтому не высоко ценю напечатанные на бумаге тексты, они фиксируют состояние вчерашнего дня, а на фига оно мне, это похороны текста, да и меня тоже. Текст в Интернете куда интересней, он всегда живой, варианты дышат жизнью. То же относится к картинкам, фотонатюрмортам и прочим. Конечно, если написана картина, то неплохо сделать точную репродукцию, но это в сущности архив. Также как музей. Работа художника, фото-художника на экране, в «цифре» — будущее. Работа писателя, прозаика с текстом как с живым существом, чтобы видеть его, слышать его звук, и свой голос — интересней бумаги.

АССОРТИ 3 ( 07082015 Хисари)


Они дружили как Герцен с Огаревым…
……………………………..

Осенний вечер. Если б вы знали, как надоели мне российские ровные гороизонты и бескрайние пустые поля… А ведь любил я вас когда-то, и много лет любил…
………………………..

Сто лет чифир по утрам. Мне мать завещала, потомственный гипотоник. Я усовершенствовал технику, смягчил — мой чифир не лагерное пойло, но вкус… ничем не перешибешь… 🙂 Это не чай с конфеткой.
……………………….

День рождения лет тридцать пять тому назад, ушедших уже больше, чем живых.
…………………….

Портрет И.К. Гениальный выход для портретиста нашел Пикассо — кубизм, и женщины не возмущаются, уже не говорят — «непохожа», а ищут в квадратах и кубах свое лицо. А мне все равно, портрет писать или кувшин, одинаковые задачи.
………………………….

Набросок из Крымских времен. Мне чужд крымнашенский идиотизм, он плохо кончится. А Крым всегда был мой, моим и останется 🙂 Земля не принадлежит людям, это мы ей принадлежим, и наш конец это убедительно доказывает. Уйдут все люди, своей глупостью и злобой самоуничтожатся, а земля останется…
…………………….

Портрет старого юриста, по классификации Ж.
………………………..

Из серии «как было» Как стояло. Лукавство небольшое: выбор есть, но сдвинут, он в свете, в ракурсе, в цвете… а что стоит — какая разница, что стоит…

ПИСАКИ и ЧИТАКИ… (многократно — из «Кукисов»)

Не поэт, и не брюнет…

////////////////////////
Писатель, поэт – неудобные слова. Как-то спросил
одного хорошего поэта – «вы поэт?»
Он смутился – пишу иногда… бывает…
В общем, случалось с ним, иногда, порой…
Так что стоит пару слов сказать – про писак и про
читак.
Писака обижается, если ему говорят неприличные
слова. Но, я думаю, зря, – профессия уникальная, если
хороший. Даже если всех писак собрать, то больше чем
столяров не наберешь. Столяр знает, чтобы на стуле уси-
деть, требуется известная часть тела. Хороший стул на
все размеры годится.
А чтобы хорошую книгу понять, другие места нуж-
ны, они не у каждого находятся.
Писака, если интеллигентный, начинает недостатки
в себе искать. Мучается…
И часто сдается, решает – «надо как они»: жизнь их-
нюю описать, как чай утром пролил, сморкнулся, фор-
точку открыл, запах стереть… Детёнка в сад водил…
Про училку, про редактора зловредного…
В общем, хочет подать читаке знак – писака такой
же перец, такой же кактус как ты, милый-дорогой!..
Чтобы, буквы перебирая, не рассерчал, не зевнул не-
нароком…
Какая глупость!
Писака, не гадай, чего читака чешется, на всех не
нагадаешься.
Дунь-плюнь, поверь, – если читака книгу твою ку-
пил или даже прочитал… ничего не значит. Не радуйся,
не огорчайся. Подожди лет десять, там посмотрим –
или читака умрет, или ты…
Или книга.

и к себе относится… :-)

Культура здание ажурное, прозрачное снизу вверх, сверху вниз, вдоль и поперек. Если конечно думать о том, что остается. А все остальное… Мусор. Бубенновы, сорокины,пелевины, акунины… барды всякие с песёнками… разнокалиберный, но вздор. Сколько угодно выдумывай мысли умные, чем умней, тем старей они… Можно акробатничать, фиглярничать, модерничать, премии собирать, похвалы коллекционировать… невнятицу как бы талантливую нести… Необязательность, мелочевка дня текущего… всё зря. А почитатели… у каждого столба и кочки найдутся. Общайся, пей с кем нужно, побольше о высоких материях талдычь с друзьями да за пивом — и будет как надо. Пока не помрешь, или обессиленный в свой угол, ползком… Мусор. Еще есть лесовики — возводящие временные построения, леса — они необходимы и полезны, творческую среду поддерживают… если не начинают себя к гениям причислять. Попасть в строители лесов почетно, мало кому удается…
Видно будет… через пятьдесят лет, когда забудутся хвалы, ругань, премии-медали, споры-разговоры. Второе рождение?.. Чаще, гораздо чаще — вторая смерть.

ТАКАЯ СОБАКА…

К нам ходит особая собака — толстая, белая, морда поросячья, а глаза китайские. Она по аллейке от нашего дома до девятого шлепает, с лапы на лапу переваливается, от дерева к дереву по правой стороне, и каждое поливает толстой шумной струей, у нее хватает на все деревья, что выстроились вдоль дорожки. Потом ковыляет обратно и поливает деревья с другой стороны, опять-таки с правой, но с другой… добирается до угла нашего дома, не забывает камень, большой булыжник, когда фундамент закладывали, вытащили, да так и оставили… польет его — и исчезает. Я думаю, она живет в домах по ту сторону оврага, там нет деревьев — новая застройка, и собака перебирается через овраг к нам. Это должно быть ей нелегко дается, при таком телосложении, но видно, очень нужно — здесь деревья, она делает дела и гуляет. Если это будет продолжаться, деревья могут засохнуть, зачем им столько солей… Особая порода, если б это был человек, его считали бы дебилом. У нас есть такой идиот в доме напротив — толстый, белый, глаза китайские, ручки коротенькие, лицо широкое, плоское — и нос пятачком, как у этой собаки. Может бывают идиоты среди собак?.. Об этом знают только собаки… Я вижу, они обходят эту стороной, то ли запах особый, то ли голос… Голос, действительно, странный, она не лает, не визжит и не воет, как некоторые по ночам, у нее хриплый возглас вырывается, словно прокашливается перед важным сообщением, горло прочищает… Хмыкает многозначительно и продвигается вдоль правого ряда деревьев, по аллейке между нашим и девятым… стволов там восемь штук… затем поворачивает обратно, шлепает вдоль другого ряда… И так раза два или три, от погоды зависит, от настроения, или запаса жидкости в теле… не знаю…

