Из двух повестей…

Наконец ключ в сердце замка, поворот, еще — дверь дрогнула, медленно, бесшумно распахивается темнота, и только в глубине слабо светится окно.
Тут уже знакомые запахи — пыли, старой мебели… и тепло, тепло…
Рука сама находит выключатель, вспыхивает лампочка на длинном голом шнуре, я стою в маленькой передней, прямо из нее — комната, за ней вторая… налево — кухня…
Здесь всё мое, собрано за много лет. Можно потрогать… но гораздо трудней защитить, чем то, что только в памяти живо.
Каждый раз, возвращаясь, приветствую своих — ребята, я вернулся!
…………………………………….
Большая двуспальная кровать, на ней когда-то лежал отец, над его головой гравюра японца, вот она!..
У окна столик с принадлежностями художника. На нем мои краски, несколько баночек с гуашью — две красные, две желтые, черный, белый, зеленый один, а синих нет, я этого цвета не люблю. Бумажка у меня серая, оберточная, шершавая… заранее нарезаю, стопками большие листы… Чтобы гуашь не отвердела, подливаю к ней водички… В потемневшем стакане кисти — новые, с цветными наклейками, тут же — несколько побывавших в работе, но аккуратно промытых, завернутых в папиросную бумажку. Рядом со стаканом — блюдце, запорошенное мягкой пылью, но край остался чистым — синим с желтыми полосками. На блюдце крохотный мандарин, высохший, — он сократился до размеров лесного ореха и стал бурым, с черными усатыми пятнышками, напоминавшими небольших жучков, ползающих по этому старому детскому мандарину. Рядом с блюдцем пристроился другой плод, размером с грецкий орех, он по-иному переживает текущее время — растрескался, — и из трещин вылезли длинные тонкие розовые нити какой-то интересной плесени, которой больше нигде нет, только этот плод ей почему-то полюбился… Над столиком на полочке, узкой и шаткой, выстроились в ряд бутылки с маслом, сквозь пыль видно, что масло живо, блестит желтым сочным цветом, время ему ничего не делает, только улучшает… Повсюду валяются огрызки карандашей: есть среди них маленькие, такие, что и ухватить трудно, мои любимые, долго и старательно удерживал их в руке… и тут же другие, небрежно сломанные в самом начале длинного тела, и отброшенные — не понравились… и они лежат с печальным видом… Стоят многочисленные бутылочки с тушью, в некоторых жидкость успела высохнуть, они с крошками пигмента на дне, нежно звенят, если бутылочку встряхнешь…
И все эти вещи составляют единую картину, которая требует художника: вот из нас какой получится натюрморт!
На стене напротив окна висит одна картина — женщина в красном и ее кот смотрят на меня. На других стенах пять или шесть картин. На одной из них сводчатый подвал, сидят люди, о чем-то говорят, в глубине открыта дверь, в проеме стоит девушка в белом платье, за ней вечернее небо… На другой картине странный белый бык с большим одиноким глазом и рогами, направленными вперед, как у некоторых африканских антилоп. Этот бык стоит боком и косит глазом — смотрит на меня… за ним невысокие холмы, больше ничего… А дальше — снова подвал, две фигуры — мужчины и женщины, они сидят за столом, на котором тлеет керосиновая лампа, отделены друг от друга темнотой, погружены в свои мысли…
Эти вещи и картины… они охраняют реальность моего пространства среди сутолоки сегодняшнего дня.
……………………….
На столе мои листы, история не закончена. Зато я дома, всё помню, живы еще иллюзии, надежды…
Вытягивая слова на бумагу, всматриваюсь в себя. Блаженное состояние… Но требует терпения. Внешнее впечатление и внутренний стимул, и то и другое должны быть достаточно сильны, чтобы насытить своим состоянием всю вещь. Относится и к живописи, и к прозе.
Требующиеся для творчества способности… а может, лучше сказать — требующие творчества?.. не умение говорить и писать слова или схватывать точные пропорции предметов. В первую очередь, особое отношение к реальности, когда человек не бросается переделывать внешний мир, а устраивает его в своей голове, как ему хочется. Одинаково и для прозы, и для живописи…
Когда есть такой импульс, то дальше важны повышенная чувствительность, обостренная восприимчивость, чувство меры и ритма, которые связаны с осязанием, ощущениями тяжести, положения тела в пространстве… Творчество почти физиология. Чтобы вместить свое Состояние в тесные рамки формы, требуется его собрать, а значит — усилить, без усиления ничего путного не получится. При этом важно, чтобы не было грубости, тупости, нечувствительности… Тупость ощущений присуща многим образованным людям, здоровым и уравновешенным, которые в обыденной жизни очень даже милы: спокойны и устойчивы, не слишком чувствительны к уколам, обидам, редко выходят из себя…
Но не всё подвластно творчеству, его основа безгласна. Простые ощущения — фундамент мира каждого из нас. Теплое прикосновение, сухой песок в сжатом кулаке, мокрая глина, гладкие морские камешки…
Начало остается в темноте…

