День: 24.09.2015

Туся
…………………………………………………….

Туся (2)
…………………………………………………………..

Кася
…………………………………………………….

Закат в Пущине
…………………………………………………….

Утро
………………………………………………………

Сумерки
…………………………………………………….

В музее
……………………………………………………..

Кто идет?..

На бумаге: в кн. «Повести» Изд-во «Э.РА» М. 2004 г. Тираж мой — 100 экз. В Интернете — сколько угодно.
………………………………………………………………………………

Иногда мы с Гришей шиковали, бутылку токайского и в гости. У него знакомых куча, весь авангард. Как-то пришли в одной даме, у нее салон, картинки продаются. Сам Лева Рубик выступал. Мальчик лет двадцати пяти, гений, они говорят. Я думал, будет рукопись читать, а он аккуратно сел, вытащил из кармана стопку карточек, на них в библиотеке записывают книжки, взял первую, прочитал, отложил, потом вторую, третью… На каждой одна фразочка, иногда неглупая, но чаще обычная, ничего особенного. Такие в воздухе летают и доступны каждому, простите, дураку, зачем их записывать…

Но все смотрят как на фокусника, зайцев из шляпы за уши вытаскивает, одного за другим.

Я сначала разозлился, а потом пригляделся — мне жаль его стало. Донельзя застегнутый, зашнурованный до последней дырки человек, ничего своего сказать не может, выкрикнуть не в силах, то ли страсти не хватает, то ли стесняется… И придумал себе цирк, его зрелище само по себе интересует, как все происходит, как устроено… На все искреннее и глубокое снаружи смотрит, а оттуда совсем другая картина, смешная даже.

Вышли мы с Гришей, тихая ночь, снег мягкими воланами прикрыл дневную грязь, кусочек луны подглядывает из-за голубых облаков… Идем, скрипим, он молчит, и я молчу. Мне неудобно высказываться, дурак дураком в этих делах. А потом в один момент сошлись — как захохочем оба, глядя на звезды зимние, на осколок луны…

— Во, бедняга… — Гриша мою мысль на пол-оборота вперед угадал.

И я так считаю:

— Не можешь простое слово, молчи в тряпочку!..

— Не-е, я не согласен, — Гриша говорит, он поддерживает, но не соглашается, — пусть себе наблюдает.

Лева, говорили, неплохой человек, рассеянный, тихий и печальный. Пробовал стихи писать, не получилось у него. Не женится, боится ответственность взять.

Тут я его понимаю.

* * *

Другой раз стихи читал толстый малый с рябыми щеками, завывал смешно. Мне запомнилось одно — «Дверь! Дверь!» С любовью написано, я к дверям тоже неравнодушен. Хотя веранда у меня вообще без двери была… Не забыл о ней, мечтаю. Хижину в песках помню, тоже без двери. Мы там два дня отсиживались без воды, пока песок не улегся, потом дальше пошли. Тот песок у меня в зубах навечно скрипит.

А про Леву Гриша еще сказал:

— Ни страсти, ни куража — придумки одни холодные. Прячутся за слова, макаки бесхвостые.

— А я могу?..

— Чего «могу»?

— Ну, написать толковое, умное…

— Не-е. Тебе умное никогда не написать. Но ты пиши, пиши, просто пиши как пишется. У тебя другое затруднение, слегка помяли тебя. Жизнь не хочешь любить. Просто так, ни за что. А писать — напишешь чего-нибудь, еще почитаем.

Я было обиделся на него, а потом вижу — прав. За что ее любить?.. Не люблю. Какие-то мелкие картинки остались от теплой жизни — их вижу, о них и пишу. А остальное пустыня, что о ней писать, только стоять и выть. Вот и стою посреди нее и вою хриплым своим жутким голосом. Оттого люблю волков, за этот вой бездомный, за дикую неприкаянность. В сильных словах не смысл, а именно вой слышу. Вой по жизни, по смерти, по страху своему… по любви, которой быть не может.