Я стою у дома и смотрю, как она сначала удаляется, потом приближается… Она продвигается и поливает все деревья, не пропуская ни одного, наконец на втором или третьем заходе добирается до угла нашего дома, опять камень! — и скрывается. Я заглядываю за угол, чтобы убедиться — она же с той стороны! откуда же еще… но ее уже нет. Странно, трава здесь невысокая, кустов нет, а до оврага добраться, с ее-то ногами, не так просто… А в повадках что-то смущающее, непреклонность в движениях, пусть неуклюжих, она знает, что хочет, ей цель ясна до последнего клочка шерсти, или еще чего-то, ценного для собак… Так двигался летчик-испытатель, который вырвал мне верхний коренной зуб. Тогда он уже не был летчиком, попал в катастрофу, его уволили, он проучился два года в училище, зубопротезном, какие протезы делал, не знаю, но зубы выдирал именно так: мельком заглянет в рот — «ага, этот!» — и тут же отходит, после катастрофы нога короче, передвигается неуклюже и неуклонно… как эта собака. Вернее, теперь, глядя на собаку, я вижу того техника, испытателя… Он отходит, берет не глядя со столика клещи, я уверен, не те, что надо, не те!.. и тут же, не задумываясь, возвращается, протягивает руку, на лице ни сомнения, ни мысли… Я даже рта не закрыл, чтобы снова открыть, и духом не собрался, как клещи уже во рту, тут же зацепили, и моментально хрястнуло, обожгло болью, но уже все, все позади… он быстро и ловко крутанул, сила у него была, дай Боже всякому, а клещи наверняка не те… Вот с подобной неуклонностью… Я смотрю — движения те же… и снова собака скрывается за углом. Я туда, а ее и след простыл. Ну, не могла добраться до оврага, не успеть ей! Движения совсем не быстрые, быстрота бессмысленна, если перед действием остановка, главное, чтобы остановки никакой — шел и сделал, протянул руку и вырвал… Или вырезал, вырезал тут же… как хирург с густыми усами, старик, вырезал мне гланды лет тридцать тому назад. Сначала уколол глубоко в горле длинной иглой, в первый момент больно, потом только хруст… отложил шприц и не глядя хватает ножницы с длинной волосяной петлей, сует в рот… даже не сказал, что главный момент, не предупредил, не промычал как обычно на обходе — заглянет в горло, хмыкнет, значит, там помойка у тебя… А он, не сказав ни слова, хотя домашний друг, папин приятель… хватает петлю и в темном узком родном пространстве затягивает, душит мои гланды — и хруст… И собака исчезает за углом. Я тут же высовываюсь — нигде нет!.. с ее поросячьим носом, узкими китайскими глазами… Такие я видел… у одной женщины, подавальщицы в столовой. Она толстая, белая, видно, очень плотная, даже твердая… наклоняется протереть клеенку, грудь почти вываливается на стол, но все-таки удерживается, а глазами косит на нас, студентов… сытая, конечно, и ждет поступков… а мы только ждем, когда вытрет лужи, уберет пустую корзинку из-под хлеба, принесет другую, полную мягких больших кусков, и тогда, не обращая на нее внимания, будем есть хлеб, запивать компотом… У нее родители китайцы, наполовину, кажется, и такие вот глаза… узкие, косые… и вся толстая, белая, как эта собака, или даже толще… Наклоняется, и грудь…

И собака снова скрывается за углом. Я бегу, смотрю — ее нет нигде.

АССОРТИ 3 (06082015)


Двое дремлют, один на страже.
…………………..

Встреча у магазина, зимним вечером
……………………….

Художник на природе (и его кот с ним)
………………………….

Размолвка
………………………….

Вечерний вид с высоты
…………………………………

Городок, вечер… Столько раз переделывал, что начальную технику забыл, а искать долго…
………………………….

Лестница наверх
………………………………

Масяня в сдержанных тонах

СЛЫШНО… (из сб. «Здравствуй, муха!») Перевод Е.Валентиновой

You Hear…

‘You know, Gena writes poetry…’

I didn’t know that. Gena is a thick-set fair-haired man of about forty. He studied to become a physicist, never graduated, and now works as a lab assistant in some research institute. He always has a plump brief-case about, even when visiting friends.

‘Could it be poems that are inside?’

‘Might well be poems. He has been writing for many years – and never published a thing.’

‘They won’t have him?’

‘He won’t try, he just keeps writing, and that’s it. From time to time he gives a friend a collection as a birthday present– and is quite content with that.’

‘Wish you could get hold of a copy for me…’

‘I think I have one about… here it is.’

I took the little book bound in leather with a silk ribbon for the book-mark. He binds them himself… I opened the book, the first poem began – “…a Hellenic youth…”, he was doing something with a paddle, can’t remember exactly what… The second… “…a beautiful Amazon maid…” But oh no, it can’t be. The third – “…how beautiful evening roses are…”

I shut the little book. I was stunned. I had imagined a graphomaniac writer as something quite different. He has been creating his pieces for so many years – and he never talks about it, doesn’t push on to carve his way to notoriety, doesn’t frequent publishing houses with this case of his. Unconcerned he writes on an on. Doing what he needs to do – and that’s that… When we start – we just need it, we don’t hope for anything. It is not work yet, but pure joy. Then it becomes one’s trade – and doubts and torments commence… and imprecations – I’ve got stuck with my drawing, I’ve got stuck with my writing…

My friend laughs:

‘Why aren’t you reading, you’ve asked for it. A natural graphomaniac, yes… But what a fine fellow for all that – a truly pure soul…’

‘Have you read it through?’