между прочего (ответ на вопрос)

Нет, Довлатова не читал, просмотрел пару страничек одной вещицы, да. И всё. Понимаете, разумеется, вижу, что человек не плохо(не отдельно) пишет, мне это ясно. А дальше… глубоко личное дальше, и в большой степени к Довлатову Не относится. Меня не интересует вот такая привязанность в текущему времени. Почему? Ну, я как-то пытаюсь в любом времени… и независимо от времени находить общие всем временам черты. Конечно, не без намеков на ту реальность, которую хорошо знаю. Но избегая ее досадных мелочей. Виновато конечно и мое воспитание, и вся моя жизнь — грубо говоря, я никогда реальной жизнью не жил — почти ни с кем не дружил (любил — да) не пил, во всяком случае сходок на эту тему не терпел, один, ну, вдвоем… и хватит. Одиночка, увлеченный до предела, возможного для не совсем аутиста, своими занятиями — то наукой, то живописью, то прозой. И теперь нисколько в этом не раскаиваюсь. О чем мне было интересно писать? О зверях, об отношениях между людьми и зверями — конечно, да. О художниках, писателях, хотя в сущности о себе, что поделаешь, это так. Как один человек протягивает руку другому… или зверю… это важно, это в жизни редко бывает, но редкое- оно самое интересное и важное!
Саша Кошкин из «Жасмина» — это я о себе, ну, конечно, есть усиление, отметаются ненужные детали — но я только так и могу и писать… и рисовать… Моё писание, также как и живопись-графика-фотообработки, сугубо «монологичны», и только такая проза меня волнует (хотя оценки это что-то другое, могу и пошире смотреть, но быстро забываю просмотренное=прочитанное)
Вы спрашиваете про современную литературу. Не знаю такой на русском. Россию и ее культуру любил, и разлюбил, ту, что в современном варианте. А это надолго здесь так, если не насовсем.
О пропагандистских маневрах говорить вообще не стоит. Про выпячиваемую любовь к России — тоже. Я приехал сюда из Эстонии в 23 года, был многими чертами 60-х годов в Ленинграде очарован, но это были отдельные люди, узкий круг, да и там я не задерживался никогда, мне обычно получаса общения хватает — и в сторонку, к себе… смайл. Сейчас? Стал терпеливей, и есть несколько человек, с которыми у себя на кухне чувствую себя замечательно… но их только несколько. Уважаемых — круг пошире, да, но тоже ничтожный. Люди, с которыми я бы хотел разговаривать, но не пршлось всерьез — они куда-то делись, умерли, наверное, или уехали… Понимаете, я совершил 1-2 отчаянных прыжка в жизни, и никого слушать и слышать не мог, потому что все (а некоторые — точно, так было) мне говорили, как уважаемый и любимый мной Михаил Волькенштейн, отличный ученый — «Дан, вы не Гоген…» он мне говорил. Зачем мне было это слушать, наверное, он был прав, но мне эта правота не нужна была, с ней бы я бросился учиться, рисовать гипсы, копировать, стараться быть «похожим на художников»… а это было мне чуждо. Единственное в жизни, что я действительно мог и умел — это хотеть. Наверное, сыграло свою роль детство, болезни, когда перевернуться на другой бок стоило мне мужества и преодоления. Выросло тотальное наплевательство на чужое мнение, да. А результаты — как получится, я был согласен.
Но начал я с Довлатова, не с Прилепина же начинать. Чужд мне Довлатов, наверное, хороший писатель. Только мнение, и для ЖЖ оно, никогда не стал бы высказываться пошире, кому э\то интересно… а ссылка на FB пустой номер, оттуда ко мне в ЖЖ почти никто не ходит, кроме знающих меня по ЖЖ, так что ничего страшного.
Кажется, ответил Вам, пусть денек повисит, придет к Вам весточка, прочитаете, завтра уберу. Не люблю громко кричать. Вы пишете, что как писатель я «недооценен»? Не думаю так, моим рассказикам больше тридцати лет, смотрю в «Сетевой словесности» — их еще читают. Кое-какие слова я там бы выкинуд, переставил знаки «препирания» но в целом не отказываюсь от себя.
Извините, что отвечаю здесь, письма пишу только ОЧЕНЬ знакомым людям, а ответить на вопрос иногда хочется. Вы дали мне ссылочки на прозу-ру, спасибо, но я не судья, мало что знаю, так что ответа не ждите, и помочь Вам… ну, никак не могу, у меня фактически нет связей с журналами. С уважением Дан

АССОРТИ 3 (17092015)


Натюрморт с увеличительным стеклом.
……………………………………………………

Любовь до гроба (умерли в один день)
……………………………………………………..

Залив (б. цв. и ч. тушь) Двойная обработка
………………………………………………………

Взгляд в темноту
………………………………………………………

… если бы молодость знала… (если бы старость могла…)
………………………………………………………

Похоже, старый ежик заблудился в своем же доме…
………………………………………………………

Ассоль в своих любимых тонах
……………………………………………………….

Перед окном
…………………………………………………..

Перед картиной