Рассказики из прошлого века

Еврей
Я шел по улице и увидел человека, который нес на плече щенка. Мне понравился щенок — шерстяной, пушистый, палевого цвета, а лапы большие — видно, что вырастет крупный пес. «Это кавказская овчарка, — говорит хозяин, — давай, продам за трешку». Он был сильно навеселе и уронил щенка, тот завизжал, хозяин стал поднимать его за одну лапу, переднюю, и щенку стало еще больней. Я пожалел щенка — не взять ли себе, думаю. «У меня еще один есть» — говорит хозяин. Мне захотелось посмотреть и второго. Мы пришли в школу, в подвал. Там была слесарная мастерская, и жили щенки. Первый щенок уже не жаловался, и смотрел весело. В углу сидел второй, такой же, но, поменьше ростом и с печальными глазами. Я подошел к нему. Он тут же перевернулся на спину и замер, а сам поглядывал на меня печальным глазом. Столяр говорит: «Этот веселый зовется заморский, а тот, который лежит — еврей». Пришел еще один рабочий и его послали за бутылкой. Тот щенок, который был евреем, встал и направился к блюдцу, но не успел — заморский тут же оттеснил его и сам стал чавкать. Заморский не пропадет, и я решил взять второго щенка. Столяр обрадовался — с заморским веселей, по городу ходить можно, а еврей высоты боится — визжит… Я взял своего щенка и пошел. По дороге я опускал его на землю, и он бежал за мной, но быстро уставал, и я снова брал его на руки… Я назвал его Васькой, и с тех пор он живет у меня.

Свое место
Старый кот любит нашу квартиру, а мою мастерскую не любит. Он приходит в нее иногда, если ему уж очень скучно. В сумерках я иду, и он — легкой тенью — за мной. Обычно он доходит до подъезда и садится, смотрит в сторону — значит у него свои планы. Так и есть, он плавно снимается с места и уходит не оглядываясь, голова опущена, хвост тоже, только кончик слегка загнут кверху и подрагивает. Видно, что он надеется на новые встречи и ему не до меня. «Ну, прощай» — и я спокойно иду к себе…
Но иногда он забегает вперед и решительно поднимается на третий этаж. По дороге метит дверь соседа, этажом ниже. Запретить ему невозможно — этих привычек он не меняет. У моей двери он делает только символический жест, и в передней тоже — прислоняется к двери и слегка трясет поднятым хвостом, но это просто знак — я здесь. Вообще он ведет себя честно, насколько позволяют привычки и обстоятельства, и в этом не слишком отличается от людей. А я стараюсь понимать его и не задерживать, когда он направляется к двери — значит надо…
В мастерской он сидит у меня на коленях, или на кровати — он ценит эту возможность, потому что в квартире сидеть на кровати нельзя. И все-таки он не очень любит здесь бывать, это уж так, за компанию и от нечего делать. Каждый раз он обходит все углы и не находит ничего интересного. Он ищет своего места, по его понятиям удобного и безопасного, не очень мягкого, но и не жесткого — и не находит. Я пытался его устроить, но он отвергал все мои предложения. Мне казалось, что я понимаю его, но, оказывается, чего-то не знаю…
Когда я сплю здесь, он устраивается у меня в ногах. Под утро я ему надоедаю, он начинает шумно мыться, как-то особенно яростно, иногда замирает с высунутым языком и снова набрасывается на себя. Скоро он уже весь мокрый. Тогда он прыгает вниз и с раздражением бросается на пол, стучит костями, и обязательно ложится спиной ко мне… потом снова бросается на кровать… Наконец, я не могу больше и открываю перед ним дверь. Он уходит, не оглядываясь — по спине вижу, что недоволен. Все-таки своего места нет… В квартире есть несколько подходящих мест, он их постоянно меняет, возвращается к прежним, а здесь — ни одного.
Вчера он пришел, и снова стал все осматривать, и вдруг замер, вытянулся весь и вглядывается в темноту. Да, я бросил на стул старое пыльное одеяло, а кончик лежал на полу, и образовалась такая ниша… Он подошел и все обнюхал… Я оставил его и стал рисовать, а потом прилег на койку. Вот сейчас он услышит скрип, и через секунду раздастся его топот, как будто под мягкими подушечками твердые-твердые деревяшки…
Но на этот раз знакомого топота все не было. Мне лень было встать, и я уснул. Ночью проснулся и пошел искать кота. Он блаженствовал на одеяле — лежал на спине, хвост откинут в сторону, передние лапы скрещены над головой. Он и не услышал, как я подошел. И утром он был на одеяле, лежал уже свернувшись клубком, только поднял голову, буркнул что-то и снова замер. Значит, нашел, наконец, свое место.

УТРЕННЕЕ АССОРТИ 010514


Пейзаж зависит от настроения, а не от оптики
………………….

Тишина и покой в Тракийской долине
……………………………………………….

Композиция с желтыми наклейками
……………………………………………………

Это самое-самое начало, 70-ые годы, к.м. темпера
…………………………………………………

Илл. к рассказику «Такая собака». Чудеса рядом с нами, и никакой фантастики!
…………………………………………………….

«Встреча» Двое встретились в пути, один спускается, другой еще надеется на вершину. Расставание неизбежно. А рисуночек сделан «мышкой», одно время любил.
……………………………………………………..

А это к ночному рассказику «Идите к черту все». Состояние загнанной кошки. Знакомое состояние.
……………………………………………………..

У этой все «в ажуре» — тепло, молодость, красота — и времени, сколько хочешь!..
………………………………………………….

Желтая шапка, я ношу ее зимними холодами уже тридцать лет, она защищает меня от мелочей и дрязг, от жизненной суеты. Как может, конечно. Я благодарен ей.
………………………………………………………

Шесть миниатюр с сухими травами. Трава вечна, я наблюдаю за ней десятки лет, она растет из трещин в камнях, и будет всегда, надеюсь. И когда нас, людей, здесь не будет, она вырастет снова и снова. И это придает мне спокойствие — жизнь трудно истребить даже такому монстру как человек.
…………………………………………………………

А это мой остров, может быть, сегодня он называется Крым?.. Нет — он совсем мой, об этом я писал в повести одной…

На ночь глядя

Я вам расскажу вещь довольно известную, но понятную умственно, а чтобы ее прочувствовать, надо еще немного пожить, по крайней мере большинству из вас. Это наверное некрасиво и неприлично, то, что я вам скажу, но если уж быть честным то до конца, не так ли? Старый человек к концу дня изнемогает от тяжести, и не только в ногах, в сердце или других органах, но и в том, что некоторые безответственные и непонимающие ничего люди называют словом — «душа». Но в конце концов, не в слове дело, а в том, что нет в мире места, куда можно уложить свои ноги, и всего себя, чтобы наступил покой. И тогда старый человек может сказать, если не боится, конечно — идите все, все, все К ЧЕРТУ, особенно если материться не привык, но эти его слова довольно много весят и значат, хотя по современным понятиям не очень грубы. Идите все к черту, со своей Россией, со своей Украиной, со своими путиными-распутиными… только оставьте меня в покое хотя бы до утра. Тогда утром я возможно еще соберу остатки сил и напишу или нарисую что-то с моей точки зрения красивое и значительное… только оставьте меня в покое со своими базарами, ценами, бомбами и нелепой ненавистью к людям другой национальности или класса, или страны… Одним словом… или этими тремя я все сказал, и ноги теперь положу повыше головы, ноги, которые еще с утра ходили, и надеюсь завтра еще мне послужат. Весь мир — к черту иди, и наступи ночь, и чтобы было темно и не очень холодно… И всё, и всё… всё