‘I must confess I’ve never made it to the end.’

‘Let’s try the end…’

I opened the last page — and read:

— YOU HEAR…

You hear a leaf drop in the autumn woods

You hear a twig screech sliding against the window pane

You hear a sparrow have a bath in the sultry heat, beating his wings in the dust

You hear a hawk fly in the sky slowly vanishing in the distance

You hear the old cat sleep, breathing heavily, noisily

You hear a cockroach run over rough paper with his little legs going tap-tap-tap

But you never hear time crawl, or run, or fly

But you never hear death approach, rest his hand on the back of your chair

Shift his feet, have a look over your shoulder…

АССОРТИ 3 ( 05082015 Хисари)


Кася. Ничего не знает о модернизме, тем более — пост- (и я тоже), но зато умеет ловить мышей, а я — нет.
…………………….

В стремлении к «неэффектности» похоже, до предела дошел… И вина больше нет, а лимончик еще остался… Своего рода исследование тупиков, так говорят про двадцатый век… Но кажется у каждого тупички свои, в которые необходимо носом ткнуться. Говорят, умные люди на чужом опыте учатся?.. Боюсь, что чужой не убеждает…
………………………

Вы думаете — «современность — о!!!» но она только щель во времени…
…………………………

Карлик-властелин в мире сочного вкуса, хвостик перестал вилять, зато ценную способность приобрел…
……………………………

Робин, сын Робинзона, смотрит из куста с сожалением и неприязнью на приспособившихся к людоедской жизни дикарей
……………………………..

Красные крыши. У меня спрашивают — пожар, что ли?.. Нет, просто крыши красные, картон и масло…
…………………………

Не слишком ли высоко?..
……………………………..

Растения счастливые существа, энергия солнца им нужна, и хлорофилл, конечно. Эволюция с нами поспешила, ради эффективности, да?.. А нам бы хлорофилла, и были б мы зеленые, думали бы медленно, зато долго жили.
……………………………….

Приготовления ко сну.

АССОРТИ 3 ( 04082015 Хисари)


Бокальчик и ткань
…………………….

Горшок с цветками, окно, угол и ничего больше
……………………..

Сухие цветы-иероглифы, а про содержание их ничего вам не скажу…
………………………

Время плодотворного из себя выматывания образов — было и прошло…
………………………

Опять Масяня, опять на Мунке, но не думайте, что в этом много смысла: просто Мунк защищает принтер от Масянькиной шерсти, и никаких идей…
………………………………

Довольно простой угол-примитив, с легким уклоном в графику. Уклон может быть в любую сторону (а то меня учит какой-то недоросль в Фотографере, что пикториальное фото умерло давно… Но дело не в стремлении к живописи, а к стремлении к живописности — бежать от тупого педантизма оптики. Зачем тогда ее используешь? Временное увлечение, с 2007-го года. Мне всегда было все равно, с чего начать живопись, да хоть с пятен на потолке… а тут мне в руки попался фотоаппарат… Отчего же не использовать для начального эскизика?
…………………………..

Туся на грани жизни, так было. Подлость искусства в том, что бесстрастно может отмечать и констатировать самые драматические ситуации, с полной безжалостностью, да. Но если есть в тебе капля «способности проникать»… назвать это талантом не могу… то может быть найдена та грань перехода… между искусством и жизнью, которая приемлема…
………………………………

Фото-оптики требуют резкости, на вот, возьми ее скорей…

АССОРТИ 3 (03082015, Хисари)


Ягоды на земле. Можно, конечно, поговорить о «психологическом весе» пятен, и о проблеме с этой отдельной ягодкой, вес которой трудно оценить, гораздо легче недооценить или пере-оценить… но зачем?.. Решают-то дело вовсе не слова, и не понятия, хотя порассуждать (задним числом) все мы молодцы… В таких с виду простых картинках, или фотках, все равно… удач почти не бывает, редко удается добраться до полного спокойствия…
…………………..

Ушастый друг всех наших друзей
………………………….

Пейзажный набросок, пастель, мелкИ, еще что-то…
…………………………

Черное море, северный берег, ночной вид.
…………………………..

Два окна, бутылки, чахлый интерьер… Пустая бутыль всегда драма, да…
…………………………….

Забытый угол, беглый набросок, в основе фото, но оно бы не узнало себя, уверен…
……………………………..

Уголь, соус, пастель, мелкИ… в старом шкафу на полке
……………………………..

Натюрморт в платяном шкафу
……………………………..

В старости становишься сентиментален, свет, цвет, расплывчатость-нерезкость… и достаточно, чтобы изображение сохранить. Но в этом своя правда есть — взгляд на мир меняется, контуры вещей расплываются, и многое, очень многое значение теряет, и уже не хочется ВЫГЛЯДЕТЬ получше, так что пусть остается…
………………………………

