День: 24.06.2014

Картина была гениальной, и Рем, при всем возмущении, это понимал.
Гениальной — и пустой, как все, что выходило из-под кисти этого красивого, сильного, богатого человека, который прожил свою жизнь, беззаботно красуясь перед всем миром, и кончал теперь дни, окруженный роскошью своего имения, раболепством слуг, безусловным подчинением учеников, обожавших его… Так Рему казалось, во всяком случае.
— Чему я могу научиться у него? — он спросил у Зиттова, это было давно.
— Он — это живопись. Только живопись. Глаз и рука. Зато какой глаз, и какая рука! А в остальном… сам разберешься, парень.
Но вернемся к картине.
Ничего чудесней на свете Рем не видел, чем это расположение на весьма ограниченном пространстве холста множества человеческих фигур, вздыбленных коней, собак, диких зверей… Все было продумано, тщательнейшим образом сочинено — и песок, якобы алжирский, и пальмочки в отдалении, и берег моря, и, наконец, вся сцена, чудовищным и гениальным образом закрученная и туго вколоченная в квадрат холста. Как сумел Паоло эту буйную и разномастную компанию втиснуть сюда, упорядочить, удержать железной рукой так, что она стала единым целым?..
Рем думал об этом всю зиму, ветер свистел над крышей, огонь в камине и печи гудел, охватывая корявые ветки и тяжелые поленья, пожирая кору, треща и посвистывая… Со временем Рем стал видеть всю эту картину, или сцену, в целом, охватил ее взглядом художника, привыкшего выделять главное, а главным было расположение светлых и темных пятен.
И, наконец, понял, хотя его объяснение выглядело неуклюже и тяжело, как все, что исходило из его головы. К счастью, он забывал о своих выдумках, когда приступал к холсту.
Винт с пятью лопастями — винт тьмы, а вокруг него пространство света, и свет проникал свободно между лопастями темноты, и крутил этот винт, — вот что он придумал, так представил себе картину Паоло, лучше которой тот, кажется, ничего не написал, — со временем в его работах было все больше чужих рук. Теперь он давал ученикам эскиз, они при помощи квадратов переносили его на большой холст, терпеливо заполняли пространство красками, следуя письменным указаниям учителя — рядом с фигурами, мелко и аккуратно, карандашом…. Потом к холсту приступал самый его талантливый и любимый ученик, он связывал, объединял, наводил лоск… и только тогда приходил Учитель, смотрел, молчал, брал большую щетинистую кисть, почти не глядя возил ею по палитре, и вытянув руку, делал несколько легких движений — здесь, здесь… и здесь… «Пожалуй, хватит…»
Но на этом полотне совсем, совсем не так!.. Сделано в едином порыве одной рукой.
На ней фигуры застыли в ожидании решительных действий, еще не случилось ничего, но вот прозвучит сигнал, рожок… или они почувствуют взгляд? — и все тут же оживет. Ругань, хрип, рычанье… В центре темная туша бегемота, он шел на зрителя, разинув во всю ширину зубастую пасть, попирая крокодила, тот ничтожной ящерицей извивался под ногой гиганта, и в то же время огромен и страшен по сравнению со светлыми двумя человеческими фигурами, охотниками, которые валялись на земле: один из них, картинно раскинув руки, красавец в белой рубашке, притворялся спящим, и если б не обильная кровь на шее, мертвым бы не мог считаться. Второй, полулежа на спине, с ножом в мускулистой ручище, такой тонкой и жалкой — бессильной по сравнению с мощью этих чудовищ… Он, выпучив глаза, сопротивлялся, ноги придавлены крокодильей тушей, на крокодила вот-вот наступит гигант бегемот… Парень обречен.
Теперь с высоты птичьего полета, общего взгляда, так сказать… В центре темного винта, который Рем разглядел, — бегемот, тяжелое пятно, от него пятью лепестками отходят темные пространства, они заполнены собаками, частями тел людей, землей меж крокодильими лапами… а сверху…
А сверху вздыблены — над бегемотом, крокодилом, фигурами обреченных охотников, над всем пространством — три бешеных жеребца, трое всадников с копьями и мечами… Чуть ниже две собаки, вцепившиеся в несокрушимый бок бегемота, достраивали гигантские лепестки, растущие из центра тьмы, из необъятного брюха… Темные лопасти замерли, но только на момент!.. вот-вот начнут свое кружение, сначала медленное, потом с бешеной силой — и тут же появится звук — лай, вой, стоны… все придет в движение, апофеоз бессмысленной жестокости… И в то же время — застыло на века. Картина на века, на вечность!..
И лежащие на земле умирающие люди, и гигантские туши обреченных зверей, еще полных яростной силы, и три собаки, две с одной стороны, терзающие бок бегемота, гигант не замечал такую малость… и третья, с другой стороны, ей достался шипастый крокодилий хвост, она вцепилась в него с яростью обреченной на смерть твари… и эти всадники, троица — все это было так закручено, уложено, и вбито в ровный плоский квадрат холста, что дух захватывало. Казалось, не может смертный человек все так придумать, учесть, уложить — и вздыбить… довести напряжение момента почти до срыва — и остановиться на краю, до предела сжав пружину времени… И ничего не забыть, и сделать все так легко и весело, без затей, и главное — без раздумий о боли, крови, смерти, о неисчерпаемой глупости всего события, жестокой прихоти нескольких богачей…
Вся эта сцена на краю моря, на пустынном берегу — постыдная декорация, выдумка на потребу, на потеху, без раздумий, без сожаления… лучшее отброшено, высокое и глубокое забыто, только коли, бей, руби… И обреченные эти, но могучие еще звери, единственные в этой толпе вызывающие сочувствие и жалость… зачем они здесь, откуда появились, почему участвуют?…
Рем возмущался — он не понимал…
И в то же время видел совершенство, явление, великую композицию, торжество глаза и того поверхностного зрения, которое при всей своей пошлости и убогости, сохраняло свежесть и жуткую, неодолимую радость жизни.
Вот! Откуда в нем столько жизни, преодолевающей даже сердцевину пошлости, лжи, бесцельной жестокости и убийства ради убийства, ради озорства и хамского раболепия, ради торжества чванства и напыщенности?..
И все эти его слова обрушивались на картину, которая, может, и не заслуживала такого шквала чувств.