Масяня спит на Мунке, на альбоме…

Из старенького

Афиногенов
Я прочитал в газете — Афиногенов пропал. Старик, вышел из дома и исчез. В центре города, днем. В соседнем корпусе жил, оказывается. Не один — дочь с семьей, телефон, приличная квартира. Я знаю этот дом — богатый кооператив. Может, псих, или маразматик, вышел и не знает, куда идти, как вернуться?.. Нет, по лицу не похоже, очень культурное лицо. Карточка плохая, но все равно видно, что разум при нем.
— Ему неплохо жилось, — соседка докладывает, она всех знает, — своя комната, все его ублажали. А он проявил неблагодарность — удрал. Куда в городе идти?..
Вот и я не знаю. Вечером выйдешь, хочется куда-нибудь, а станешь перебирать… к этим — нет, к тем — ни в коем случае… и так добираешься до конца списка. У каждого есть такой списочек, и все укорачивается он, укорачивается… Вечером заглянул к приятелю — он лежит.
— Гулял, — говорит, — споткнулся, и вывих. Хромаю теперь. Нога распухла в щиколотке, туфля не налезает.
Он в отпуск собирался. Уже август, кончается лето, а мы еще здесь. Все выбираем, куда поехать, продлить наше короткое тепло. Так ждешь этого лета, а оно пробегает в один миг. И ехать-то куда?.. Приятель думает об отпуске с весны, и даже зимой мечтает, слушает прогнозы погоды и выбирает самые лучшие места. Время идет, прогнозы меняются, в лучших местах холодно и идут дожди. Он выбирает новые места, но и там погода не держится. Она теперь везде обманчива, не уследишь. Да и ехать-то некуда. Что там хорошего, все давно известно. Раньше мы ходили в горы, а теперь возраст, ходить трудней. Да еще этот вывих… Он лежит, больной сустав на подушке, и размышляет:
— Куда же деться… чертова нога, недельку придется поваляться?.. — он смотрит вопросительно.
Я киваю: — Через неделю будешь в порядке.
— Но куда… — он вздыхает, — вот Афиногенов, смотри, вышел и пошел. В больницах — моргах нет, значит, гуляет.
— Ну, Афиногенов… Нет, я так не могу.
— А может псих?
— Нормальный, говорят. Рядом со мной жил. Жаль, не знал про его план, расспросил бы…
— Что он, дурак? ничего бы не сказал. Представляешь, вышел и пошел…
— На попутках, что ли?.. Недели две уже… или три?
— Счастливец… Вот чертова нога — болит.
Мы живем здесь давно, сначала нравилось, потом нет, а дальше привыкли — тихо, уютно, другого такого места не найти. Да и ехать некуда. Там, где нас нет, только хуже. Афиногенов дурак, куда поперся…
— Поправляйся, — говорю, и поворачиваюсь к двери.
— Через неделю исчезнуть надо, иначе отпуск пропадет. Куда же отправиться?..
— Может, в Крым?
— Там еще жарко для меня.
— Тогда в Прибалтику.
— Сыровато уже, с моими-то суставами.
— Украина не подойдет?
— Говорят, дожди…
— Через неделю неизвестно, что будет.
— Лучше не будет, осень на носу . Так что Афиногенов? Взял да пошел?..
…………………………………………………………………

Разные люди
Все люди — разные. Очень глубокомысленный вывод, и чувства вызывает разные, от восторга до полного отчаяния. Насчет восторга не уверен, а вот про отчаяние могу рассказать. Вчера долго не мог успокоиться, а ведь ничего в сущности не произошло. Просто вышел из дома погулять с собакой. Правда, с настроением — никого не встречать. Опасно, уж слишком все разные… Взял собаку и пошел. Собаки тоже разные, но это не раздражает. Ничего еще не произошло, просто сгустилось вот такое состояние. Не могу сказать, что отчаяние, но и не восторг, уж точно… Иду, никого встречать не хочу, крадусь задворками. Только бы до кустов доползти, собаке для дела, мне для безопасности…
И вдруг меня окликают, громким басом, через улицу. Это мой начальник. Он хороший человек, но слишком мы разные с ним, разные… Удрать уже невозможно. С ним жена и какой-то тип в белом костюме. Я вырос в бедной семье, и знаю, что в такой одежде нормальный человек не пойдет. Жену начальника я тоже знаю, и говорить о ней не хочу. Она человек неплохой, но совсем другой, что тут объяснять. Начальник объявляет, указывая на человека в белом:
— Перед вами лауреат и автор многих книг по египетской культуре.
Автор ничуть не смутился, кивнул и продолжает смотреть в пространство. Видно, привык, чтобы его называли как следует.
— А как ваше творчество? — это жена начальника обращается ко мне. Добрым голосом — ну, что вы там еще натворили?.. и с тонким намеком лауреату — и у нас не совсем захолустье, тоже люди живут… Лауреат благосклонно двигает подбородком, то ли хочет что-то промолвить, то ли слюна в горле застряла.
— А, это ваша собачка… еще жива? — спрашивает начальник у собаки.
— Вот, жива… — отвечаю за собаку.
— А что она умеет делать? — Это для него всегда важно, все должны что-то интересное уметь, и собака тоже.
— Ничего особенного, — говорю, — вчера вот ребенка укусила.
Тут просыпается из величественного молчания искусствовед и с глубоким выражением изрекает:
— Собака не должна кусать детей.
Он знает лучше собаки, что она должна. Шеф и его жена молча обдумывают собачий поступок. У шефа, наконец, появляется выражение на лице, он выпячивает нижнюю губу, как всегда, перед важным заявлением…
— До свиданья, до свида… — бормочу я, и задом, задом в кусты, тащу через колючки собаку — и исчезаю.
Мы идем по весенней травке, делаем дела и постепенно забываем, забываем…
А они?.. Идут, наверное, и говорят:
— Ну, и тип… и собака у него, пожалуй, бешеная.
Все-таки удивительные существа, все разные.

АССОРТИ 3 (01082015, Хисари)


Ученый диспут
……………….

Тамбов, 1943-ий
…………………..

Еще один вечер…
……………………..

А мы рукой на прошлое — «вранье»! а мы с надеждой в будущее — свет …
……………………..

Яблоко и др.
…………………………

— Ишь, разлетались…
……………………….

Ночное окно
………………………….

Совершенно неправильно!
………………………….

Забытый угол
……………………………

Из старого альбома

АССОРТИ3 (31072015, Хисари)


Не всё же быть сериозным, так что вот вам некоторые странные картинки, которые за многие годы накопились.
Силой воображения (и ненависти, подходит под статью?) художник сжигает город, в котором жил, и всех его жителей — обяза-а-тельно, но взял с собой двух любимых женщин, да…
…………………..

Прошу слова! Двое отговорили, отвалились, а третий еще полон сил, рвется доказать… Дума, наверное, или другое сборище, не знаю…
……………………..

Где-то на выставке, рожа собственная надоела до чертиков, а картинки вспомнил… но где они…
………………………..

Яша С. слушает Баха.
……………………….

Ненависть цветов. За что им любить нас, убийц…
…………………………….

За билетом, на рассвете…
…………………………….

Политические драчки — путиноиды и апутиды
…………………………….

Скромная пляжная фантазия, монотипия
…………………………….

Философ
…………………………

Давай отравим, заслужил, подлец!..
……………………..

На выставке в Пущино, с какими-то фанерками, где они сейчас… Начало 80-х.
……………………………

Избранные рассказы за 30 лет. Москва, 2008 год. Махнул хвостом! На обложке сто миниатюр картинок и рисунков, пестровато с точки зрения дизайна, но пусть. Тираж невелик, но книжка есть. Только-только тогда кончились у меня «Мухи», хватило их… на 24 года, была тыща экземпляров — дарил, раздавал, в начале немного продал, штук двести в Москве в Казачьем и других местах, а потом надоело продавать, бегать-ездить, суетиться-предлагать… А в сборнике «Махнуть хвостом!» — избранное из трех книг рассказов.
……………………………..

Конец империи.

АССОРТИ3 (29072015, Хисари)


Веник в углу
……………………

Натюрморт по-российски
………………………

Дринк!
……………………….

Зарисовка из «подвальной» серии
………………………..

Незаконченная рукопись
…………………………..

Скучный угол

Из повести «НЕМО»

Повесть напечатана в Интернете, в журнале Ю.А.Кувалдина «Наша улица».
http://kuvaldn-nu.narod.ru/dan-markovich/dan-nemo.htm
…………………………………………………………
Прошло десять лет с его смерти.
Командор Немо, так я его называл.
Он как-то рассказал, в детстве придумал человека, разговаривал с ним по игрушечному телефону. Он называл его Кассо. Потом оказалось, был с такой фамилией министр при царе. Немо мало знал, но часто угадывал, свойство, родственное таланту.
Дело было в спокойной довоенной буржуазной республике под боком у страшной, в собственной крови, России. Рыженький, пухлый, деловитый, сунув нос в старую оправу от очков без стекол, тонким голосочком по игрушечному телефону — «Позовите мне Кассо…» Голос остался почти таким же, хотя он был грубо и крепко сколочен, коренаст, очень силён… Он был настоящий мужик, и нежная истеричка. Игрок и клоун. В отличие от моих родителей, он после войны выжил, талантливым обманщиком был. Лучше сказать — стал.
Если б не война, кем бы он был? Другим, я думаю, другим.
И я — другим.
И, может быть, тогда б мы поняли друг друга, кто знает…
……………………………………..
Пробовал писать ему, он не отвечал. Может, не хотел, а может просто так… он письма не любил. А приехать я так и не сумел. Прособирался…
Кое-что знал от знакомых — жив, фокусы свои не бросил, наоборот, стал кем-то вроде Кашпировского республиканского масштаба, вел еженедельную передачу на телестанции, как переносить тяжесть перемен. По-прежнему лечил все, что не лечится.
Он ни шагу навстречу мне не сделал. И я перестал пытаться.
……………………………………..
Нет, было, все-таки, одно письмо. Пришло по старому адресу, мне его отдали через два года. Немо уже не было в живых.
Читал и перечитывал. Он не изменился, только потерял силы. Мы оба не поумнели, не изменились, но потеряли силы и время. Это жизнь. Что бы ты ни сделал, чего бы ни добился, все равно поражение, потеря… Теряем время и силы, вот и всё.
«… Ты жил сам, я тебе не мешал. Ты так хотел. И не сдался, хвалю. Значит, в нашу семью пошел…
… много всякого было, долго писать…
… не приезжай, не на что смотреть. Но я неплохо барахтался. Жил как хотел…
…живи долго, вот мой совет. Если сможешь. А не можешь, все равно живи. Кроме живой жизни нет ничего, не надейся, не верь дуракам и желающим обманутыми быть.
Твой брат Немо».
……………………………………..
Часто теперь просыпаюсь по ночам… лежу без сна…
Думаю, как ему там… сыро и тесно, а он закрытых пространств боялся… Глупость, конечно.
Мы как два муравья, карабкались, отодвигали падавший на нас песок. Пока могли. И оба ничего особенного не сумели. Плыли в потоке, вот и все дела. Немо казалось, он управляет судьбой, я сомневался. Под старость и он потерял уверенность, что раздвигает жизнь как траву…
Часто ловлю себя на том, что по-прежнему спорю с ним!..
Но в одном он оказался прав. Кругом — чужие…
Нет, хорошие, умные, интересные были — люди, встречи… но чужие. И так всю жизнь…
……………………………………..
О его смерти я узнал с большим опозданием, случайно. Похоронили, про меня никто не вспомнил.
Он был последние годы одинок, что страшно непохоже на него. И, оказывается, жил и умер в том самом доме, в котором мы вместе жили. Он откупил его весь у наследников хозяйки, когда Лиза умерла. Она кормила меня картошкой с мясным соусом, я помню, как всё хорошее. Когда Немо исчезал, а стипендия кончалась… Я притворялся больным. И она приносила мне на обед большую тарелку с тушеной картошкой, и сверху кусочек мяса.
Была ли у Немо собака… как тогда, в туалете, под полкой?.. Наверняка он устроил себе удобный туалет?..
Наконец, я собрался, несколько лет тому назад, поехал смотреть.
……………………………………..
Ничто не изменилось, бесконечные улицы, одноэтажные домишки, высокие заборы, у дороги пыльная серая трава…
Через много лет я пришел к нашему дому.
Он ничего не изменил, так и жил в комнате с крохотной прихожей, с обледеневающей стенкой, только купил мощный обогреватель, держал под столом. Грел ноги. Говорят, в старости стал слезлив, подвержен внезапным вспышкам гнева. Быстро отходил, тут же дремал, как он это умел, в момент отключался… Он почти ослеп, и умер незаметно ни для кого. Когда к нему пришел сосед, случайно забрел, то увидел высохший труп, почти мумию.
……………………………………..
Я увидел ту же лужу, рядом со входом.
У дороги появилась чугунная колонка, но в ней не было воды. Из дома вышел человек, мы разговорились. Он рассказал мне, что здесь совсем недавно, и что бывший хозяин… фамилию назвал правильно!.. продал дом через посредника его покойному отцу, а сам сейчас живет в Анголе. Почему в Анголе?.. Вроде он там как доктор Швейцер, дикие люди его боготворят.
Я видел могилу на Рахумяе, но не стал его разочаровывать. Наверное, последняя шутка Немо…
Может быть, теперь он нашел свой Дом, Семью, и тот момент, с которого его жизнь пошла как сон?.. Выдумки, литература!.. Хотя у меня давно все смешалось в голове — реальность, выдумки, сны… Мир огромный сумасшедший дом, в котором нет и не может быть порядка, а люди в сущности бездомны, и мечутся по свету в стараниях выжить.
……………………………………..
Не стоило мне злиться на Немо, он сделал для меня много хорошего. При этом совершенно меня не понимая, и это не смущало его! Я говорил о своих делах, увлечениях, планах… — он никогда не слушал. Не слышал. Смотрел куда-то отсутствующим взглядом. Но что-то он все-таки ухватывал, что?
Что я жив, здоров, не голоден, что не мерзну отчаянно, как часто со мной бывало… что занят серьезными делами, в которых он ничего не понимал, и понимать не стремился… Что я живу не так, как он, что не понимаю смысла жизни, и всего, всего, всего, что он так хорошо и ясно представляет себе…
Ему безразлично было все, что я так превозносил, называя духовным родством.
Он просто моим братом был.
……………………………………..
Теперь уже неважно, как все было. Сумрак опускается, Немо забыт, скоро и меня забудут. Только озеро останется, и вечное мелкое болото на плоском берегу, и чахлые сосны перед въездом в единственный мой город…
Все, как было…