Поворот на Бутурлино
……………………………………..

Овощи на голубом фоне
……………………………………..

Чтец повести «Последний дом» в капелюхе
…………………………………………..

Старые друзья, общая еда
……………………………………………….

Очень важно положение хвоста
………………………………………….

Старая Туся на подушке
………………………………………..

Иероглифы растений
…………………………………………

Осеннее окно, несколько сухих листьев, нарисовано «мышкой», впрочем, это неважно.
…………………………………………….

Дом моего детства
……………………………………….

Один из вариантов картинки на тему «отдохнешь и ты». Скорей, эскиз к более интересным вариантам, как мне кажется.
…………………………………………..

В основе фотография, за эту картинку меня ругали — грязновато, небрежно и прочее.
Но мое ощущение предстоящего холода и тьмы она передает
…………………………………………

Это, конечно, монтаж, на переднем плане честный фотонатюрморт, задний план — рисунок.
……………………………………………..

Был и есть у меня такой фотоплакат. Предложил его обществу защиты животных,
они написали, что «слишком печально»
…………………………………………….

Страна кривых гвоздей. Никаких намеков, я люблю ненужные никому вещи, они свободны и живут своей жизнью, так мне кажется. В известной степени применимо и к людям, они, правда, стараются быть нужными, и в жизни, действительно, есть такой период, и это неплохо, совсем неплохо, но наступает время, когда все больше хочется уединения и тишины…
……………………………………………

Скорей фотоэскиз на переднем плане, несложившийся до конца натюрморт, на заднем, за окном — живописный набросок, сделанный в Прибалтике очень давно.
……………………………………………..

«По первому снегу». Собачка антикварная из города Плимут, часы тоже настоящие, а поле снежное и голые кусты — рисунок.
………………………………………….

Осенняя тема. На переднем плане овощи и фрукты почти настоящие, на заднем, за окном осенний вид, живопись
………………………………………………

Ну, это почти Ч/Б Меня всегда интересовал свет из щелей, дыр, сбоку, со всех сторон, несколько источников света и т.д. как моего героя Рема из повести «Парло и Рем» Повесть возникла из моего предположения, что два художника, немного похожие на Рубенса и Рембрандта, встретились. В принципе, это было возможно, они жили в одно время, только Рубенс на 30 лет старше. Как обычно бывает у меня, если увидится одна яркая сценка или картинка, представишь себе, и энергии впечатления достаточно, то написать уже не проблема.
………………………………………..

«А ваша собачка не укусит?» Это коллаж, рисунок вырезан из бумаги и выбран для него фон, дальше фото, потом кое-какая обработка. Я вообще не мыслю фото без «живописной» обработки, не автоматической разумеется, а руками, по пятнам. Есть фотографии, из старой жизни особенно, которые ценны своей точностью, соответствием той реальности, которая ушла или уходит. Но это не моя тема, об этом мало что могу сказать, для меня интерес в оптике совсем другой, это своего рода эскиз, начало живописной работы, а на холсте она или на экране для меня почти что нет разницы.
……………………………………………..

Эскизик на тему «Любимые углы»
………………………………………….

«Дорожка к Оке» Набросок, перо, легкая размывка, чуть-чуть акварели, кажется… Точно не помню, давно сделано.
……………………………………………

Портрет художника в красной кепке, была у меня такая. Ч/Б вариант. Вообще-то я в том возрасте не рисовал, и даже не думал о такой возможности, это было и во многом остается загадкой в моей жизни, которая как бы состоит из двух или даже трех независимых частей, что было для меня неприятным ощущением, я всякую нецельность не люблю и даже боюсь ее. Поэтому я написал первый вариант книги «Монолог от пути» — чтобы разобраться, что произошло, не было ведь никакого сознательного решения… Написав первый вариант, я понял, что писать не умею, и ничего не выразил, как хотелось. Я слышал, что для учения неплохо маленькие рассказики писать, и написал те, что частично вошли в книгу «Здравствуй, муха!» И втянулся, снова взялся за «Монолог», написал его окончательный вариант (хотя читая, едва удерживаюсь от того, чтобы не поправить явные неуклюжести! Это делать нельзя, практика показывает, если начнешь, то придется все писать заново. А к этому я не готов, и скорей всего делать не буду, хотя тема меня попрежнему волнует.
……………………………………………..

… были люди в наше время…» Мои постоянные друзья и герои многих картин и фотонатюрмортов, котика я вылепил сам, а «химера» для меня не химера, настолько разнообразна в разных ракурсах и освещении, и выразительна, я подружился с ней…