спросили — отвечаю, что думаю

Спросили про поэтический слэм. Почему поэтический — что угодно, хоть короткую прозу так можно исполнить. Попрыгать, покривляться. Хотели знать мнение? — убожество все это, просто убожество. А выдавать себя за поэта, за прозаика… сейчас может кто угодно, нужна наглость, цинизм, стремление развлекаться за счет серьезных и глубоких вещей, опошляя их. И нечего тут усложнять, говорить мне про внутреннюю глубину, про отчаяние таким образом сокрытое… Ну, ерничать никому не запретишь… На такие слова сразу говорят — «а ты сам-то что?». Может и ничто, но не кривляюсь. Больше нечего сказать. Мне как-то написали, ну, не мне, но я воспринял как к себе обращенное — «искренность теперь достоинство идиота… или эстета…»(примерно излагаю) Поскольку не эстет, то значит идиот. Зато могу над всеми этими клоунами посмеяться.
Сколько людей сейчас считает себя прозаиками, черт знает, сколько. И что? Самый короткий испытательный срок — двадцать лет, вот через двадцать и поговорим. Мне будет 95, это смешно своею нереальностью, но мир от моего отсутствия не изменится, и многие увидят. Но скорей всего будет что-то вроде… помните, как в фильме кинд-дза-дза… Но это нам сейчас, что, право на наглость и пошлость дает, если еще живы для нас настоящая литература, и музеи?..

мир таков

Много раз наблюдал (не о себе говорю — четверочник с минусом) — если не сказал «авторитет» — — «он хорош…» то никто не скажет, что хорош, а будут по одиночке подходить, думать… а что тут думать… или стоять толпой, ковырять в носу… Вспоминается Маяковский («транжир и мот») — правильное отношение, но с излишней горячностью, сквозь которую — горечь… Не, тут с юмором только стОит, только с юмором, других людей на дали нам, эволюция не дала, но каждый — свой мир… может быть, такая возможность дадена, и что думать о толпе… смайл…

Ассорти2 ( 28072015, Хисари)


Ира, и мы едем в Болгарию через пять стран шенгена, впервые воспользовался своим ЕС-гражданством, через Украину не пробраться нам
………………….

Вид из окна дома №20 (повесть «ЛЧК» про этот дом)
……………………

Заповедник за рекой, Россия это, зверям всем желаем выжить, про людей не скажу ничего, много было и хорошего и плохого, но хорошего больше было. Просто надо еще попробовать пожить, а не медленно умирать в этих прекрасных местах под Москвой…
………………………..

А сейчас мы здесь, тоже на краю городка, и здесь немного теплей и светлей
И это февраль, снято 16-го февраля!
………………………

Картинки на окне
………………………..

Городок ночной
………………………….

Все остается в России, если нужно — пусть нужно, если нет- пусть нет.

временное, не обсуждается

Если бы поэзию создавал язык, то многие поэты были бы гораздо похожей друг на друга, чем это есть на деле. Особенно одну и ту же мысль выражая, ну, похожие мысли, ведь с ними у нас явно «все сказано». Конечно, язык определяет конкретику выражения, форму, мелодию… кто отрицать может… но только личность создает поэзию во всей ее цельности, да и прозу. Личность, да. Голос личности, особенности внутреннего разговора, да и внешнего… Поэты, когда пишут о поэзии, всегда «перегибают», преувеличивают, это естественно. (например, И.Бродский)

Вася в Хисари


Вася, говорю ему, поверь мне как всегда, здесь нам хорошо будет. Вася как всегда, но верил не совсем. ОН же не домашний зверь, с первого дня решил обследовать окрестности. И попал на местного драчуна, тот сходу ему нос разодрал. Но потом так случилось, что драка перешла под машину, легковую, а драка под машиной Васина сильная сторона — драка на боку. И Вася победил, но преследовать противника не мог, местность незнакомая.
………………………………….

После драки другое настроение, болгарские коты такие же, справлюсь…
……………………….

И кормят здесь лучше…
…………………

Для Васи здесь большой простор…
………………………

И народу мало, в каждом доме — одна семья. Люди добродушные…
…………………..

В нашем доме один на воле гуляющий кот…
…………………….

АССОРТИ2 (25072015)


Какая мне разница, где сидеть за столом, в какое окно смотреть, везде тоже самое вижу. Моя жизнь, мой колпак, мои картинки, слова… Незаметно, без звука и стука закрываю дверь, мне так больше нравится. Вышел из России — с благодарностью и горечью, я не из тех, кто возвращаться может. Редко уходил, но окончательно — всегда. Здесь нет надежды больше — ни на что, не только хорошее, но даже приличное. Толпа серости… и много замечательных людей.
Я не в тех чинах, слава богу, чтобы «предьявлять заявы «, прогнозы писать, тип довольно асоциальный, с тех пор как вышел из науки (да и там гвоздем из пола торчал, хотя был способен), но продолжал свою одинокую гвоздеватость и в живописи, и в прозе… Чуждый. Социальной ориентации, социального интереса — никакого, и нигде не будет. Отдельные люди встречались, вижу — есть, махну рукой и дальше плыву, а может на одном месте, как в «Последнем доме», кручусь. Там где больше двух, там бардак, увы, в России только так. Но так — везде, и только если-очень-очень повезет… Мне — не повезло, и не надеялся — никогда.
………………………

Ночью, бывает, проснешься, и счастье, если конфетка есть, и немного винца. На свете счастье есть, но быстро кончается… смайл…
………………………..

Дверь, за ней еще кое-какие картинки остались, в основном так себе, мне кажется. Лучшее — недавно сообщили мне — окончательно решил взять Серпуховский музей: живопись штук двадцать, много графики и фотонатюрморты, последняя страсть моя. А может и не последняя, кто знает…
……………………………

У магазина рано поутру, как только откроют… Картинка на оргалите, поврежденном, и уплыла куда-то, надеюсь, где-то в мире еще живет, для меня картинки как звери, живые… Хуже-лучше, не в этом дело, просто живые для меня… как немногие простые вещи, которые вспоминаю…
…………………………..

Анатомичка, по воспоминаниям написано, теперь смотрю как на запоздалый консилиум. Опыт первого курса остался жить во мне, ничего из этих накопченых наформалиненых тел не вылетело духом каким-то, сплошное вранье… Отказал пучок Гиса, черт возьми… и разрушилась вселенная, миллиарды клеток умирают… и ничего больше, ни-че-во. Хотите — верьте, а я себя обманывать даже из большого страха — не стану. Картинки и слова — чуть долговечней, да, но и для них найдется своя черная дыра. А пока — они есть, и хорошо…
……………………………..

Шурик, бездомный котишка, всегда со мной был, когда я бродил вокруг десятого дома, фотографировал или рисовал… Присяду, он тут же устраивался на ноге… А про дальше, говорить не хочу.
…………………………..

Остров, музыка, которая одна имеет полную доказательную силу — говорит нам о внутренней природе искусства в чистом виде, тут уж разговоры о «связи с реальностью» выглядят смешно. Они смешны и в живописи, конечно, но там есть «зацепки для реалистов». А про слова не говорю, хотя… звук, музыка и в них главное — голос среди пустыни, в темноте, преодолевает страх перед жизнью…
……………………………..

Девятый дом не десятый, он красивше, но пустей для меня. Если бы не Мотька, которая жила в овраге за домом, там рыла норы для котят… я бы и не вспомнил об этом красивом доме…
………………………………..

Сухие травы, такой шестирик.
………………………………….

Вид из окна четырнадцатого этажа. Квартиру, как живое существо, жаль… но останется тенью сознания — скоро, скоро…
……………………………….

Ожидание. Чего? Неважно. Важней само состояние, главное, пожалуй, в жизни. Пока есть ожидание, живем.
………………………………..

Хорошее было время, бывали дни и утра…
………………………………….

Предчувствие чумы, пастель, обработка… Много вариантов, спасибо ЦИФРЕ… А про чуму… ничего не скажу, я не предсказатель, ну, может, пред-чувствователь немного…
……………………………….

Здравствуйте, мое почтение, господин Сезанн. Такого сложного гения потом уже не было, весь двадцатый век — из него пошел. Вот это чувство — стремление, жажда целостности образа… они ушли, начали раздроблять, по частям усиливать… Пора к целостности возвращаться, но не с моими слабыми силами, конечно, так что — только призыв и мечта…

ЗАТМЕНИЕ

Именно в тот самый день… Это потом мы говорим «именно», а тогда был обычный день — до пяти, а дальше затмение. На солнце, якобы, ляжет тень луны, такая плотная, что ни единого лучика не пропустит. «Вранье, » — говорила женщина, продавшая Аркадию картошку. Она уже не верила в крокодила, который «солнце проглотил», но поверить в тень тоже не могла. Да и как тогда объяснишь ветерок смятения и ужаса, который проносится над затихшим пейзажем, и пойми, попробуй, почему звери, знающие ночь, не находят себе места, деревья недовольно трясут лохматыми головами, вода в реке грозит выплеснуться на берег… я уж не говорю о морях и океанах, которые слишком далеко от нас.
Вот и пять часов. У Аркадия не просто стеклышко, а телескоп с дымчатым фильтром. Они устроились у окна, навели трубу на бешеное пламя, ограниченное сферой, тоже колдовство, шутил Аркадий, не понимающий квантовых основ. Мысли лезли в голову Марку дурные, беспорядочные, он был возбужден, чего-то ждал, с ним давно такого не было.
Началось. Тень в точный час и миг оказалась на месте, пошла наползать, стало страшно: вроде бы маленькое пятнышко надвигается на небольшой кружок, но чувствуется — они велики, а мы, хотя можем пальцем прикрыть, чтобы не видеть — малы, малы…
Как солнце ни лохматилось, ни упиралось — вставало на дыбы, извергало пламя — суровая тень побеждала. Сначала чуть потускнело в воздухе, поскучнело; первым потерпел поражение цвет, света еще хватало… Неестественно быстро сгустились сумерки… Но и это еще что… Подумаешь, невидаль… Когда же остался узкий серпик, подобие молодой луны, но бесконечно старый и усталый, то возникло недоумение — как такое возможно? Что за, скажите на милость, игра? Мы не игрушки, чтобы с нами так шутить — включим, выключим… Такие события нас не устраивают, мы света хотим!..
Наконец, слабый лучик исчез, на месте огня засветился едва заметный обруч, вот и он погас, земля в замешательстве остановилась.
— Смотрите, — Аркадий снова прильнул к трубе, предложив Марку боковую трубку. Тот ощупью нашел ее, глянул — на месте солнца что-то висело, дыра или выпуклость на ровной тверди.
— Сколько еще? — хрипло спросил Марк.
— Минута.
Вдруг не появится… Его охватил темный ужас, в начальный момент деланный, а дальше вышел из повиновения, затопил берега. Знание, что солнце появится, жило в нем само по себе, и страх — сам по себе, разрастался как вампир в темном подъезде.
«Я знаю, — он думал, — это луна. Всего лишь тень, бесплотное подобие. Однако поражает театральность зрелища, как будто спектакль… или показательная казнь, для устрашения?.. Знание не помогает — я боюсь. Что-то вне меня оказалось огромно, ужасно, поражает решительностью действий, неуклонностью… как бы ни хотел, отменить не могу, как, к примеру, могу признать недействительным сон — и забыть его, оставшись в дневной жизни. Теперь меня вытесняют из этой, дневной, говорят, вы не главный здесь, хотим — и лишим вас света…
Тут с неожиданной стороны вспыхнул лучик, первая надежда, что все только шутка или репетиция сил. Дальше было спокойно и не интересно. Аркадий доглядел, а Марк уже сидел в углу и молчал. Он думал.
— Гениально придумано, — рассуждал Аркадий, дожевывая омлет, — как бы специально для нас событие, а на деле что?.. Сколько времени она, луна, бродила в пустоте, не попадая на нашу линию — туда- сюда?.. Получается, события-то никакого, вернее, всегда пожалуйста… если можешь выбрать место. А мы, из кресел, привинченных к полу, — глазеем… Сшибка нескольких случайностей, и случайные зрители, застигнутые явлением.
— Это ужасно, — с горечью сказал Марк. — Как отличить случайность от выбора? Жизнь кажется хаосом, игрой посторонних для меня сил. В науке все-таки своя линия имеется.
— За определенность плати ограниченностью. Но вы веселей, веселей смотрите на все это надувательство…
— Какое надувательство, Аркадий, разве вы не физик, не ученый?..
— Эх, парень, что нам законы, для нас мир — царство случая…
— В природе нет злонамеренности, и шуточек всяких тоже…
Их болтовня была прервана реальным событием — сгорел телевизор. Как раз выступал политик, про которого говорили -» что он сегодня против себя выкинет?..» И он, действительно, преподнес пилюлю: лицо налилось кровью, стал косноязычен, как предыдущий паралитик, и вдруг затараторил дискантом.
— Сейчас его удар хватит, — предположил Марк, плохо понимающий коварство техники. Аркадий же, почуяв недоброе, схватил отвертку и приступил к механическим потрохам, раскинутым на полочке рядом с обнаженной трубкой. «Ах, ты, падла…» — бормотал старик, лихорадочно подкручивая многочисленные винты… Изображение приобрело малиновый оттенок, налитые кровью уши не предвещали ничего хорошего, затем оратор побледнел и растаял в дымке. Экран наполнился белым пламенем, глухо загудело, треснуло, зазвенело — и наступила темнота.
— Всему приходит конец, — изрек Аркадий очередную банальность. — Зато теперь я спокойно объясню вам, как опасно быть серьезным.

Ассорти2 ( 24072015, Хисари)


Автопортрет средних лет. В зеркало не смотрю, истинное положение дел не интересует, а только восприятие и ощущение от самого себя, здесь оно уж слишком благостное, на мой вкус 🙂
………………………

Пастели — «Подвалы», серия 80-х годов. В России можно только в подвале жить, если совсем честным быть, да. Так я думал в 70-80-х, так думаю и сейчас. А уезжать никогда не хотел, нет у меня веры в «другой мир» — по большому счету мир везде одинаков, можете сколько угодно говорить мне о различиях — везде рождаешься и везде умираешь, и везде одинок, если требователен и честен. Это вопрос не истин и не законов, а внутреннего самоощущения, я о своем, вы мне — о своем… и расходимся как в море корабли… ну, гадость эти слова, густая гадость, потому что… потому что слова…
………………………..

Бананы педанта. Люблю больше всего не истину, не правду, не артистизм — а точность, то есть, верность собственному чувству. Ну, да, оно, чувство, несколько многообразней, но простые «модели» тоже что-то отражают… если не с головкой в них сидишь. Оттого я не люблю всякие черные квадраты, особенно под старость невзлюбил — чернота должна быть насыщена светом, а свет содержит в себе и черноту…
…………………………..

Дама с собачкой.
……………………………

Январская оттепель за окном десятого дома, где Перебежчик зверей кормил. Я благостные тексты о зверях не люблю, их жизнь не менее драматична, чем наша. Проникся уважением к Пикассо, гениальному пижону, который приблизив намешливую морду к картинке какого-то абстракциониста, кажется Кандинского, спросил — «А где же здесь драма?..»
…………………………..

Картинка такая большая есть, не люблю ее за слишком наглый цвет… Висела в кухне много лет. Хотел убрать, спрятать или отдать желающим, но ленился, какая в конце концов разница, что тут висит, редко по сторонам смотрю… Но внезапно проникся жалостью к ней, как к больному ребенку, который может быть ужасен, надоедлив, капризен… но если нет перед ним простора, будущего нет, то жалости всегда достоин. Сейчас не помню, где она, кому отдал… или по-прежнему в доме, в котором больше не живу… Это беда, беда эгоиста — привязываешься к себе, ругаешь, проклинаешь… и жалеешь, а картинка ведь часть тебя в себе носит, пусть не лучшую, но часть…
…………………………….

Цветки. Вообще-то я такое изобилие не люблю, мой идеал — отдельный цветок, отдельный и одинокий во всем мире… как у Володи Яковлева иногда получалось, все хорошее — оно иногда, и то хорошо, если хотя бы иногда случается… А эти цветки исключение для меня.